– Тогда составим расписание!
– Да-да, будешь записываться ко мне на встречи.
Вал кладет руку мне на плечо и чмокает меня в волосы.
– Ты единственная, к кому я готов записываться куда угодно, на что угодно.
– Просто на заметку: я не испытываю подобных чувств по отношению к тебе, – язвлю я, и он хохочет в голос.
– Кстати, подруга, Тот, Чье Имя Нельзя Называть, стоит около окна и смотрит на нас.
– Да? Ну, пусть любуется.
– Вид у него довольно печальный.
– Не верю, этот человек не способен на чувства.
– Не знаю, не знаю…
– Докуривай и пошли обедать, я очень голодная.
Валентин тут же тушит сигарету.
– Я давно не ел в этом районе. Вообще не знаю, где вкусно…
– Тогда пошли в то кафе, которое ближе всего.
Мимо нас проходит Себастьян, но делает вид, что не замечает меня. Он так отчаянно старается не смотреть в мою сторону, что опять спотыкается.
– Кажется, кто-то на меня обиделся, – замечаю я, провожая его взглядом.
Мы направляемся в сторону ближайшего кафе на углу. Перед входом надеваем на лицо маски и дезинфицируем руки.
– Добрый день! Столик на двоих, на террасе, пожалуйста, – говорит Вал официанту, и нас сажают в конец террасы за милый круглый столик с плетеными стульчиками.
– Это был тот айтишник?
– Ага, его зовут Себастьян.
– Ну, вообще, айтишники умные, думаю, он знал, что у него нет никаких шансов с тобой.
– Почему это?
– Да брось, рядом с таким Себастьяном ты покроешься плесенью от скуки.
– Да, мой вариант – взрослый сводный брат, которому чихать на меня. Я точно создана для счастья! – с сарказмом произношу я.
Валентин хмыкает.
– Я бы не сказал, что ему чихать на тебя.
– Абсолютно, иначе бы он никогда не поступил со мной так, как поступил.
– Может, в его голове это было единственным правильным решением?
– А может, он просто чертов трус?
– Это тоже… Но ему абсолютно точно есть до тебя дело.
– Вал, ты бы видел, как вчера он пытался сказать нет моей стажировке! Сопротивлялся из последних сил.
– Это говорит о том, что ему не пофиг, – заявляет мой друг и замолкает.
К нам подходит официант с меню. Валентин его даже не открывает.
– Стейк и картошку, пожалуйста. Ты что будешь? Салат и стейк?
– Да, и принесите, пожалуйста, воды.
– Конечно, мадемуазель.
Официант забирает меню и удаляется. А Валентин стаскивает с себя толстовку и продолжает:
– Если бы ему было все равно, он бы сказал: «Конечно, Марион. Приходи ко мне на стажировку! Ведь это меня нисколечко не колышет»… А он рвал и метал, да?
– Да…
– Все потому, что видеть тебя каждый день в такой юбочке и с такими ножками довольно сложно.
– Я купаюсь в его злости, – признаюсь я и смотрю Валентину в глаза. – Мне так нравится его бесить. Ничего не могу с собой поделать.
– Получай удовольствие, детка.
Нам приносят воду и корзинку с хлебом. Я хватаю кусочек багета и с наслаждением ломаю хрустящий хлеб пополам.
– Когда ты вообще втюрилась в него? – неожиданно спрашивает Вал. – Я имею в виду, когда осознала свои чувства? Я никогда не спрашивал, но мне стало искренне интересно, как долго это длится.
Я задумываюсь… Любовь к Алексу расцветала в моем сердце постепенно.
– Знаешь, Вал, не было такого, что я увидела его, и во мне сразу проснулась любовь к нему… вовсе нет… – Я замолкаю, стараясь проанализировать свою жизнь.
Я живу очень долго с этой любовью, но она точно не случилась со мной в нашу первую встречу. Эстель часто говорила, что Алекс – красавчик. И куда бы он ни пошел, чтобы ни сделал, красавчиком его назовут везде и всюду. И я с ней полностью согласна.
– Я первый раз увидела его в ресторане. Антуан пригласил нас с мамой на ужин, на котором, по классике жанра, они объявили о своем решении связать себя узами брака.
Валентин разливает воду в наши стаканы и внимательно меня слушает.
