– Без сомнения. Но в данных обстоятельствах не лишенная смысла. Вы отказываетесь?
– Конечно нет. Я это заслужила.
– Значит, вы не протестуете против того, чтобы оставаться здесь, пока мистер Гудвин съездит в редакцию?
– Нет.
– Тогда это лишняя трата времени. Вы действительно миссис Фромм. Прежде чем вы уйдете, нам нужно кое о чем договориться, и я хочу задать вам один вопрос. Но сначала замечу: о решении принять ваш аванс и работать на вас я сообщу вам завтра, до тех пор вы не являетесь моим клиентом. Теперь вопрос: знаете ли вы, кто была та женщина, которая управляла автомобилем во вторник и заговорила с мальчиком?
Она покачала головой:
– То, что вы примете решение завтра, меня устраивает, но до того времени вы обещаете никому не сообщать о нашей встрече?
– Это договорено. Теперь как с моим вопросом?
– Я не могу ответить на него, я не знаю. На самом деле не знаю. Надеюсь, что сумею ответить вам завтра.
– Вы имеете кого-нибудь на примете? – настаивал Вулф.
– Воздержусь от ответа.
– Миссис Фромм, – нахмурился Вулф, – должен предупредить вас. Слышали вы когда-нибудь или видели когда-нибудь человека по имени Мэттью Бёрч?
Теперь нахмурилась она:
– Бёрч? Нет. А почему вас это интересует?
– Этот человек был сбит машиной во вторник вечером. Той же самой машиной, которая сбила Пита Дроссоса. Предостерегаю вас: не ведите себя безрассудно или опрометчиво. Вы мне почти ничего не рассказали, поэтому я не могу знать, какую судьбу вы себе уготовили, но предостерегаю вас: будьте осторожны!
– Та же самая машина? Во вторник?
– Да. Именно поэтому будьте осторожны.
– Я всегда веду себя осторожно, мистер Вулф.
– Только не сегодня, с этой нелепой мистификацией.
– О, вы ошибаетесь! Я была осторожна или пыталась… – Она сунула чековую книжку в сумочку и поднялась. – Благодарю вас за джин, но лучше бы я не просила его. Не следовало мне пить. – Она протянула ему руку.
Обычно Вулф не поднимается с места, здороваясь или прощаясь с женщиной. На этот раз он встал, что, впрочем, не являлось особым знаком внимания к Лауре Фромм или чеку, который она оставила на столе. Просто-напросто наступило время ланча, и Вулфу все равно пришлось бы потревожить свою тушу минуту спустя. Поэтому он встал и пожал даме руку. Конечно, поднялся и я, чтобы проводить нашу посетительницу до двери, и подумал, что это было чертовски любезно с ее стороны – протянуть мне руку после того, как я отверг ее призывный взгляд.
Я едва не налетел на нее, когда она вдруг остановилась, чтобы сказать Вулфу:
– Я забыла спросить… Этот мальчик, Пит Дроссос, был перемещенным лицом?
Вулф ответил, что не знает.
– Не можете ли вы это выяснить и завтра сказать мне?
Он ответил, что сможет.
У крыльца ее не ждала никакая машина. Очевидно, проблема парковки в городе оказала влияние даже на миссис Деймон Фромм и вынудила ее пользоваться такси. Когда я вернулся в кабинет, Вулфа там уже не было. Я нашел его на кухне. Он поднимал крышку кастрюли, в которой тушились котлеты из ягнятины с ломтиками ветчины и помидорами. Аромат был потрясающий.
– Признаю, – великодушно изрек я, – у вас чрезвычайно хороший глаз. Но конечно, вы настолько высоко цените женскую красоту, что вознегодовали из-за оскверняющей эту красоту царапины и только поэтому обратили на нее свое внимание.
Он проигнорировал мои слова.
– Ты пойдешь после ланча в банк, чтобы депонировать чек мистера Корлисса?
– Вы же знаете, что пойду.
– Зайди также в банк миссис Фромм и учти ее чек. Это подтвердит ее подпись… Фриц, сегодняшнее блюдо тебе удалось даже лучше, чем в прошлый раз. Вполне приемлемо.
Глава 5
На следующий день, в субботу, уже к полудню, я собрал обширную информацию, касающуюся нашей возможной клиентки. Скажу лишь, что пять минут, проведенных благодаря содействию моего друга Лона Коэна в справочном отделе редакции «Газетт», позволили мне установить, что она и впрямь является миссис Деймон Фромм и стоит от пяти до двадцати миллионов долларов. Я не вдавался дальше в ее кредитоспособность, так как вряд ли мы потребовали бы от нее гонорар, превышающий ее состояние. Муж миссис Фромм, вдвое старше ее, умер два года назад, оставив ей все свое состояние. Детей у них не было. Урожденная Лаура Атертон, из семьи уважаемых филадельфийских граждан, она прожила с мужем семь лет до самой его смерти.
