Лора Таласса "Песнь экстаза"

Подруга вынимает из кармана телефон и смотрит на экран.

– Вот черт, – недовольно бросает она. – Я бы охотно осталась с тобой поболтать, но мой следующий объект будет в кулинарии «У Луки» меньше чем через час. А сейчас как раз обеденный перерыв, и в городе такие пробки… Мне правда не хотелось бы при помощи колдовства расчищать себе дорогу на четыреста пятом шоссе, как Моисею, ведущему свой народ через Красное море. Со стороны подобные штучки выглядят подозрительно. – Она поднимается, запихивает телефон обратно в карман. – Когда Эли возвращается?

Эли – наемник, «охотник за головами»; иногда он работает на нас, иногда – на политию, правоохранительные органы мира сверхъестественных существ. Помимо всего прочего, Эли – мой бойфренд.

– Мне очень жаль, Темпер, но его не будет еще неделю. – Я сообщаю эту печальную новость довольно-таки легкомысленным тоном.

Но это же плохо и неправильно, скажете вы. Дурно радоваться тому, что твой бойфренд уехал, ты осталась одна и можешь свободно распоряжаться своим временем.

Наверное, точно так же неправильно говорить, что его любовь подавляет и душит меня. Я даже боюсь думать о том, что с нами будет дальше, и в глубине души считаю, что нам вообще не следовало начинать эти отношения.

Первое правило нашего сообщества: не встречаться с коллегами. Но однажды вечером, полгода назад, когда наша компания после работы отправилась в бар, я послала все к чертовой матери и нарушила это правило. А потом еще раз, и еще, и еще… пока в один прекрасный день не обнаружила, что у меня появился бойфренд. А я в тот момент вовсе не нуждалась в бойфренде.

– Тьфу ты, – расстроенно восклицает Темпер, откидывая голову назад и поднимая взгляд к потолку. Ее афроприческа при этом слегка колышется. – Всякий раз, когда Эли нет в городе, плохие парни принимаются за старое. – Она разворачивается к двери, бросает на меня прощальный взгляд и уходит.

Я некоторое время сижу, бессмысленно глядя на досье, потом открываю папку и начинаю читать.

В заказе нет ничего из ряда вон выходящего. Мне не придется ни особенно напрягаться, ни быть жестокой. Ничего такого, что заставило бы меня взяться за бутылку «Джонни Уокера», которую я держу на всякий случай в ящике рабочего стола. Но через какое-то время меня охватывает непреодолимое желание открыть ящик и все-таки налить себе виски.

В этом мире слишком много плохих людей.

Я непроизвольно начинаю постукивать по столу кончиками пальцев, и взгляд останавливается на браслете из ониксовых бусин в несколько рядов, поблескивающем на левой руке. Мне кажется, что каменные шарики не преломляют свет, а поглощают его.

Слишком много плохих людей, и слишком много такого, о чем следовало бы поскорее забыть.

Ровно в восемь вечера я вхожу в модный ресторан; в зале царит полумрак, на столиках, предназначенных для двоих, мерцают свечи. Судя по всему, «Фламенко» – то самое место, куда богатые люди приводят своих возлюбленных.

Я следую за официантом в отдельный кабинет, и мои каблуки негромко постукивают по деревянному полу.

Двадцать кусков. Чертова куча денег. Но я делаю это не ради вознаграждения. Нет, правда в том, что я знаток разного рода зависимостей, и эта – моя любимая.

Официант открывает передо мной дверь, и я вхожу внутрь.

За большим столом оживленно переговаривается группа людей. Дверь за мной закрывается с негромким щелчком, голоса затихают, и все смотрят на меня. Я стою на месте, не делая попыток приблизиться к столу. Взгляд останавливается на Микки Фьюге, лысеющем мужичке лет пятидесяти. Это мой объект.

Моя кожа начинает светиться, когда я позволяю живущей во мне сирене «всплыть на поверхность».

– Все вон.

Мой голос звучит мелодично, словно пение чудесного потустороннего создания. Он зачаровывает.

Гости стремительно поднимаются из-за стола; взгляды у всех остекленевшие, как у зомби.

В этом мое могущество, прекрасное и ужасное, могущество сирены. Способность заставлять людей по доброй воле – а также против воли – делать то, что я пожелаю, и верить в то, во что я приказываю верить.

Чары. Вообще-то, применение чар незаконно. Но мне, как вы понимаете, глубоко наплевать.