– Эстель в то время жила в Штатах, поэтому на ужине не присутствовала. Мне было двенадцать лет, на мне было мое лучшее платье, нелепое каре, да и мой колючий взгляд тоже был при мне, если тебе интересно, – со смешком добавляю я. – Алекс опаздывал, а когда появился, у меня возникло ощущение, что на землю спустилось солнце в его лице и все вокруг заиграло новыми красками, озаренными его сиянием. Звучит тупо, но именно так все и было.
Я беру стакан в руки и делаю неторопливый глоток. Я так отчетливо помню нашу первую встречу. Его голубые глаза весело сверкали, полные губы были приподняты в плутовской улыбочке. Он пришел с опозданием в сорок минут и тут же отпустил шуточку. Мама расхохоталась, Антуан улыбнулся, а я… я подумала, что Алекс очень красивый. Я бы даже сказала, слишком. Нет, не той смазливой красотой, по которой тащатся девочки-подростки. Алекс и тогда уже был мужчиной. Высокий, широкоплечий, в стильном деловом костюме. Светлые волосы пребывали в аккуратном беспорядке, он сразу взъерошил их, придавая своей внешности более небрежный, но безумно притягательный вид. Когда он улыбался, на щеке, словно играючи, появлялась ямочка. Я разглядывала его… Алекс был очень красивым и чертовски обаятельным, а после моего отца я не доверяла красивым людям. Поэтому смотрела на него с подозрением, ожидая подвоха. Все ждала, когда улыбка пропадет и он покажет свое истинное лицо. Этого в тот вечер так и не произошло.
– Он тогда много шутил, привлекал всеобщее внимание и даже умудрился насмешить меня, несмеяну, целых два раза. Он был такой беззаботный. Баловень судьбы, – продолжаю я рассказывать Валентину.
– Все случилось в первую же встречу?
– Нет, конечно. Мне было двенадцать, ему двадцать семь лет…
Я проваливаюсь в воспоминания девятилетней давности. Помню, как мы выбирали десерт. Алекс задумчиво постукивал пальцем по подбородку.
– Да, непростой выбор. Что думаешь, Марион, тирамису или шоколадное фондю?
Признаться, в моей голове стоял тот же вопрос. И я не знала, какой выбор сделать. Алекс усмехнулся в своей фирменной манере и предложил:
– Давай я возьму шоколадное фондю, а ты тирамису, и мы с тобой немного поделимся? Что скажешь?
Он казался таким расслабленным, таким влюбленным в жизнь. Он смотрел на меня с улыбкой, и уголки моих губ сами по себе приподнимались, отвечая на нее, улыбаясь в ответ.
– Отличная идея, – заключила я, и мы так и сделали. Только вот Алекс съел меньше половины своего шоколадного фондю, а я так увлеклась, что практически не оставила ему тирамису. Мне стало неловко и даже капельку стыдно. Он подмигнул мне и постучал по своему животу.
– Ты только что сделала мне одолжение: поверь, отрабатывать в зале лишние калории никому не доставляет удовольствия. Давай ты доешь все тирамису, и я со спокойной душой сегодня усну, не думая о завтрашней тренировке.
И я доела, в конце довольно облизнув ложку, а после прикончила еще и фондю. Мама, качая головой, начала было лекцию о вреде чрезмерного употребления сахара. Но Алекс очень удачно сделал комплимент ее платью. Она рассыпалась в благодарностях, а он в очередной раз мне подмигнул. Александр-Антуан дю Монреаль покорил меня в тот вечер.
– В ту первую встречу он скормил мне два десерта, – со смешком говорю я Валентину. – Знаешь, даже странно, но Алекс никогда не был для меня братом. Сидя с ним за одним столом, уплетая два десерта, я не думала: «Как круто, что этот клевый парень стал моим братом». Таких мыслей не было.
– А о чем ты думала?
– Он скорее превратился в моего кумира, – решаю я признаться Валентину. – В мои двенадцать лет мне безумно захотелось быть похожей на него, стать такой же раскованной, уверенной и находиться в центре внимания. Быть такой же жизнерадостной, беззаботной и красивой.
– Да, интересно… Но когда ты все-таки поняла, что любишь его? – не унимается Вал.
