Многие из тех, кто всходил на борт корабля в Батавии, не добирались до Амстердама.
Корабельный манифест и список членов команды «Саардама», составленный гофмейстером Корнелиусом Восом
Господа
Генерал-губернатор Ян Хаан, его супруга Сара Вессел и их дочь Лия Ян
Гофмейстер Корнелиус Вос
Капитан стражи Якоб Дрехт
Кресси Йенс и ее сыновья: Маркус и Осберт Пьетеры
Виконтесса Дилвахен
Пассажиры
Пастор Зандер Керш и его воспитанница Изабель
Лейтенант Арент Хейс
Командование «Саардама»
Мастер-негоциант Рейньер ван Схотен
Капитан Адриан Кроуэлс
Старший помощник капитана Исаак Ларм
Члены команды
Боцман Йоханнес Вик
Констебль Фредерик ван де Хейвель
Узник
Сэмюэль Пипс
1
Арент Хейс взвыл от боли, когда в его широкую спину ударил камень.
Второй просвистел возле уха, третий угодил в колено, и Арент пошатнулся. Безжалостная толпа заулюлюкала, кое-кто уже выискивал на земле новые метательные снаряды. Городской страже пока удавалось сдерживать натиск сотен людей, которые, брызжа слюной, выкрикивали проклятия и злобно сверкали глазами.
– Да спрячься ты, ради бога, – сквозь шум взмолился Сэмми Пипс, едва ковылявший по пыльной дороге в блестящих на солнце кандалах. – Им нужен я, а не ты.
Арент был двое выше и шире Пипса, да и почти всех мужчин в Батавии. Сам он был свободен от оков и заслонял щуплого друга от толпы, почти полностью лишив ее мишени.
Еще до ареста Сэмми их прозвали Медведь и Воробей. Сейчас эти прозвища казались как никогда уместными.
Пипса вели из каземата в гавань, где ждал корабль, отплывающий в Амстердам. Четверо мушкетеров, сопровождавшие узника, держались чуть поодаль, не желая заодно испытать на себе гнев толпы.
– Ты мне платишь за то, чтобы я тебя защищал, – буркнул Арент, вытирая со лба пот, смешанный с пылью, и прикидывая, далеко ли еще до укрытия. – Вот и буду защищать, пока это в моих силах.
За огромными воротами в конце главной улицы раскинулся порт. Как только ворота за ними закроются, толпа их не достанет. Увы, но им приходилось плестись в самом хвосте длинной процессии, медленно ползущей по жаре. Казалось, ворота совсем не приблизились с полудня, когда процессия только покинула промозглую сырость каземата.
К ногам Арента упал камень, обдав башмаки пылью. Еще один отскочил от кандалов Сэмми. Торговцы продавали булыжники мешками и неплохо на этом зарабатывали.
– Чертова Батавия, – ругнулся Арент. – Этим ублюдкам лишь бы карманы свои набить, не важно чем.
В обычный день вдоль улицы стояли бы пекари, портные, сапожники, плетельщики корзин и свечники с товаром. Люди бы улыбались, веселились и ругали страшную жару, но стоило вывести на потеху толпе узника в кандалах, как в самой кроткой душе проснулся дьявол.
– Они хотят моей крови, а не твоей. – Сэмми попытался оттеснить Арента в сторону. – Укройся где-нибудь, прошу тебя.
Арент посмотрел на перепуганного друга. Руки беспомощно прижаты к груди. Темные кудри прилипли ко лбу, высокие скулы опухли и посинели от побоев. Карие глаза – обычно такие ироничные – широко распахнуты и полны отчаяния.
Даже несмотря на дурное обращение, Сэмми оставался красавчиком.
Короткостриженый Арент со сплюснутым носом составлял полную противоположность другу. Правое ухо ему порвали в драке, а несколько лет назад секли и промахнулись, о чем напоминал шрам, протянувшийся по подбородку и шее.
– Укроемся в гавани, – упрямо возразил Арент. Ему пришлось почти кричать, потому как толпа разразилась радостными возгласами.
