– Принцесса мертва! – воскликнул я.
В зале пронзительно закричали. Многие придворные побелели как полотно и поспешили опуститься на стулья. Кто-то потерял сознание. Молодой принц Хаакон словно окаменел от потрясения.
В мгновение ока фельдмаршал оказался рядом со мной, выхватил меч и прижал его острие к моей груди.
– Ты ответишь за это, мерзавец! – взревел он.
И я ответил. Рассказал им историю. Двору, не королеве. Она и так знала ее наизусть, от слова до слова, ведь она сама поведала ее мне той ночью, когда призвала меня в свои покои.
– На нас напали волки, целая стая, – начал я. – Я бился с ними, как мог, но их было слишком много. Один из них перегрыз принцессе горло, а другие… растерзали тело…
Тут мой голос прервался. Мои безумные глаза встретились с глазами королевы. Я протянул ей шкатулку, которую держал в руках.
Королева уставилась на нее, вернее, на то, что лежало внутри. Вспоминала ли она, как я рыдал, когда она дала ее мне накануне? Как молил избавить меня от этого поручения? Она ответила мне тогда, что у нее нет выбора. А значит, у меня тоже.
– Нескольких зверей я убил, остальных прогнал в лес, – лгал я. – И так спас сердце принцессы.
Я медленно наклонился и осторожно – острие фельдмаршальского меча все еще упиралось мне в грудь – опустил шкатулку на пол.
– Простите меня, – прошептал я королеве. Принцессе. Себе. А потом, не дав никому опомниться, схватился обеими руками за меч и вогнал его себе в сердце.
Фельдмаршал вскрикнул. Выругался. Вырвал клинок, но было уже поздно. Я рухнул на мраморный пол. Вокруг разлилась кровь.
К королеве бросились фрейлины. Она была бледна как смерть. Дама Беатриса хотела помочь ей выйти из зала, но королева оттолкнула ее, сама поднялась с трона, спустилась по ступенькам и подошла к тому месту, где лежал я. Наклонившись, она взяла с пола стеклянную шкатулку и только тогда удалилась в свои покои.
Выгнав всех – фрейлин, горничных, охрану, – она захлопнула дверь. По дворцу эхом прокатился грохот.
Зловещий. Окончательный. Последний.
Как будто закрылась не комната, а могила.
Глава 17
«Ну и сон, – зевая, думала Софи. – Огромные пауки и крохотные люди. Вороны, пружины…
…Лица».
Два лица. Бледные, не совсем человеческие, обрамленные черными волосами. Стоило вспомнить о них, как по спине побежали мурашки. Подтянув одеяло, она укуталась до самого подбородка.
«Кто же они такие?» – гадала принцесса. Но чем сильнее она старалась вспомнить эти лица во всех подробностях, тем расплывчатее они становились. В конце концов она разозлилась и, оставив свои попытки, сладко потянулась. Боль острым ножом пронзила ее грудь.
– Ой! Ой-ё-ёй! – вскрикнула она и поморщилась. – Наверное, потянула что-то на празднике. Меньше надо было бегать и танцевать. Особенно с Хааконом.
Софи улыбнулась, согретая воспоминанием о губах и руках Хаакона.
«Сегодня мой день рождения», – подумала она, чувствуя, как волнение поднимается в ней, словно пузырьки в бокале с шампанским. Сейчас она быстро позавтракает у себя, потом состоится коронация, а потом – музыка с танцами и пиром на весь день. А когда веселье наконец закончится, они с Хааконом подойдут к королеве и расскажут ей о своем желании пожениться. «Хотя бы раз в жизни мачеха будет мной довольна», – мелькнуло в голове у Софи. Ах, поскорее бы дождаться!
Но хотя она лежала, боль в груди все не унималась. Даже наоборот, становилась острее. Софи решила, что для расслабления перенапряженных мышц придется принять горячую ванну. Сейчас она позовет камеристок, пусть все приготовят. Да и вставать уже пора. Надо еще поесть, одеться. Впереди важный день.
Она медленно разлепила заспанные глаза, ожидая увидеть высокий потолок, расписанный цветами и херувимами. Но взгляд уперся в сосновые доски. Тогда она распахнула глаза во всю ширь. Спальня была незнакомой.
Паника охватила Софи. Она села. Боль молнией пронзила верхнюю часть тела, так что на миг Софи ослепла и оглохла. Она сидела, шаря руками по простыне, и не могла ни вздохнуть, ни охнуть, ни пошевелиться.