Фромм унаследовал небольшую сумму, но сумел значительно увеличить ее, подвизаясь главным образом в химической промышленности. На пожертвования мистера Фромма в различные благотворительные учреждения кормилось много разных председателей, председательниц, ответственных секретарей и прочих деятелей, которые после его смерти проявляли глубокий и вполне понятный интерес к его завещанию, но, за исключением немногочисленных и весьма скромных отчислений, весь капитал отошел его вдове. Однако, исполняя завет мужа, она поддерживала различные филантропические организации и посвящала много времени и энергии их деятельности, уделяя особое внимание любимому детищу покойного – АСПОПЕЛ, как сокращенно именовали Ассоциацию помощи перемещенным лицам люди, испытывающие затруднение с дыханием или просто экономящие время.
Без четверти двенадцать в субботу Вулф сидел за своим столом в кабинете, а я стоял возле него, проверял вместе с ним список расходов по последнему проведенному нами делу. Вулфу померещилось, что он обнаружил в отчете ошибку на двадцать долларов, и мне предстояло доказать, что он не прав. Но тут Вулфу повезло. Двадцать долларов, которые я отнес за счет расходов Орри Кэтера, следовало выплатить Солу Пензеру, и хотя это никак не влияло на общий итог, но было поставлено мне в минус. Повторяю, это никак не отразилось на общем итоге, так что мы были квиты с шефом. Забрав со стола отчет и подойдя к шкафу с картотекой, я взглянул на часы. Без одной минуты двенадцать.
– Двадцать девять минут после одиннадцати тридцати, – известил я. – Позвонить ей?
Он пробурчал «нет», и я направился к сейфу за чековой книжкой, чтобы проверить некоторые расходы по дому, пока Вулф крутил верньер радиоприемника, желая прослушать двенадцатичасовые новости. Проверяя корешки чеков, я краешком уха слушал.
Предстоящая Бермудская конференция руководителей Соединенных Штатов, Великобритании и Франции, которая была прервана из-за отставки премьера Майера, вероятно, будет продолжена. По имеющимся сведениям, преемник Майера будет введен в должность в ближайшее время и займет место за столом переговоров…
Тело миссис Деймон Фромм, богатой нью-йоркской филантропки и общественной деятельницы, было обнаружено сегодня ранним утром в Ист-Сайде между опорными столбами строящейся эстакады. Согласно сообщению полиции, она сбита машиной. Подозревается, что это не было несчастным случаем…
Около миллиона жителей Нью-Йорка провели вчера внушительную демонстрацию…
Вулф не выключил радио. Насколько я мог судить по его лицу, он продолжал слушать. Но когда пятиминутная передача новостей закончилась, вид у него был угрюмый. Даже после того, как он выключил приемник, это выражение так и оставалось на его лице.
– Ну и дела… – тихо произнес я.
То, что мы услышали, могло вызвать дюжину комментариев, но ни один из них не мог бы теперь помочь. Да и угрюмость Вулфа не вызывала охоты комментировать происшедшее. Спустя некоторое время он положил ладони на подлокотники кресла и принялся медленно двигать ими взад и вперед по жесткой обивке. Так продолжалось некоторое время, затем он сложил руки на груди и выпрямился в кресле:
– Арчи!
– Да, сэр.
– Сколько времени тебе нужно, чтобы напечатать на машинке краткий отчет о нашей беседе с миссис Фромм? Не дословно. Только самую суть, как если бы ты докладывал мне…
– Вы могли бы диктовать.
– Я не настроен диктовать.
– Оставить что-нибудь?
– Включай только то, что важно. Не упоминай о моих словах, что одна и та же машина сбила Пита Дроссоса и Мэттью Бёрча. Об этом официальных сообщений не было.
– Двадцать минут.
– Отпечатай в форме заявления за моей и твоей подписями. В двух экземплярах. Датируй полуднем сегодняшнего дня. Оригинал немедленно доставь мистеру Кремеру.
– Тогда полчаса. Заявление за двумя нашими подписями я должен составить более тщательно.
– Ладно.
У меня ушло на пять минут больше. Заявление заняло три машинописные страницы, и Вулф просматривал каждую из них, как только я вынимал ее из каретки. Он не внес в текст никаких поправок, никаких замечаний, что являлось более существенным доказательством его подавленного настроения, чем отказ продиктовать мне заявление. Мы оба подписали бумагу, и я запечатал первый экземпляр в конверт.
