Под утро пианист был разбужен эсэмсэской ударника Битова: «От нашего ребра нам не ждать добра». «От того терплю, кого больше люблю», – ответил ему Бубнов, выключил звук, ногой согнал с одеяла вконец обнаглевшего голубя и ткнулся подбородком в Полину макушку.
Часть первая
Идёт Балда, покрякивает,
А поп, завидя Балду, вскакивает…
А. С. Пушкин. Сказка о попе и о работнике его Балде
…один изобрёл деревянные ноги таким образом, что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека Бог знает в какие места…
Н. В. Гоголь. Мёртвые души
1
Ведрун
Первого сентября, в первый день своей взрослой жизни, Коля, собравшись с духом, напрямую спросил бабэ (так он называл бабушку), отчего померли родители. Бабэ сказала, что папаня повторил клип Эминема, вследствие чего она осталась без дочери, а он, Коля, без матери. Пошла варить суп и плакать. А мальчик, озадаченный Эминемом или как его там, отправился копать червяков для вечерней рыбалки.
У них с бабэ не было компьютера, Коля долгое время не мог узнать, что именно сделал папа. По телику без конца крутили разные клипы, но в них не было никакого Эминема, они не раскрывали тайн, не говорили ничего важного о жизни. Когда Коле было лет уже десять, дядя Василий Андреевич, закусив селёдкой, дал ему поиграть свой «самсунг» с галактической заставкой. Коля залез на чердак, очень быстро разобрался с экраном и кнопками, увидел наконец клип Эминема и понял, почему бабэ вешает веночки у закрытого ларька на берегу Оки. Бабушка Тася, папина мама, сказала, что папа не так уж и виноват, потому что оба они пьянствовали, пьяный юный папа засунул пьяную юную маму в машину и спустил с обрыва в речку. Поразмыслив, полез доставать и тоже утонул.
Узнав печальную историю семьи, Коля постарался не то чтобы забыть её, а как-то отвлечься. Постепенно разворачивая рулоны обоев, он придумывал и рисовал сложные фантастические миры (называл их мирками), звёздные и подземные.
Рулоны были плотно составлены в бочках, сотня обоев с розами и машинками – ими бабэ заплатили на фабрике. В деревне многие работали в бумажном ЧП «Хрящ и сын». Разорившись, Хрящи выдали всем на прощание обои и церковные календарики.
Бабэ вышла на пенсию и организовала из трёх грузовиков и трёх алкоголиков бюро перевозок. На удивление бюро работало отлично, дальнобойщик Кузякин почти бросил пить и передумал вешаться, докупили ГАЗ и ЗИЛ, в коллектив влились Петрович с Ивановичем, из города возили в сельскую местность стройматериалы. Дядя Василий Андреевич утеплил чердак, и Коля пошёл туда жить, спускался только пообедать. На чердаке вся деревня у Коли была как на ладони и весь мир – на ладони, потому что бабэ купила офигенный, немного подержанный макбук. Коля валялся на матрасе, мечтал о прекрасной жизни, полной событий и приключений, в волнении вскакивал, делал шаг навстречу светлому будущему и бился головой о сведённые стены: он сильно вытянулся, мог ходить не сгибаясь только под коньком. В восьмом классе много болел и остался на второй год, зато прочитал все книги бабэ, их было четыре шкафа, и смотрел по фильму в день, получилось 365 фильмов, а это не мало.
На распутьях виртуальной реальности Коля нашёл себе таких же, как он, мечтательных друзей. В ролке было шесть участников: два парня из глухой якутской деревни (они сидели на домашнем обучении и могли ролить ночью, когда у остальных был день или вечер), питерская художница Марфуша, Маша из Франции и Лиза из Саратова. За приключениями рыцаря Ведруна, прекрасной мёртвой Анор, Феи Пресмыкающихся, Ведьмы, духа Абасы и духа Уукулуна следило «стописят» тысяч подписчиков. Над сказочным миром парил никому не ведомый админ. Он не встревал в игру, только изредка давал советы, кому куда пойти (полететь), как кого оживить. Авторы по очереди писали, что происходит с героями, и выкладывали рисунки, чтобы было понятнее:
«В пещере Ведруна окружили паучки, уставились на него блестящими глазками. “Где ваша хозяйка, Анор?” Один паучок побежал в сторону тумана. Ведрун последовал за ним. Со стен капает вода, блуждают огни, скользят тени, гремит сталактитовый орган. Вошли в ледяную пещеру. Факелы горят. Под потолком протянуты прозрачные трубы, от них веет холодом. Лестница идёт вниз, становится шире. На ступеньках пустые вазы, тикают часы без стрелок. Перед рыцарем сидит за шахматами Анор. Рыцарь снял с головы ведро и постучал по нему. Мёртвая девушка улыбнулась: “Садись, раз пришёл!”». Ну и всё в таком духе.
