Из соседней комнаты донесся звук шагов по каменным плитам, и в проеме двери гостиной появился мужчина высокого роста. У него было узкое худое бледное лицо, огромный, похожий на клюв, нос, коротко подстриженные светло-русые волосы, слегка запавшие бледно-голубые глаза. Одет он был в сильно поношенный костюм из зеленовато-коричневого драпа, воротничок его кремовой шерстяной рубашки заметно обтрепался.
Девочка обратила внимание на руки, очень большие, с длинными пальцами. Ей показалось, что головой он почти дотронулся до верхнего проема двери. Мужчина брезгливо уставился на Эмили.
Следом за ним вошла женщина средних лет с приятным и простым лицом, тоже высокая, но более плотного телосложения. Выглядела она немного обтрепанно в серой шерстяной застиранной юбке и полинявшей блузке, поверх которой был накинут шерстяной платок. Рыжие кудрявые волосы были стянуты на голове в тугой узел. Шею украшал огромный медный крест, который со временем приобрел зеленоватый оттенок.
Миссис Клер улыбнулась вошедшим и посмотрела на Эмили.
– Это твой новый папа, мистер Адам, и гувернантка мисс Келли. Она будет жить в нашем доме, ты будешь спать с ней в комнате для прислуги. Она будет готовить тебя к школе. Мисс Келли работала учительницей, и я надеюсь на ее компетентность.
Эмили увидела, что нынешние приемные родители – люди суровые и очень правильные. Вся их жизнь была расписана и распланирована. Они походили на двух механических роботов, совершенно не имеющих чувств: их никогда не огорчало плохое поведение Эмили, ее неудовлетворительные оценки, порванные платья… Они неизменно встречали ее с навешенной на лицо улыбкой, и на этом их общение заканчивалось. Девочка была предоставлена самой себе и искренне недоумевала, зачем этой паре нужен был ребенок.
С первой минуты пребывания в доме приемных родителей установилось нечто вроде режима дня. Эмили учила английский с гувернанткой, занималась с репетиторами русским языком (училась читать и писать), играла на рояле, а кухарка учила ее готовить. Времени на личную жизнь и отдых у девочки почти не оставалось.
Чем дольше Эмили жила в этом доме, тем чаще ее приемная мать говорила: «Ну что за странный ребенок?!»
Эмили никак не могла понять свою странность. Общаясь с ней, приемная мама чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной. Казалось, все в Эмили раздражало ее.
Осенью девочка поступила в школу. В это время у нее неожиданно начались приступы эпилепсии. Они были мучительными и невыносимыми, как правило, начинались во время урока: все тело начинало трясти, голова дергалась в разные стороны, изо рта шла пена. Дети истошно вопили от страха.
Девочку пришлось забрать из школы и посадить на домашнее обучение. С ней начал работать доктор по имени Джейсон, посещать которого она должна была каждую неделю. Каждый раз доктор задавал одни и те же вопросы: «Как ты сегодня спала? Тебе все еще снятся кошмары? У меня кое-что от этого есть. А таблетки от эпилепсии ты пьешь? Не можешь уснуть? Давай увеличим дозу…»
От всех этих пилюль Эмили ходила сонной, еле передвигала ноги. Она стала тайком смывать их в унитаз. Врала доктору, что хорошо спит, в то время как просыпалась каждую ночь от своего крика, потому что ей снился один и тот же сон: страшное чудовище преследовало ее в лесу. Она убегала, но чудовище было сильней ее. Когда оно хватало ее за шею своими холодными и скользкими лапами, девочка просыпалась от собственного крика.
– Тебе снится чудовище? – спрашивал доктор, потому что однажды Эмили имела неосторожность рассказать о своем сне.
– Нет, я вообще не вижу никаких снов, – врала она.
Доктор Джейсон что-то мычал себе под нос, стучал ручкой по столу и что-то записывал. Ее медицинская карта распухла и стала похожа на книгу.
– Надеюсь, ты говоришь мне правду, – он сверлил Эмили своими умными проницательными глазами.
– Конечно, доктор, я говорю правду, – кивала девочка.
Она скользила взглядом по развешанным на стенах дипломам, свидетельствующим о его профессионализме и компетенции в психологии и психиатрии, и понимала, что доктор не верит ей.
Он отложил ручку и внимательно посмотрел на девочку.
– Хочешь сказать, за всю неделю тебе ни разу не приснился этот сон?