Прячу взгляд. Не хочу делиться этим с Валентином. Прекрасно осознаю, когда я увидела в Алексе парня, но это слишком личное.
– Не знаю, Вал. Видимо, когда я взрослела, менялось мое восприятие мира и отношение к нему.
Официант приносит наши заказы. Мы стаскиваем маски. Валентин хмурится. Он молча начинает разрезать стейк, я же решаю посолить и поперчить мясо.
– Я знаю, когда ты врешь мне, – вдруг сообщает Вал и отправляет кусочек мяса в рот.
Я теряюсь, а он смотрит мне в глаза.
– Не хочешь – не делись. Но можно честно сказать: «Вал, давай закроем тему, не хочу ни говорить, ни делиться».
– Я не хотела тебя обидеть. Прямолинейность порой рушит даже самую крепкую дружбу.
– Вранье – вот что разрушает абсолютно все. Наша дружба строится на правде. Ты говоришь, что думаешь. Я говорю, что думаю. Мы хаваем дерьмо друг друга, осознавая, что в любой ситуации, несмотря ни на что, готовы поддержать друг друга и быть рядом. Вот мое представление о дружбе, Марион.
Он не злится, но очень обижен. Его легко читать, вся гамма чувств написана на лице. Я беру его за руку…
– Прости, пожалуйста, я правда не хотела тебя обидеть.
– Забыли, но просто так больше не делай, ладно?
– Не буду, – обещаю я, и он начинает поглаживать мою руку большим пальцем.
– А теперь улыбнись и посмотри на меня, как на самый сочный и крутой чизбургер. Представь мягкую булочку, пышную котлетку, плавленый сыр…
Я непонимающе хмурюсь, а он продолжает гладить мою ладонь, что тоже вызывает у меня вопросы.
– Может, ты оставишь мою руку в покое?
– Марион, – он смотрит на меня ласковым взглядом, – я твой самый вкусный чизбургер в жизни. Давай, глянь на меня с любовью и обожанием. – Он заговорщически мне подмигивает, словно флиртуя, но я знаю, что когда он флиртует, то делает это иначе.
Я улыбаюсь ему в ответ и переплетаю наши пальцы.
– Дай угадаю: Тот, Чье Имя Нельзя Называть, смотрит на нас?
– Какая же ты догадливая… Тебе понадобилось всего пять минут! Реактивный двигатель!
– Не знаю, что хуже: что ты пользуешься мной, чтобы позлить Алекса, что просишь меня смотреть на себя влюбленным взглядом или что, прося об этом, говоришь о чизбургере?
Валентин фыркает и обольстительно улыбается.
– Мы пользуемся друг другом! А насчет бургера… Зато это работает. Никто не смотрит на чизбургер равнодушно!
– Если только ты не веган.
– Думаю, веганы смотрят на него со смесью ненависти и любви. У них с чизбургером примерно те же отношения, что у Алекса с тобой. Они трындец как хотят его съесть, но башкой понимают, что нельзя, и это портит им жизнь.
Я хмыкаю и наигранно нежным голоском заявляю:
– Валентин, ты такой романтичный засранец. Твоя философия отношений и чизбургеров… просто растопила мое черствое сердце.
– Порой я задаюсь вопросом, как только общение с тобой не вогнало меня в депрессию! С тобой поведешься – комплексов не оберешься.
– Ты еще и поэт! – продолжаю весело иронизировать я, и он смеется.
– А знаешь, что очень смешно? Девушка рядом с Алексом что-то очень увлекательно зачесывала ему последние пятнадцать минут. А он угадай что делает?
– Записывает за ней? Кивает с серьезным выражением лица важного босса?
– Хотелось бы ей… Он смотрит на тебя… Точнее, каждые две минуты возвращается взглядом. Она даже обернулась, чтобы посмотреть, на кого он пялится. Вот это я называю «Спалился по полной программе»!
– Он опять бросает на тебя грозные взгляды?
– Он злится, но видно, что пытается сдержать эмоции. Слушай, а девушка-то рядом с ним ничего такая… Кто она вообще? – Вал с интересом в глазах рассматривает Натали. Это раздражает, поэтому я резко отдергиваю руку. Возвращаю его на землю, так сказать.
– Подбери челюсть. Это его персональная ассистентка. Он ее привел на ужин вчера.