Два года Коля с ведром на голове спасал Марфушу – Анор от козней злых духов, потом Абасы зациклился на Фее Пресмыкающихся и на каникулах полетел в Бордо, а водяной Уукулун смотался в Саратов. Ролка распалась, Коля просто переписывался с Анор и, конечно, мечтал поехать в Петербург. Ему казалось, что она одна его понимает. А тут ещё админ написал Коле лично, что на Московском вокзале, в метро, у стенки за автоматом с жетонами, для него оставлено прощальное письмо и он может его поискать. Неизвестно было, кто он такой – мужчина или женщина, где живёт, какого возраста. Однажды он спросил Ведруна в личке, нравится ли ему Анор, и Коля почувствовал, что, наверное, мужик.
На чердаке Коля разматывал свои рулоны с мирками, чтобы выбрать в подарок мёртвой подруге какой-нибудь самый ценный. Попадались старые мирки с ужасными жёлтыми рисунками – они возникли, когда бабэ бомбила вместо приболевшего Кузякина и за маленьким Колей следила баба Тася. Тасе не нравилось, что внук без конца рисует, да ещё чёрным карандашом, ведь купила она коробку цветных и точилку. Одна догадливая подруга сказала, что чёрный мир – это следствие неосознанной детской травмы и надо что-то делать. Тася отвела мальчика в парикмахерскую, там за занавеской специально обученная Зоя Захаровна оказывала срочную психологическую помощь. Ребёнок в ужасе от её раскрашенного лица и длинных ногтей молчал, как рыба-партизан. Воняло лаком и грязными волосами. Психолог, пахнув потом, развела руками и отправила Тасю с внуком за занавеску к ясновидящей. Та включила приборчик, похожий на индикатор из «Тайны третьей планеты», сказала что-то про карму, первородный грех, прапамять и посоветовала забрать у Коли все карандаши, кроме весёленького жёлтого и, скажем, розового. Так появился мирок чужой, совершенно непригодной для человеческой жизни блёклой планеты, населённой какими-то поросятами. Хотелось пустить его на растопку.
Анор писала, что все её друзья и родственники будут страшно рады, если Коля приедет. Коля решил сделать сюрприз и явиться в Питер накануне весенних каникул. Бабэ дала ему клетчатую сумку с трёхлитровой банкой огурцов, сушеными грибами, своим чесноком, своей картошкой, плотно запакованными кусками копчёного мяса и сала – у Коли с бабэ были свои свиньи, всё своё.
Коля наврал бабэ, что его ждут. В семнадцать лет он впервые ехал в большой город, впервые сел в поезд и на нижней полке застыл в позе фараона с руками на коленях. Он страшно боялся маньяков. У них в Чудеевском районе пропадали люди, поговаривали, что орудует банда извращенцев и особенно их привлекают дети. Коле не хотелось пропасть. Соседи по купе, командировочные мужики в трениках, с опаской поглядывали на диковатого парня. Вечером, когда уже выключили свет и Коля задремал, сверху полез мужик с туалетной бумагой. Он задел Колю, тот проснулся и заорал.
Днём поезд подъезжал к Петербургу, Коля с «Вардруной» в наушниках прилип к окну, мужики угощали его колбасой и куриной ногой. Один поинтересовался, что Коля слушает. Коля спросил в свою очередь, слушал ли он Эминема. Тот сказал, что скорее Ревякина и Чистякова. Мужик с туалетной бумагой посоветовал прислушаться к Кейву, дал свой список старья.