– Ну, может, один раз, – чтобы окончательно не опозориться, призналась она.
Она не призналась доктору, что таблетки не помогают. После ночного кошмара сердце пыталось выскочить из груди, а все внутренности словно скручивались в тугой узел. Доктор постоянно пытался говорить с девочкой об этом сне. Они обсуждали его сотни раз. Видимо он пытался найти связь между приступами эпилепсии, сном и ее подсознанием, чтобы найти ключ к разгадке, которая вылечит Эмили.
Миссис Клер сетовала, что занятия с доктором обходятся очень дорого, однако продолжала водить Эмили к психиатру.
Дом приемных родителей располагался на границе коттеджного поселка и леса. И поблизости в это время не оказалось ни одного сверстника Эмили. Но, похоже, девочке это и не было нужно. Она уже привыкла к одиночеству и это ее ничуть не обескураживало.
– Мне нравится гулять и рассматривать цветы, растения… и я обожаю кошек, – говорила она миссис Клер. – А ты, мама, кошек любишь? – Девочка намекала на возможность завести котенка.
– Нет, – строго отвечала миссис Клер, – этой гадости у меня дома не будет!
– И собачек не любишь?! – не унималась Эмили.
– Я тебе уже сто раз говорила: я любую живность терпеть не могу! Ты жуткий, несносный ребенок!
Эмили тяжело было находиться в доме, и она старалась использовать для прогулок каждую свободную минутку. В такие дни она набирала полный пакетик еды и отправлялась на улицу. Во время прогулок кормила кошек, птичек, собачек, в общем, всех, кто попадался ей на глаза. И однажды повстречала старушку, которую тут же стала называть доброй волшебницей, тем самым отличая ее от прочих людей.
Эта старая женщина носила длинную черную юбку, зеленую шерстяную кофту. На голове у нее был повязан серый платочек, в руках она держала небольшую корзину. Другие люди одевались не так, и уже этим она выделялась на общем фоне. Держалась подчеркнуто прямо, ходила медленно. Волосы с сильной проседью выбивались у нее из-под косынки.
Ни разу Эмили не видела ее в чьем-либо обществе, и ей показалось, что старушка такая же одинокая, как она. Эмили стало ее так жалко, что, в конце концов, она решилась заговорить с ней.
– Здравствуйте, мэм. Не правда ли, сегодня прекрасная погода? – весело спросила Эмили.
Старушка испуганно огляделась и остановилась, недоуменно глядя на девочку.
– Ты это мне? – спросила она, удивленно вскинув брови.
– Да, мэм, – радостно подтвердила Эмили, – конечно, вам. Видите, рядом никого, кроме нас, нет, – она одарила старушку широкой улыбкой.
Та что-то пробормотала себе под нос и пошла дальше. На следующий день они вновь столкнулись. Это стало происходить регулярно, и старушка уже охотно здоровалась с ней. Однажды, она заговорила первой.
– Откуда ты появилась? Я раньше не видела тебя здесь.
– Меня зовут Эмили, – обрадованно отозвалась девочка, – и я приехала из дальнего штата, название которого не помню. Живу здесь уже три года с приемными родителями. – Она обернулась к собачке, которая бросилась к ней и начала прыгать вокруг нее. – Стой, стой, Шарик, сейчас я тебя покормлю! Ну что ты такой нетерпеливый?
– О, – воскликнула старушка, перейдя на русский, – ты так хорошо говоришь по-русски! Мои родители родом из России, поэтому я тоже могу говорить по-русски. Меня зовут Роза. А почему ты все время одна?
– А с кем же мне быть? Посмотрите, вы видите здесь хотя бы одного ребенка?
– Ну и ну, – выдохнула миссис Роза.
Она больше ничего не сказала, лишь изо всех сил припустила вперед. Эмили проводила ее разочарованным взглядом.
«Может быть, Роза не поняла меня? Ведь так не полагается себя вести, когда знакомишься?» – подумала она, покормив собаку и тоже продолжая путь.
На следующий день Эмили решила разузнать, где живет старушка. Она терпеливо дождалась ее, укрывшись за плотным кустом, и потихоньку пошла за ней. Старушка вошла в калитку, за которой стоял маленький облезлый домик. Из-за деревьев его почти не было видно с дороги. Эмили предвкушала встречу с феей, представляла, как та удивится ей.