Боль покидала ее тело капля за каплей. В легкие снова потек воздух. В глазах посветлело. Когда она, дрожа и обливаясь потом, нашла в себе силы открыть глаза и оглядеться, то поняла, что находится в крохотной комнатушке: кружевные занавески на окнах, напольное зеркало в углу, пестрый лоскутный коврик на полу. Повернув голову набок, девушка увидела изголовье кровати – деревянное, покрытое резными желудями и дубовыми листьями.
«Где я?» – подумала она.
Образы из ее сна снова замелькали перед глазами – сверкнул кинжал, захлопали крыльями птицы, слеза скатилась по щеке егеря.
Девушка прижала ладони к сердцу. Ужас, тяжелый и стылый, как морской туман, прильнул к ней со всех сторон. Она попыталась отогнать его. И вспомнить.
Было раннее утро… Я ехала верхом через Темный Лес. Что же случилось? Может быть, я упала?
– Да, конечно, – сказала она вслух, и в ее голосе прозвучала уверенность, которой она не ощущала.
Я упала, ударилась головой и потеряла сознание. Егерь привез меня в первый попавшийся дом. Здесь мне помогли. И оставили отдыхать.
– Но где же тогда он сам? – прошептала она.
Нахлынули новые воспоминания, сминая все на своем пути, словно табун перепуганных коней. Ей вспомнилась страшная боль. Егерь стоял возле нее на коленях. Он держал что-то в руках. Что-то маленькое и красное.
– М-мое сердце. Он забрал мое сердце, – со страхом пролепетала Софи. – Н-но зач-чем? Почему? Почему это со мной случилось? Почему я все еще живу?
Ничто не происходит без причины… Егерь что-то говорил ей… Но ревущий прибой боли нахлынул на нее и стер его слова.
Софи посмотрела на себя. И увидела старую льняную рубашку.
– Откуда это?.. – начала было она, но осеклась.
Что-то виднелось сквозь ткань. Что-то темное. Дрожащими руками она расстегнула верхнюю пуговку рубашки и взглянула на свою грудь. Ровно посередине ее пересекал длинный лиловый разрез, поперек которого на равном расстоянии друг от друга, как ступеньки на лестнице, были наложены грубые черные стежки.
Софи не верила своим глазам. Она крепко зажмурилась.
– Я сплю, – прошептала она. – И мне снится сон… кошмар.
Она снова открыла глаза, но все вокруг – кровать, комната, рубашка, стежки – осталось прежним.
Девушка робко коснулась разреза пальцем, и что-то шевельнулось у нее внутри. А потом она услышала кряхтение и лязг. Точно так же кряхтели и лязгали, готовясь отбивать время, старинные напольные часы в кабинете мачехи. Она подняла голову и огляделась, – наверное, здесь тоже есть часы, просто она их не заметила.
Но нигде, ни в одном углу, ни на полке, ничего такого не было. И тогда она с испугом поняла: странные звуки издает она. Ее собственное тело. Страх Софи перешел в ужас. Из горла вырвался крик.
В тот же миг дверь спальни широко распахнулась, и через порог шагнула большая божья коровка – четырехфутовая, в чепце и переднике, сильно обеспокоенная.
Софи вытаращила глаза. Глубоко вдохнула. И завизжала.
Глава 18
Божья коровка прижала лапку к встревоженной мордочке, обернулась и защелкала, глядя назад.
Почти сразу в проеме двери появились еще семь лиц. Часто дыша от испуга, Софи съежилась в постели и прижалась к резному изголовью. Лязг в ее груди сделался громче.
– Нет, ты слышишь этот грохот, Иоганн? – спросил бородатый коротышка. – Это же форменная катастрофа. Так она и до утра не дотянет.
Второй коротышка, который, видимо, и был Иоганном, хмуро ответил:
– Механизм слегка заедает. Ничего, выправится со временем. – Он помолчал, потом добавил: – По крайней мере, должен.
– Это ты так думаешь, – ответил третий коротышка.
Иоганн вскинул руки:
– Работать пришлось второпях! Подгонять да калибровать не было времени!
Затравленный взгляд Софи метнулся к окну. От кровати до него – всего пара шагов; пожалуй, можно успеть раньше коротышек… но все равно, слишком высоко, да к тому же окно такое узкое, что не выбраться.
Один из человечков держал поднос. Протиснувшись сквозь остальных, он направился к ней. Софи испуганно взвизгнула, соскочила на пол и встала спиной в угол так, чтобы кровать оказалась между ней и незнакомцами. На ночном столике стоял тяжелый бронзовый подсвечник. Софи схватила его дрожащими руками и выставила перед собой, как меч. Лязг в ее груди давно перешел в пронзительный скрежет – так бывает, когда металл трется о металл.