– Вечер прошел чудесно, – обращаюсь я к людям, которые проходят мимо меня. – Вы все хотели бы еще как-нибудь встретиться в этом ресторане. О, и еще одно: меня здесь не было.

Когда Микки проходит мимо, я беру его за локоть.

– А вы остаетесь.

Остальные уходят, а он останавливается, повинуясь моему голосу, словно муха, запутавшаяся в паутине. В его глазах на мгновение мелькает осмысленное выражение, и я вижу смятение и страх – это разум человека сопротивляется магии сирены. Но потом он полностью подчиняется.

– Давайте присядем. – Я веду его обратно к стулу, устраиваюсь рядом. – Когда мы закончим, вы сможете уйти.

Я чувствую, что от меня по-прежнему исходит магическое сияние, и моя сила нарастает с каждой секундой. Пальцы слегка подрагивают, но я усилием воли подавляю свои страсти – сексуальное желание и склонность к насилию. Можете представить меня кем-то вроде современных Джекила и Хайда. Большую часть времени я просто частный детектив Калли. Но когда возникает необходимость воспользоваться тайным могуществом, просыпается мое второе «я». Сирена – это монстр, который живет внутри меня; она хочет брать, и брать, и брать. Сеять хаос, разрушать, наслаждаться страхом и похотью жертвы. Я бы ни за что не призналась в этом публично, но контролировать сирену весьма непросто.

Я беру из корзинки, стоящей в центре стола, кусок хлеба, пододвигаю к себе чистую тарелку, оставленную кем-то из гостей. Наливаю в тарелку немного оливкового масла и бальзамического уксуса, макаю в желтую лужицу хлеб, откусываю кусочек.

Разглядываю человека, который сидит рядом со мной. Костюм, сшитый на заказ, искусно скрывает довольно внушительный живот. На запястье сияет «Ролекс». В досье было сказано, что мой «объект» – бухгалтер. Я знаю, что они неплохо зарабатывают, особенно здесь, в Лос-Анджелесе, но чтобы настолько неплохо…

– Почему бы нам не перейти прямо к делу, – предлагаю я. Извлекаю из сумки телефон и включаю камеру. Для надежности достаю портативный диктофон, включаю и его.

– Я собираюсь записать наш разговор. Прошу вас, скажите «да» громко и четко в знак того, что вы согласны мне отвечать.

Брови Микки сходятся на переносице, он из последних сил пытается побороть чары. Но его жалкие попытки бессмысленны.

– Да, – наконец, шипит он сквозь стиснутые зубы. Этот тип вовсе не глуп; возможно, он не понимает, что именно с ним происходит, но догадывается, что его сейчас обдурят, обведут вокруг пальца. Нет, не так: он знает, что это уже случилось.

Как только он соглашается, я начинаю.

– Вы присваиваете деньги, принадлежащие вашей матери?

Его неизлечимо больной матери, страдающей к тому же старческим слабоумием. Нет, не следовало мне читать это досье. Предполагается, что на работе я должна отключать эмоции, но все же в случаях, когда дело касается детей и пожилых людей, я почему-то всегда поддаюсь неконтролируемому гневу.

И сегодняшний день – не исключение. Наблюдая за жертвой, я откусываю еще один кусочек хлеба.

Он открывает рот…

– С этого момента и до конца беседы вы будете говорить только правду, – приказываю я поспешно, не успев прожевать.

Микки закрывает рот; я так и не узнаю, что он собирался сейчас сказать. Я жду продолжения, но он молчит. Теперь он не в состоянии лгать, и мне осталось просто подождать, пока магия вынудит его признаться.

Микки снова сопротивляется моим чарам, однако я полностью уверена в себе. Преимущество на моей стороне. Несмотря на то что он старается сохранить невозмутимое выражение лица, на лбу у него блестят бисеринки пота.

Я продолжаю жевать хлеб, как ни в чем не бывало.

Мужик краснеет, и у меня мелькает мысль, что его сейчас хватит удар. Наконец, он полузадушенно бормочет:

– Да… но как тебе, мать твою, это…

– Тихо.

Он сразу замолкает.

Мерзкая тварь. Обворовывает умирающую мать. Безобидную старушку, чьей единственной ошибкой было решение произвести на свет этого ублюдка.

– Как долго вы этим занимаетесь?

В глазах Микки вспыхивает гнев.

– Два года, – хрипло произносит он не своим голосом и смотрит на меня так, словно хочет взглядом прожечь во мне дыру.