Мелькали заснеженные дачки. Пронеслись мосты, встали большие дома. Поезд прибыл на Московский вокзал. Суетились встречающие. «Сейчас в метро. Лишь бы не запутаться».
Коля запутался сразу. В огромном зале на него хлынула волна китайцев, повлекла и оставила у ларька с фарфоровыми статуэтками. Коля решил купить пастушку для мамы Анор: всё-таки он собирался у них гостить неделю, хотелось бабкино сало чем-нибудь прекрасным подкрепить. Пастушку долго заворачивали в «Санкт-Петербургские ведомости», Коля потратил на неё половину своего состояния и очень боялся разбить.
В метро с тяжёлой сумкой, волнуясь, подошёл к автомату для жетонов, оказалось, их несколько и к каждому выстроилась очередь – непросто будет искать послание админа! Вдруг Коля заметил, что нет рюкзака. «Рюкзак-то где? С кошельком, телефоном и “Миром электроники”! Так, паспорт в кармане».
Поспешил обратно на вокзал, но фарфоровый ларёк был закрыт. С той стороны стекла на него грустно смотрели балерины, пастушки и собачки. Коля, утирая пот, час стоял у ларька, наконец, он открылся, но рюкзака там не было, никто его не видел. Адрес Анор был у Коли во «ВКонтакте», но как туда войти, телефона-то нет! Продавщица статуэток была злая, Коля не решился попросить у неё мобильный на минутку. Он знал, что Анор живёт на Васильевском острове и ходит в среднюю художественную школу под названием СХШ. Он поинтересовался у мужика с газетой, как добраться до «сэхэша». «До сэшэа?» – воскликнул тот недовольно. Бедный Коля вышел на Невский, спрашивал прохожих, где школа СХШ. Никто не знал. Показали, где примерно Васильевский остров. Коля со своей клетчатой сумкой туда потащился, поражаясь красоте и шуму города. Около садика человек рисовал портреты. Он объяснил Коле, как добраться до СХШ.
Коля перешёл Дворцовый мост, на набережной сел отдохнуть у сфинксов, поел снега, потому что страшно хотелось пить. Всё было широкое, белое, величественное. Круче, чем в ролке.
Когда он добрался до СХШ, уже стемнело. Охранник сказал, что занятия закончены, а завтра каникулы. Коля обошёл школу, в нескольких окнах горел свет, из открытых форточек доносились девичий визг, смех и матерные слова. «Может быть, Анор там? А, это, наверно, интернат. – Анор советовала Ведруну поступить в СХШ и жить в интернате для иногородних. – Что же делать? Куда идти?»
За школой стоял помоечный контейнер, Коля увидел кипы выброшенных листов с рисунками. Там были натюрморты, наброски, портреты, голая женщина и голый мужик с бородой. Колю поразило, что такие прекрасные работы никому не нужны и кинуты в снег. Он стал подбирать рисунки, сворачивать в трубочку. Вдруг выбежал этот самый бородатый мужик, только одетый, с метлой. Он что-то недовольно закричал. Коля с огурцами, пастушкой и работами сэхэшатиков подхватился и пошёл обратно на вокзал. Два раза просил у прохожих телефон, чтобы сказать бабэ, что всё ок, и написать Анор, но ему не давали, думали, наверно, что украдёт. «Да как бы я побежал со всем этим грузом?»
На вокзале он, совершенно измученный и расстроенный, задремал. Его разбудили китайцы, большая группа, они что-то от него хотели, тыкали в сэхэшатские рисунки, которые развернулись и развалились на соседнем сиденье. Коля ничего не понимал. Китайцы кланялись, вежливо и настойчиво совали деньги. Они решили, что Коля всё это продаёт. Происходящее было похоже на ролку или на фильм Миядзаки: ночь, гулкий зал, таинственные персонажи и тёмные перспективы. Впервые в жизни Коля торговал. Он продал всё, что собрал на помойке. Теперь у него было гораздо больше денег, чем до похода в фарфоровый ларёк. Он отправился есть солянку в вокзальный «Чижик-Пыжик». Там девушка дала ему войти в Сеть со своего телефона, Анор была онлайн. Через полчаса за Колей приехала её мама, ещё через тридцать минут он сидел в комнате «мёртвой подруги», заваленной холстами, красками, книгами, и косился на голого бородатого мужика, который пригрелся у батареи центрального отопления.