Она постучалась. Дверь открыла женщина с очень бледным лицом. От нее веяло страшной усталостью.
– Здравствуйте, – вежливо проговорила девочка. – Меня зовут Эмили, я пришла к миссис Розе.
– Зачем тебе старуха? – спросила женщина злобно.
– Не знаю, – девочка пожала плечами, – просто так. Как вас зовут? Вы ее дочь?
– Нет, я прислуга, меня зовут Синди.
Женщина открыла дверь пошире, впустила Эмили в полутемную прихожую и, затворив дверь, удалилась. Эмили поморгала, чтобы привыкнуть к темноте, потом посмотрела вглубь комнаты и заметила миссис Розу, сидящую на кровати.
– Здравствуйте, миссис Роза, – тут же подбежала к ней Эмили. – Как поживаете?
– О, Боже, – зачем ты пришла сюда?! – Старуха удивленно уставилась на непрошенную гостью.
Эмили оторопела. Действительно, зачем она пришла? Девочка растерялась, не зная, что сказать. Ей просто хотелось пообщаться.
На колени к старухе прыгнул огромный черный кот и заурчал. Кот привел в полный восторг Эмили. Девочка подбежала к коту и погладила его по голове.
– Моя приемная мама не разрешает мне заводить животных, – расстроенно призналась она.
– Может быть, у нее аллергия? – спросила старушка.
– Да, да, – произнесла радостно девочка, – разумеется, наверное, миссис Клер больна, если не позволяет мне сделать это. Но она очень добра ко мне, – Эмили неожиданно замолчала и нахмурилась. – Я сегодня совсем не спала. Ну, просто ни на минутку даже глаз не сомкнула.
– Почему? – Роза удивленно посмотрела на девочку.
– Потому что хотела поговорить с вами на русском языке. Я почему-то думаю на русском. Английский тоже знаю, но русский мне ближе. А вы говорите на нем даже лучше, чем моя учительница. Это правда, что в России по улицам городов ходят медведи?
– Кто тебе сказал такую глупость? – старуха хихикнула.
– Миссис Клер.
Старуха о чем-то задумалась, потом медленно произнесла:
– В спальне моей матери хранятся старые фотографии. Они лежат в ящике под кроватью. Тридцать лет комната была закрыта, туда никто не входил. Я распорядилась закрыть ее после смерти мамы…
– Вы спите здесь, в проходной комнате, а спальня стоит пустая? Зачем?!
Старуха пожала плечами.
– Больше всего на свете я боялась ее смерти, потому что в этом мире я оставалась одна. Я так сильно любила ее…
Девочка показала пальцем на фотографию, висящую над камином.
– Это же вы, я вас узнаю! В молодости вы были такой красивой! Почему не вышли замуж?
– Не знаю. Ни один мужчина в округе не смотрел в мою сторону.
– И вы никого не любили?!
– Нет. Но я не страдала от этого, рядом были родители. Папа умер, когда мне исполнилось двадцать, а в пятьдесят я похоронила мать.
– Наверное, это так ужасно – хоронить родителей! Мои тоже умерли, но я их совсем-совсем не помню. Я точно их не хоронила. Если бы у меня была хотя бы их фотография! Знаете, Роза, когда я вырасту, сразу начну искать их. Как вы считаете, может ли человек исчезнуть бесследно? И, возможно, если так хорошо знаю русский язык, я тоже была русской?
Старуха вдруг заулыбалась, сеточка морщин на ее лице задрожала, заиграла. Она протянула руку и погладила Эмили по голове. У Эмили на глазах выступили слезы. Девочка старалась спрятать их от Розы и отвернулась. Но старуха заметила это, взяла ее за подбородок и повернула лицом к себе.
– Не прячь слез, детка, плакать не стыдно. – Старуха обняла девочку чуть подрагивающей рукой. – А знаешь, что? Я открою комнату для тебя. Покажу, как выглядит Россия. Вдруг ты что-нибудь вспомнишь. Сколько тебе лет?
– Почти десять.
– Ты еще должна помнить, что произошло с тобой до десяти лет. Сидни, открой мамину комнату, – решительно позвала прислугу Роза.
Глаза у Синди полезли на лоб.
– Вот так-так! Я двадцать лет уговаривала вас сделать это, а девчонке понадобилось всего десять минут!
– Время пришло, – многозначительно промолвила Роза.