– Посмотри, что ты натворил, Йоост. Ты ее напугал. Поставь этот чертов поднос!
– Что такого страшного в миске куриного бульона, Юлий?
Тот коротышка, который говорил о подгонках и калибровках, шагнул к Софи, поднял руки и показал ей пустые ладони. Потом открыл рот, но сказать ничего не успел.
– Я – принцесса Шарлотта-Сидония Вильгельмина София Грюнландская! – выпалила Софи и замахнулась на него подсвечником. – Если хоть один волосок упадет с моей головы, ты за это ответишь!
Юлий закрыл глаза и пощипал себя за переносицу:
– Так-так… Принцесса, значит. Принцесса! Разве я не говорил, что с ней будут неприятности? Королевские конники ищут ее и вот-вот явятся сюда.
При упоминании о мачехе Софи моргнула. В груди что-то скрипнуло. Силы сразу начали покидать ее: колени подогнулись, подсвечник выпал из рук и с громким стуком упал на пол.
Она вспомнила. В голове зазвучали обращенные к ней слова егеря. Простите меня, милая принцесса… Это грязное деяние я совершаю не по своей воле, но по приказу королевы.
Софи почувствовала, как чьи-то руки подхватывают ее и тянут вверх. Это был Иоганн. Она хотела оттолкнуть его, но слишком ослабла для этого. Он посадил Софи на кровать, поднял ее ноги, укрыл принцессу покрывалом. Софи больше не могла сопротивляться и откинулась на подушки.
– Все марш отсюда! – скомандовал Иоганн.
Коротышки запротестовали и заворчали. Йоост опустил на столик у кровати поднос с миской наваристого бульона, салфеткой и ложкой, потом все вышли. Оставшись наедине с Софи, Иоганн присел на край ее постели. В комнате наступила тишина, шумы в груди Софи тоже стихли.
– Принцесса Шарлотта-Сидония… – начал он.
– Можно просто Софи.
Иоганн кивнул:
– Мы напугали тебя, Софи. Прости нас. Мы нечаянно. Меня зовут Иоганн. – Он кивнул на дверь. – Остальные – мои братья. Это наш дом. Тапфен, божья коровка, ведет наше хозяйство. Она присматривала за тобой все эти дни.
– Дни? – переспросила Софи и села от удивления. – А сколько… когда…
– Мы нашли тебя в лесу двенадцать дней назад.
Бессмыслица какая-то! Просто не верится. Софи встряхнула головой.
– Почему я не умерла? – спросила она.
Иоганн помешкал с ответом, потом осторожно спросил:
– Ты что-нибудь помнишь?
Софи снова упала на подушки, точно сломанная кукла.
– Егерь… я знала его, доверяла ему… а он вырезал мне сердце. По приказу моей мачехи – королевы.
Иоганн даже присвистнул.
– Зачем это ей понадобилось? – спросил он.
Софи захлестнул стыд. В памяти эхом зазвучали слова мачехи. Ты проявляешь мягкость там, где нужна жесткость, милуешь, когда следует карать… Как ты будешь править целой страной, София, не умея управлять даже собой?
– Софи, зачем? – настаивал Иоганн.
– Потому что я слабая, никчемная, безнадежная, – ответила Софи севшим от отчаяния голосом. – Вот она и решила, что лучше мне умереть, чем править Грюнландом.
И она подняла глаза на Иоганна, ожидая увидеть на его лице презрение – то самое, которое так часто читала в лице мачехи. Но он не смотрел на нее. Его взгляд был устремлен в окно. Глаза влажно блестели. Губы дрожали.
– Почему я все еще живу, Иоганн? Как это возможно? – спросила она. – Ведь мне вырезали сердце.
Иоганн торопливо отер глаза, посмотрел на нее и ответил:
– Да, Софи, ты живешь. Я сделал тебе новое сердце.
Глава 19
Софи уставилась на Иоганна, не в силах уразуметь смысл его слов, затем поглядела на свою грудь. Медленно, боязливо она опустила раскрытую ладонь на середину грудной клетки, прямо поверх уродливого шва, туда, где когда-то билось ее собственное, безупречно работавшее сердце.
Новое было таким большим, что распирало ей ребра. А еще неуклюжим. И своенравным. Да и звуки, которые оно издавало, походили скорее на «тик-так», чем на «тук-тук». Оно то спешило куда-то, то, наоборот, медлило. Сбивалось с ритма, запиналось, кряхтело, сипело, а потом начинало бешено наверстывать упущенное.