Красивая жизнерадостная Марфуша полностью вытеснила Анор из Колиного сердца. В своё время бабушка Тася, переживая, что Коля не пьёт пиво и не гуляет с девочками, без конца говорила ему про Настюшу Никитину «с полненькими ножками», похоже, для неё это был главный штрих девичьей красоты. Как-то заманила его к Никитиным, они жили недалеко от Коли и разводили лучших свиней в деревне. У Настюши действительно были полненькие ножки. Коля был её младше на год и не заинтересовал совершенно, она смотрела в ноут, как щёголь-усач поливает утку из бутылки и классно поджигает, это был её любимый блог с миллионом подписчиков. Она сказала для отмазки что-то дежурно-весёлое и ушла гулять с подругами, а Коля из вежливости час пялился в телевизор Никитиных и тосковал по Анор. Так вот, у Марфуши тоже всё было – не то чтобы полненькое, а такое крепкое, сильное: ручки, ножки, идеи, желания. Коля состоял из сомнений, Марфуша прекрасно знала, что ей нужно от жизни, и не стеснялась требовать это «нужное» от друзей и родителей. Марфушу растили мама и отчим – главный редактор какой-то важной газеты. Ещё у неё был младший брат Боря.
Полукруглые настольные часы пробили полночь – ту-дум, ту-дум: самое время для ролки. Было странно, что вот они рядом, могут видеть без экрана, разговаривать без клавиатуры, изо рта пахнет земляничным орбитом. Ребята были рады «настоящей» встрече, но чувствовали неловкость. Впервые не знали, о чём говорить, решили вместе рисовать, часа через два наконец перестали смущаться друг друга.
Марфушу сначала неприятно удивила Колина нескладность, ведь в её мечтах и сюжете ролки это был красавец-спаситель, но она была добренькая и быстро простила ему прыщи, редкие волосины на подбородке и общую костлявость – в целом-то он был симпатичный парень. Марфушина мать устроила себе ночной пир, сорвала с пастушки газету, вокруг фарфоровой красавицы разложила прочие подарки, вывалила на разделочные доски всё сало, всю свинину с чесноком, руками таскала огурцы из банки, была очень довольна. Рыжий кот Василий принюхивался к деревенским запахам. Отчим с Боренькой спали где-то в тёмных тёплых комнатах этой огромной питерской квартиры.
2
Плакат
Утром Коля увидел Петербург и дом Марфуши в ярком весеннем свете. За окном уходили к горизонту крыши, снег шумно таял. Марфуша и мать ещё спали, за круглым столом завтракали остатками ночного пира отчим-главред, он представился как Тонываныч, и его сынок, третьеклассник Боря. Бородатый толстенький Тонываныч аккуратно разложил по блюдечкам еду от бабэ, поговорил с Колей про деревенскую жизнь. Ему всё было интересно – как в деревне работают, что едят, чем развлекаются. Казалось, что, увидев Колю, он решил написать статью в газету и для этого прямо сейчас берёт интервью. Коля впервые разговаривал с таким солидным дядькой, было приятно и волнительно. После вчерашних злоключений он был готов полюбить Марфушину семью всей душой. Тонываныч дал визитную карточку, там он был сфоткан с котом Василием. Боренька сказал, что опаздывает «на запись к Кирюхе», допил чай из блюдечка, достал из холодильника какие-то продукты, вежливо спросил, можно ли угостить соседа огурцами бабэ, сложил их в мешочек и с деловым видом куда-то пошёл.
Тонываныч предположил, что «девочки» будут спать до обеда, посоветовал Коле побродить по «выцветшим линиям» и «осмотреться». У «Василеостровской» Коля купил новый рюкзак, кошелёк и телефон, вышел на набережную. Теперь белое пространство Невы и сфинксы не казались ему чужими и пугающими, ведь всё устаканилось, он попал в добрую семью, его спасут, если что.