Сидни тягучим ленивым шагом подошла к закрытой двери и повернула вставленный в замочную скважину ключ. Замок поддался сразу, а вот дверь открываться не захотела.
– Петли заржавели, сейчас я их маслом смажу, – деловито сообщила Сидни.
Эмили нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и тоже попыталась толкнуть дверь, надавив на нее плечом, чем вызвала очередную улыбку у старухи.
– Вот егоза нетерпеливая! В жизни главное терпение!
Старуха подняла крючковатый палец кверху, и на руке у нее тускло замерцал огромный перстень. Эмили удивилась, почему раньше не видела его на руке у старухи. На мгновение девочка совсем забыла про дверь, ее взгляд был прикован к необычной вещице.
Старуха довольно хихикнула.
– Я только что надела его. Ты права, ты бы его заметила сразу. Это наш фамильный перстень. Только вот передать мне его некому. Но если мы с тобой подружимся, перстень будет твоим. Договорились?
Эмили не ответила. Для нее еще не наступило время дорогих украшений. Сейчас закрытая комната была милее сердцу, чем перстень.
Сидни смазала петли и навалилась всем телом на дверь. Она тяжело заскрипела и отворилась. Эмили увидела просторную комнату, всю заросшую паутиной. Сквозь серое окно падал рассеянный солнечный свет. Черная мохнатая плесень покрывала участки стен возле окна. Их окружил затхлый воздух нежилого помещения, пахло пылью и сыростью. Эмили прислонилась к стене, глядя, как Синди веником собирает паутину.
– Здесь работы на целую неделю, – проворчала Сидни. – И как только тебе удалось уговорить старуху открыть комнату? Ей давно пора перебраться сюда, она стала глуховатой и включает телевизор на полную громкость. К вечеру от этого шума у меня раскалывается голова!
– Хотите, я вам помогу убраться? – спросила Эмили. – Только вот принесу Розе коробку с фотографиями.
Мутноватый солнечный луч выхватил из полумрака торчащий из-под покрывала край коробки. Девочка подбежала к кровати, опустилась на колени и достала покрытую толстым слоем пыли старую коробку из-под сигар, отнесла ее старухе. Та открыла коробку. Девочка увидела фотографии: снимки были хрупкими и шелушились. На первом фото были мужчина, женщина и маленькая девочка.
«Это Роза и ее родители», – решила Эмили.
Она видела волнение старушки: ее руки дрожали. Роза достала из коробки вторую фотографию и протянула ее Эмили.
– Смотри, это дом моих родителей, они были очень богаты. Этот особняк и сейчас есть в Москве, он сохранился почти в таком же виде. Обрати внимание, на улицах нет медведей, все выглядит вполне прилично. Тут еще несколько снимков. Моя мама мечтала, что советская власть сменится, и им вернут отобранное имущество, как в Латвии, но такого не случилось…
Роза гладила фотографии скрюченными пальцами, по ее щекам текли слезы. Смотреть на чужие фото Эмили было неинтересно, и дома на них были ей незнакомы. «Нет, точно я не была там ни разу», – подумала она.
Девочке уже не терпелось вернуться в комнату. Там, на полках, стоят книги, и все на русском языке. Краем глаза она заметила толстую большую книгу, на надорванном корешке успела прочесть: «Сказки». «Вот бы получить эту книгу в подарок», – размечталась Эмили.
– Мэм, – девочка решилась нарушить воспоминания старухи, – позвольте мне помочь Сидни убраться в комнате вашей мамы.
Старуха словно не слышала Эмили. Разглядывала фотографии и бурчала себе под нос мотив какой-то странной детской песенки. Из ее глаз по-прежнему текли слезы. Слезы девочку не трогали: больница, где она провела почти год, закалила ее, сделала нечувствительной к чужим эмоциям. И Эмили вдруг поняла, что можно спокойно покинуть старуху, та даже и не заметит ее отсутствия.
Вооружившись мусорными пакетами, Эмили и Сидни решительно шагали по комнате, опустошая полки и шкафчики, заглядывая во все уголки, покрытые слежавшейся за долгие годы пылью. Эмили украдкой бросала взгляды на желанную книгу, но подойти и взять ее в руки пока не решалась.
Они возводили пирамиды из вещей, которые можно было как-то использовать, и собирали кучи, предназначенные для мусорного контейнера. Сидни с радостью выбрасывала старые пузырьки из-под лекарств, пожелтевшие от времени газеты и журналы, старое постельное белье.