Во главе процессии на белом жеребце ехал генерал-губернатор Ян Хаан. На нем была кираса поверх дублета, на поясе позвякивала шпага.
Тринадцать лет назад он купил поселение, основанное здесь Объединенной Ост-Индской компанией. Стоило местным жителям подписать договор, как он сжег деревню, а на пепелище построил город с дорогами и каналами.
Теперь Батавия была самой прибыльной факторией, и Яна Хаана вызвали в Амстердам, чтобы включить его в загадочный Совет семнадцати, руководящий Компанией.
Белый жеребец трусил по улице, зеваки рыдали, ликовали, пытались коснуться ног генерал-губернатора. Они усыпали дорогу цветами и возносили хвалу правителю.
Тот оставался безучастным к происходящему и смотрел вперед, высоко подняв голову. Остроносый и лысый, он походил на ястреба, сидящего на загривке коня.
От него старались не отставать четыре запыхавшихся раба с позолоченным паланкином, в котором сидели жена и дочь генерал-губернатора. Рядом, обмахиваясь веером, семенила служанка, раскрасневшаяся от жары.
Четыре мушкетера на подгибающихся от тяжести ногах несли сундук с Причудой. Пот капал со лбов на руки, пальцы скользили. Мушкетеры часто оступались, и тогда в их глазах мелькал страх. Они знали, каким будет наказание, случись что с драгоценным грузом генерал-губернатора.
За ними нестройной толпой шли придворные лизоблюды, высокопоставленные чиновники, свита, сановники и приближенные; годами они плели интриги и теперь, несмотря на жару, с радостью наблюдали, как генерал-губернатор покидает Батавию.
Увлекшись наблюдением за происходящим, Арент чуть отошел от своего подопечного. В воздухе тут же просвистел камень и в кровь расцарапал щеку Сэмми. Толпа торжествующе завопила.
Вне себя от ярости, Арент подобрал камень и запустил его в обидчика. От удара в плечо тот упал. Толпа негодующе взревела, стража с трудом сдержала натиск.
– Метко, – одобрительно пробормотал Сэмми, уклоняясь от града камней.
К тому времени, когда они добрались до бухт, Арент прихрамывал и все его огромное тело болело. Сэмми был в синяках, но серьезно не пострадал. Но и он издал возглас облегчения, когда ворота распахнулись.
За ними тянулся лабиринт из ящиков, бухт канатов, составленных друг на друга бочек, корзин с кудахтающими курами. Свиньи и коровы скорбно глазели вокруг, пока громкоголосые рабочие укладывали грузы в колыхающиеся у причала челны, готовые плыть к семи галеонам, что стояли на якорях в сверкающей под солнцем гавани. Со свернутыми парусами и голыми мачтами корабли напоминали перевернутых дохлых жуков, но вскоре на каждом из них будет суетиться по триста с лишним пассажиров и матросов.
Пассажиры трясли кошельками у снующих от берега к кораблям челнов, протискивались вперед, когда выкликали название их корабля. Дети играли в прятки среди коробов, хватались за юбки матерей, а отцы вглядывались в небо, пытаясь найти хоть одно облачко на безбрежной синеве.
Пассажиры побогаче стояли в стороне, окруженные слугами и дорогой поклажей. Ворчали под зонтиками и безуспешно обмахивались; пот заливался за гофрированные воротники.
Процессия резко остановилась, ворота начали закрываться, приглушая рев беснующейся толпы.
Последние брошенные камни отскочили от корзин, и все закончилось.
Арент протяжно выдохнул и согнулся, упершись руками в колени. Пот с его лба стекал в пыль.
– Крепко тебе досталось? – спросил Сэмми, осматривая порез на щеке Арента.
– С похмелья маюсь, – проворчал Арент. – В остальном все не так уж плохо.
– Мой саквояж достался надзирателю? – В голосе Сэмми послышался непритворный страх.
Сэмми обладал множеством талантов, в частности был искусным алхимиком; в том саквояже лежали настойки, порошки и эликсиры, которые он собственноручно изготовил для сыскной работы. Рецепты многих из них создавались годами из незаменимых ингредиентов.