Из Марфушиной приоткрытой двери били лучи солнца. Она сладко спала с открытым ртом, одеяло на полу, пижама в цветочек. Задыхаясь, словно брошенный в траву окунь, Коля переждал возбуждение в книжном углу с диванчиком и красным торшером. Проснулась, весело вышла, пахла потом и карамелью. Решили пойти на Невский – она будет рисовать канал и Спас, а гость Северной столицы «осматриваться». Коля повесил на плечо этюдник.
На лестничной площадке этажом ниже встретили удивительного человека: в потрёпанном кресле сидел завёрнутый в плед красавец, его усы и волосы были закручены на бумажках, он курил папироску, вставленную в мундштук.
– Кирюша, здравствуй! – Марфа чмокнула красавца в щёку.
Кирюша внимательно смотрел на Колю, у которого тут же испортилось настроение. Пустив несколько высококлассных колец, он взял Марфушину руку и поцеловал.
– Привет, Ведрун! Это называется «папильотки». Сегодня у меня гоночный турнир, потом званый ужин. Рябчики и бланманже. Это не кулёльки твоей бабушки.
– Коля, не обижайся! Кирюша шутит, я ему рассказывала про ролку и про тебя, помнишь, ты в Новый год всех насмешил кулёльками? Такого слова ведь никто не знал.
Коля забыл уже про кулёльки с сахаром, теперь снова запереживал.
– Деревенщина! – Кирюша, казалось, хотел уничтожить Ведруна.
– Ну а вы кто такой?
– Я знаменитый гонщик, король турника и Ютуба. А ты дерёвня. Огурцы у твоей бабушки потрясающие.
– Не дразни моего гостя! Коля, пойдём!
Пунцовый от волнения Коля не слышал, что там ещё обидное кричит вдогонку красавец с папильотками, – в этюднике гремели умбра, кадмий, газовая сажа.
У Румянцевского садика Марфа спросила:
– Ты ревнуешь, сердишься?
– Да с чего?
– Это Кирюха Завирюха, он мне как брат. Не обижайся. Мы не пара. Ты сам потом увидишь. Он хороший. Он добрый, но дерзкий. Мы не пара.
Коле думалось, что где-то он видел этого Кирюху Завирюху.
На десятке доехали до Невского. После деревенской тишины Коле были непривычны все эти гудки, смех, голоса, почти гром для его уха. Марфа предложила Коле погулять, пока она работает, потом собирались есть пышки. Коля обошёл церковь, послушал уличных музыкантов. «Интересно, что император ел на второй завтрак перед смертью?»
Подошла девушка с большим плакатом, попросила подержать: ей надо было отлучиться на две минуты. Нырнула в подвальное заведение. Коля стоял с плакатом, глазел на публику, на него тоже глазели. На плакате было что-то написано. Прохожие читали и реагировали неоднозначно. Кто-то показывал Коле большой палец, кто-то средний и указательный, кто-то только средний. «Интересно, что на плакате-то?»
Девушки всё не было. Подошла старушка в шляпке, с сумками, стала плевать в плакат, попадая Коле на ботинки, села рядом на поребрик, достала какую-то еду, поела и удовлетворенно закричала: «Фашисты! Пидарасы!»
Надвинулась тень, кто-то дёрнул Колю за локоть, плакат вырвали, заломили руку и пригнули к луже. Было больно, Коля вскрикнул, колени промокли. Похожие на мангалоров полицейские тащили его к машине. В толпе скандировали: «По-зор! По-зор!» Девушка выбежала из подвальчика, тоже закричала: «Позор!» – подняла плакат и стала стоять с ним дальше.
В отделе полиции на Колю зашипел человек в форме:
– Хочешь, чтобы всё развалилось?
– Не хочу.
– Чтобы у нас было как на Украине?
– А как на Украине?
– Не учитесь, не работаете, у пенсионеров на шеях сидите. Сидишь у бабушки на шее?
– Сижу…
Склонился над бумагой, прошипел: «Паз-зор».
За неимением родителей побеспокоили главреда, Коле было мучительно слышать, как капитан, крутя в руках визитку с котиком, зло и внятно объясняет в трубку: «Организация акций до восемнадцати лет запрещена».
