– Но вот только ты людей не обижай. Все знают, что ты врач самый лучший. Но оставайся хорошим человеком. Одно без другого не работает.
Сказал, повернулся и ушел. Лариса задохнулась от обиды. Зачем он с ней так? Вот ведь гад! Мало того, что тыкает, еще и критикует. Она совершенно упустила из виду, что сама практически со всеми была на «ты». Она – врач. Ей можно.
Стало быть, она человек плохой? Сама не живет, вся жизнь в этой больнице и в пациентах! А от нее, значит, все сюсюканий ждут? Это что ж получается? Лариса шла по коридорам больницы, не отвечая на приветствия, чувствовала, как пылает лицо, и боялась даже подумать о том, что этот, как ей почти показалось, приятный парень прав.
Ни от кого она таких откровений никогда не слышала. Хотя от кого ей и слышать-то было? Она действительно давно не смотрела по сторонам. Заместила все работой. Ей казалось, что только так она станет настоящим специалистом. Впервые за свои двадцать восемь лет она вдруг круто задумалась и остановила мысленно свой бег.
Кое-как закончила рабочий день и пошла домой. В своем углу, который снимала у тети Раи, вдруг неожиданно расплакалась. Она даже не заметила, как сзади подошла старая женщина:
– А ты и поплачь. А то все как вроде генерал. Только шашки в руках нету. А все «махаешь», «махаешь». И на кого? Вокруг-то «человеки». А они разные. Всех повырежешь, кто останется? К человекам – к ним ко всем нужно с поклонами. Пока нагибаешься да разгибаешься и махать перехочется. А потом разговор начать неспешный. Я на свете долго живу. Может, и сгорбилась от поклонов, но люди ко мне и с добром, и с душой. И внутри у меня всегда свет.
А к Андрею Лариса начала присматриваться. И вот ведь странно, парень постоянно попадался на пути. Или она так свои дороги теперь строила? Но работы по починке крыши постоянно перепроверяла. Закончился рабочий день, она – туда. А парень стучит своим молотком. Сначала она просто заглядывала. А в один из дней присела на досточку и засмотрелась.
Смотрела и думала о своем. Вот человек занимается делом. Настоящим делом. Он обычный плотник. Не то что она – врач. И ему до нее, как до луны, стало быть. И вроде как снисходительное у нее к нему отношение. Понятно дело, она училась семь лет. А перед этим еще в училище. И теперь всю жизнь еще учиться. А он что? Средняя школа, потом ремесленное. И матери, стало быть, нет. А может, и вообще детдом. Они – дети войны – такое пережили. Никому не приведи господь. Она изо всех сил старалась выучиться, поменять жизнь, выйти из зависимости от бедности и всем доказать. А он? Он, выходит, доказать не хотел? Почему после ремесленного в институт не пошел?
Лариса наблюдала за парнем, и разные мысли лезли в голову. И злилась на него за его красивый труд, за то, что ломал в ее душе какие-то стереотипы. Но ведь с какой любовью работает мужик! Не торопясь, обдумывая. Не получается, сядет, перекурит. И все смотрит, смотрит. Потом резко затушит папиросу, сплюнет и начинает работать в два раза быстрее. Ее, Ларису, как вроде и не замечает. И руки у него красивые. Большие, рабочие, но пальцы длинные, и ногти выпуклые такие. Такие руки и музыканту подошли бы.
– Хочешь, спою тебе?
– Давай. Я музыку люблю.
– А что спеть?
– А все равно.
И Лариса тихо затянула на украинском языке:
Ой, у вишневому саду, там соловейко щебетав.
До дому я просилася, а вiн мене все не пускав,
До дому я просилася, а вiн мене все не пускав.
О, милий мiй, а я ж твоя, дивись, яка зiйшла зоря,
Проснеться матiнко моя, буде питать, де була я,
Проснеться матiнко моя, буде питать, де була я.
Голос у нее был несильный, низкий, немного хрипловатый, но пела чисто и душевно. Песня была откуда-то из детства, когда мать ее еще к себе прижимала и пела на ночь. Только когда эту песню затягивала, вспоминалась та нежность матери. Давно ж это было.
Андрей работать не прекращал, но молотком своим стучал тише, как вроде прислушивался. А в какой-то момент сел на своей лестнице и просто слушал.
– Ты меня прости за те слова. Сам не знаю, зачем тебе это сказал. Вижу, что в душе ты совсем другая. Что за песня? Мать научила?
Лариса сама не поняла, зачем это она так разоткровенничалась. Она порывисто встала. И только выдохнула:
– Угадал. Ну ладно, мне завтра на работу рано.
В Москву они вернулись вместе. Лариса всегда понимала, их связала та трагедия. Если бы не тот страшный день, случился бы, возможно, скоротечный роман просто потому, что так сложились звезды. Но ненадолго. А получилось – на всю жизнь.