– Нет, я успел забрать его из спальни до обыска, – ответил Арент.
– Хорошо, – обрадовался Сэмми. – Там маленький пузырек с мазью. Зеленый. Мажь ссадины утром и вечером.
Арент с отвращением наморщил нос:
– Это которая мочой воняет?
– Они все мочой воняют. Хорошая мазь по-другому пахнуть не может.
С пристани к ним шел мушкетер, выкрикивая имя Сэмми. Вислые поля старой шляпы с красным пером скрывали глаза. По плечам рассыпались спутанные русые волосы, пол-лица заросло бородой.
Арент окинул его одобрительным взглядом.
Большинство мушкетеров в Батавии служили в придворной страже. Они лучились довольством, бодро отдавали честь и умели спать с открытыми глазами. Судя же по виду этого мушкетера, он был настоящим солдатом. Синий дублет пестрел застарелыми пятнами крови и не раз латанными дырами от пуль и уколов шпаги. Красные бриджи доходили до загорелых, волосатых голеней, испещренных укусами москитов и шрамами. На перевязи позвякивали фляжки с порохом, мешочки с пулями и фитиль.
Подойдя к Аренту, мушкетер горделиво выставил вперед ногу.
– Лейтенант Хейс, я – капитан стражи Якоб Дрехт. – Он смахнул муху с лица. – Отвечаю за охрану семейства генерал-губернатора. В том числе и на борту корабля. – Дрехт обратился к сопровождающим его мушкетерам: – Живо в лодку! Генерал-губернатор распорядился, чтобы мистера Пипса разместили на борту «Саардама» раньше, чем…
– Слушайте! – раздался откуда-то сверху хриплый голос.
Все подняли головы, щурясь от яркого солнца.
На груде ящиков стоял какой-то человек в сером рубище. Его руки и лицо скрывали окровавленные повязки, сквозь которые виднелись лишь глаза.
– Прокаженный, – с отвращением пробормотал Дрехт.
Арент невольно отступил назад. Его с детства учили опасаться этих отщепенцев, чье появление могло погубить целую деревню. Их кашель да даже легчайшее прикосновение рук сулили долгую, мучительную смерть.
– Убейте и сожгите его, – приказал генерал-губернатор. – В городе не место прокаженным.
Мушкетеры в смятении переглядывались. Человек стоял слишком высоко, пиками его было не достать, мушкеты уже погрузили на «Саардам», а луков ни у кого не было.
Будто не замечая переполоха, прокаженный обвел толпу взглядом:
– Да будет вам известно, что мой господин плывет на борту «Саардама». – Блуждающий взгляд говорившего остановился на Аренте, из-за чего у того екнуло сердце. – Он повелитель всего тайного и скрытого, всех ужасных и темных сил. И, как того требует древний закон, он шлет вам предупреждение. Груз «Саардама» отмечен печатью греха, и всех осмелившихся подняться на борт ждет ужасная погибель. Этому кораблю не суждено доплыть до Амстердама. – Стоило прокаженному произнести последнее слово, как его лохмотья вспыхнули.
Он не издал ни звука. Пламя ползло все выше, пока не охватило его целиком.
Прокаженный не двигался.
И молча смотрел на Арента.
2
Будто внезапно осознав, что его пожирает пламя, прокаженный захлопал по одежде.
Потом пошатнулся и, не удержавшись, свалился с ящиков. Раздался тошнотворный звук удара тела о землю.
Арент подхватил бочонок пива, на ходу открыл, подскочил к прокаженному и залил огонь.
Лохмотья зашипели, ноздри заполнил запах гари.
Корчась в агонии, прокаженный царапал пальцами землю. Его руки и лицо страшно обгорели. Только глаза оставались человеческими – голубые, с огромными зрачками, полные дикой боли.
Он открыл рот, но не издал ни звука.
– Не может быть, – пробормотал Арент. Потом поглядел на Сэмми, который рвался из кандалов, пытаясь разглядеть, что происходит, и прокричал сквозь всеобщий гвалт: – Язык отрезан!
– Пропустите, я целительница, – раздался властный голос.