Я не торопясь доедаю хлеб.

– Почему вы это делали?

– Ей эти деньги все равно ни к чему, а я в них очень нуждался. Я собираюсь их вернуть, – добавляет он.

– Ах, вот как. – Я приподнимаю брови. – И какую же сумму вы у нее… одолжили? – спрашиваю я.

Молчание длится несколько секунд. Красное лицо Микки багровеет. В конце концов, он выдавливает:

– Не знаю.

Я наклоняюсь к нему.

– Скажите хотя бы приблизительно.

– Около двухсот двадцати тысяч.

Когда я слышу эту цифру, волна ярости захлестывает меня.

– И когда вы собираетесь вернуть матери ее деньги? – спрашиваю я.

– З-завтра, – заикаясь, лепечет он.

Ага, а я царица Савская.

– Сколько у вас сейчас денег на счетах? – продолжаю я.

Прежде чем ответить, он протягивает руку к стакану с водой и отпивает большой глоток.

– Я… я предпочитаю инвестиции.

– Сколько?

– Чуть больше двенадцати тысяч.

Двенадцать тысяч долларов. Он обокрал собственную мать, живет как набоб, ни в чем себе не отказывает. Но этот позолоченный фасад скрывает полное ничтожество, человечка, у которого за душой всего двенадцать тысяч. И я могу поклясться, что эти деньги тоже будут скоро растрачены впустую, как и все остальное. Есть такой сорт безмозглых людей – деньги утекают у них сквозь пальцы, словно песок.

Я окидываю Микки взглядом, выражающим глубокое разочарование.

– Ответ неверный. Попробуем еще раз, – говорю я, мысленно приказывая сирене, жаждущей насилия, заткнуться и сидеть тихо. – Где деньги?

Верхняя губа жертвы, покрытая потом, подрагивает, и я слышу ответ:

– Я их истратил.

Я выключаю видеокамеру на телефоне и диктофон. Клиентка получила признание, которое ей требовалось. Тем хуже для Микки, потому что я с ним еще не закончила.

– Опять неверно, – говорю я. Те немногие люди, которые хорошо меня знают, сразу услышали бы в моем голосе новые нотки.

Микки снова хмурится – он ничего не понимает. Я прикасаюсь кончиками пальцев к лацкану его пиджака.

– Отличный костюм – видно, что очень дорогой. И ваши часы, «Ролекс», штука недешевая, насколько я понимаю?

Чары заставляют его кивнуть.

– Все это дорого стоит, – соглашаюсь я. – Видите ли, я знаю, что у таких, как вы, деньги просто так не исчезают в никуда. Они превращаются в… как вы только что выразились? – Я делаю вид, что вспоминаю слово, потом щелкаю пальцами. – В инвестиции. То есть немного трансформируются, вот и все. – Я наклоняюсь к жертве. – А сейчас мы заставим их совершить еще кое-какие передвижения.

Его глаза становятся круглыми, и я вижу настоящего Микки – не марионетку, которую я контролировала при помощи магии, но того, кем он был до моего появления в ресторане. Человека слабого, трусливого, но весьма изворотливого и проницательного. Теперь он прекрасно понимает, что происходит.

– К-кто ты такая? – О, этот ужас в его глазах. Сирена не в силах устоять перед ним. Я протягиваю руку и похлопываю жертву по щеке.

– Я… я сейчас… – начинает он, запинаясь.

– Ты сейчас будешь сидеть смирно и слушать меня, Микки, – перебиваю я, – и больше ничего. Потому что в данный момент ты полностью в моей власти.

Глава 2

Май, восемь лет назад

Воздух в кухне дрожит, мерцает словно в пустыне над раскаленным песком, и внезапно передо мной появляется он. Мне кажется, что его фигура занимает все пространство.

Торговец.

Черт возьми, сработало.

Я вижу шестифутового мужчину с густыми длинными светлыми волосами, стянутыми в хвост кожаным шнурком. Торговец стоит ко мне спиной.

Тишину нарушает негромкий свист.

– Итак, один труп, – говорит он, глядя на дело рук моих. Приближается к телу, и тяжелые ботинки выбивают гулкую дробь.

Он одет во все черное, тесная футболка облегает мускулистые руки и спину. Мой взгляд останавливается на левом предплечье незнакомца, покрытом татуировками.

Калли, во что ты ввязалась?

Торговец слегка поддевает тело носком ботинка.

– Хм, прошу прощения, немного ошибся. Почти труп.