– Кремера на месте не будет, – заявил я. – Так же как и Стеббинса. Они, конечно, заняты расследованием.
Он ответил, что пакет можно оставить для передачи кому угодно, и я отправился.
Я не раз бывал в Десятом участке на Западной Двадцатой улице, где помещается уголовная полиция Западного Манхэттена, но в тот день не встретил там ни одного знакомого лица, пока не поднялся по лестнице на второй этаж и не подошел к столу дежурного, с которым у меня было лишь шапочное знакомство. Я оказался прав – ни Кремера, ни Стеббинса. В отделе был только лейтенант Роуклифф; дежурный позвонил и сказал, что я желаю его видеть.
Будь нас двадцать человек, и в их числе Роуклифф, которые голодали бы на необитаемом острове и проводили жеребьевку, кого зарезать на жаркое, я бы не голосовал за Роуклиффа, зная, что из отвращения к нему не смог бы проглотить ни кусочка. Его отношение ко мне было не лучше. Поэтому я ничуть не удивился, что он не пригласил меня к себе, а собственной персоной выплыл из двери и прошипел:
– Что нужно?
Я вынул из кармана конверт:
– Поверьте, это не письменное заявление с просьбой зачислить меня в штат полиции, и поэтому не рассчитывайте, что я буду служить под вашим командованием.
– О боже, если бы дожить до этого!
– Это также не письменная благодарность…
Он выхватил конверт у меня из рук, распечатал, бросил взгляд на то, кому адресовано заявление, посмотрел третью страничку – на наши подписи:
– Так-так… Не сомневаюсь – шедевр. Требуется расписка в получении?
– Не обязательно. Если хотите, я могу зачитать вам вслух весь текст…
– Единственное, чего я хочу, – это увидеть в дверях твою спину!
Не дожидаясь желаемого, он развернулся и ушел. Я обратился к дежурному:
– Пожалуйста, запишите, что я отдал пакет этому бабуину в тринадцать часов шесть минут по летнему времени. – И с этими словами вышел.
Вулф уже сидел за ланчем, и я включился в операцию «Омлет с анчоусами». Он не позволяет разговаривать за столом о делах. Нечего и думать прерывать его пищеварение, поэтому лишним доказательством его состояния явилось то, что во время дегустации корзиночек, начиненных свежими фигами и вишней, он позволил себе прервать процесс принятия пищи: раздался телефонный звонок.
Вернувшись из кабинета, я доложил:
– Звонит некто по имени Деннис Хоран. Может быть, вы помните…
– Да. Чего он хочет?
– Вас.
– Мы позвоним ему через десять минут.
– Он куда-то уходит, и его не будет на месте.
Это не вызвало привычной вспышки гнева. Не мешкая Вулф отправился в кабинет. Пока он дошел до телефона, я уже поднял отводную трубку за своим столом. Наконец Вулф уселся.
– Ниро Вулф слушает.
– Говорит Деннис Хоран, адвокат. Произошла ужасная трагедия. Миссис Деймон Фромм нет в живых. Она попала под машину.
– Не может быть! Когда?
– Тело обнаружено сегодня в пять часов утра. – Писклявый тенор Хорана, казалось, вот-вот сорвется на визг, но, возможно, это было из-за шока, вызванного случившимся. – Я был ее другом, вел некоторые ее дела и звоню вам по поводу чека на десять тысяч долларов, который она выписала вам вчера. Вы депонировали его?
– Нет.
– Вот и отлично. Так как миссис Фромм нет в живых, то чек, конечно, не может быть оплачен. Как вам удобнее – переслать его на домашний адрес миссис Фромм или ко мне?
– Ни то ни другое. Я его депонирую.
– Но он не будет принят к оплате! Чеки, подписанные умершими, не…
– Знаю. Но чек уже учтен в банке…
– О… – (Долгая пауза.) – Но так как ее нет в живых и она не может воспользоваться вашими услугами, а вы ей помочь… Этичнее было бы вернуть этот чек.
– Вы не мой наставник в вопросах этики, мистер Хоран.
– Я этого и не утверждаю. Но без всякой враждебности или предубеждения хочу спросить вас: чем можно оправдать, что вы оставляете эти деньги себе?
– Тем, что я заработаю их.
– Вы намереваетесь их заработать?
– Да.
– Но как?
– Это мое дело. Если вы являетесь душеприказчиком миссис Фромм, я готов обсудить с вами этот вопрос, но не по телефону. Я могу принять вас сегодня до четырех часов дня, или от шести до семи, или от девяти до полуночи.