Тонываныч приехал быстро, круглый живот под кожаной курткой обтягивала футболка с президентом и надписью: «Вежливые люди». Главред разбирался с полицией: бабэ грозил штраф в особо крупном размере, чуть не пятнадцать тысяч. У Коли от волнения закружилась голова. Вскоре уже главред нападал, а стражи порядка оправдывались. В конце концов, решили, что имела место быть защита несовершеннолетнего пикетчика от агрессивно настроенных граждан. Протокол сунули в мусорное ведро, Колю отпустили.
Вечером Марфушина семья собралась за столом. Колю все утешали, наливали борщ, главред пил водочку и посмеивался в усы, он задумал пост в «Фейсбуке» про злых полицейских. Коля спросил у Тонываныча: «А как сейчас на Украине?»
– Ты сам что об этом думаешь?
Коля ничего не думал, он годами ролил на чердаке, за обедом слышал из телика обрывки фраз про киевский майдан и «самопровозглашённую Донецкую республику», дядя реагировал эмоционально, что-то матерно объяснял дикторам, даже плюнул в экран, бабэ вытерла передником, но Коле всё это было не так интересно, как духи и нежить подземелья Анор.
Главред раскраснелся. Тоныванычу не нравилось, что Коля, да и все Марфушины сэхэшатики, замкнуты в своём художественном мирке. Петербург волновали протесты, окружающая действительность казалась такой интересной, захватывающей, драматичной, а эти фантазёры были всем довольны, считали, что жизнь хороша и спокойна. Ладно Марфа – под крылом состоятельных родителей, но деревенский Коля – неужели он не видит страданий русского народа?
Коля ничего не видел. С дядькой строили баню, ели шашлыки, ловили вот таких карасей, на чердаке сеть была отличная, не рыболовная, а МТС.
– А Кирюха рвётся на войну, на любую войну. – Главред пыхтел и подпрыгивал на стуле. – Вроде добрый парень, а сколько в нём скрытой агрессии. Записался в школу стрелевой пульбы. И ведь взяли его, глазом не моргнули. Наверно, дал на лапу. «Зачем тебе это?» – спрашиваю. «Хочу, – говорит, – пойти в атаку». – «На кого?» – «На врага, который не дремлет». И зубами скрежещет! Коля, у тебя есть враги?
– Какие?
– Ясно. А Кирюха ими окружён. Он их выдумывает себе и окружающим. Ему лишь бы повоевать. Вот запланировал сведение счётов в Кулёмах.
– Папочка, не приведи господь!
– Антон Иванович, кто сведёт счёты в Кулёмах?
– Кирюха Завирюха.
– Папочка, Коля из Кулём!
– Наверно, это другие Кулёмы. Не может быть такого совпадения. Ты из каких Кулём? Чудеевских?
– Да. Но мы в деревне живём. Кулёмы – районный центр. Я там нечасто бываю. Мы туда ездим ботинки покупать.
– Гм. В церковь ходишь?
– Захожу иногда, но я неверующий.
– Ладно, думаю, до этого дело не дойдёт.
– До чего не дойдёт-то? Загадками говорите.
– Забудь. В каждой церквушке свои погремушки.
– Вот видишь, какие мальчишки разные. – Главред повернулся к жене. – Хорошо, что бодливой корове бог рогов не даёт.
Марфушина мать отмахивалась и стучала ложкой по дну суповой тарелки. Ей не нравилась злободневность, воротило от международных отношений. Её центром вселенной был Андреевский рынок, самой важной темой – судак. Какой он сегодня – «свежий», «свежайший» или «как для себя»?
– Интересно, кто идёт в менты? Что за ребята? Провинциальные? Городские? Коля, доедай котлету, а то не примут в полицейский колледж.
– А я и не хочу. Спасибо, очень вкусно.
– Почему не хочешь? Будешь следователем, криминалистом.
– Раньше я хотел поступить на исторический. А сейчас разработчиком компьютерных игр мечтаю стать.
– Правильно, будь разработчиком. Лучше придумывать страшилки, чем в них участвовать. Вот ты подросток. Тебе хотелось бы сделать мир лучше?
– Да он и так хорош.