= 10 =
Жизнь, непонятная для них самих, для окружающих, которые пожимали плечами, видя властную Ларису и тихого Андрея, непонятная для дочерей, текла из года в год, и при этом муж с женой все больше отдалялись друг от друга.
Может, Люба и не так вникала в суть, она всегда была занята своей персоной, а Юля постоянно разгадывала кроссворд, искала причины, в голове рисовала таблицы, куда вставляла имена героев той истории. Правда, имена все больше были вымышленными. Практичная и очень прямая мать прошлое засунула в сундук и заперла на все замки.
Всю сознательную жизнь для Юльки оставалось загадкой, зачем оба совершили этот шаг? Почему родители поженились? Кому это было надо? Матери? Да, она не была красавицей, и мужики были нарасхват, и всем не хватало. Но Лариса всю жизнь стеснялась отца, всю жизнь она жила своей жизнью. Если бы в доме был чулан, Андрей бы жил там. Тогда зачем?
Зачем это было отцу? Он так любил мать? Внешне это никак не проявлялось.
Семейная легенда гласила, что они познакомились в Тульской области, куда мать приехала по распределению после института. Понравились друг другу, поженились, вернулись в Москву вместе. По этой же легенде никогда не говорилось: влюбились. Понравились. Ну, значит, так. Скорее всего отца перемолола Москва. Не выдержал, сломался, не его это была жизнь. А ведь, между прочим, красивый мужик. И на три года моложе матери.
То, что отец интересный внешне, Юля обнаружила совсем недавно, разбирая семейные фотографии. Вот они недавно познакомились. Оба улыбаются. Отец высокий, широкоплечий, белозубая улыбка, широкие скулы, открытый лоб. Волосы зачесаны назад, выбритые виски открывали правильный череп и красивые уши. На фотографии он слегка повернул голову и нежно смотрел на мать. Лариса еле-еле доставала ему до плеча. Небольшого роста, крепко сбитая, плотные руки и ноги, шарфик на плечах, белые носочки и туфли с перепонкой. Нос картошкой, очки в роговой оправе. Она тоже улыбалась, но взгляд устремлен в небо.
Совершенно разные внешне, они и по жизни шли разными путями, никак не пересекаясь. Иногда Юльке казалось, что если бы кто-то из них сейчас уехал, то другой даже и не заметил бы.
Девочкой она рано поняла эту особенность их семьи и страшно переживала. Она видела, как у других. У подруги Верочки родители – заядлые туристы, постоянно или путешествовали, или к этим путешествиям готовились. Всю зиму вместе ползали по карте, расстелив ее на полу, выбирали маршруты, составляли списки:
– Так, палатка еще выдержит, а вот коврики нужно купить новые.
– И котелок.
– А сковородка?
– Это нормально.
– Про сетки москитные не забудьте, вспомните, как нас покусали в прошлом году.
– Это обязательно.
Эти разговоры «ни о чем» были для Юльки какой-то непонятной и красивой песней. Вместе. И все планы вместе. У нее в семье все совсем не так. И совершенной неожиданностью для нее было, когда Верочка однажды вдруг сказала:
– Эх, завидую я тебе, вон у тебя мама какая!
– Какая?!
– Врач! Да еще и хирург!
Имя Ларисы прогремело, когда их учительница по истории попала в больницу с аппендицитом. Случай был сложным, начался перитонит. И постоянно звучали потом слова «чудом выкарабкалась», «золотые руки хирурга», «еще бы немного, и не выжила».
Прямо на уроке историчка рассказала всему классу, какой замечательный доктор Лариса Васильевна Муравьева. И как повезло Юле.
– Ты ведь тоже хочешь стать врачом?
– Нет, – смутилась Юля. Они тогда заканчивали девятый класс, все уже практически определились. И она думала обо всем, только не о профессии врача. Она того врача видела дома. Властную, вечно раздраженную, уставшую, не замечающую тихого отца.
– Как это странно. Мне кажется, что в этом случае династия просто обязана продолжиться. Твоя мама из семьи врачей?
– Нет… – Юлька опять покраснела. – То есть да, бабушка была медсестрой. Но это случайность. Во время войны ей непросто пришлось. Другого выхода не было. И маме хотелось сделать приятное своей маме, она видела тяжелый труд медсестры, хотя труд врача еще тяжелее. Теперь-то она это понимает. И мы понимаем, – уже совсем тихо добавила она.
– А папа твой кем работает?
– Он столяр. На мебельной фабрике. – К своему стыду, произносить это было не совсем удобно. Да, отец ведь никого не спасал, про него статью в газету не напишешь.
Надо отдать должное историчке:
– Прекрасная профессия. Человек что-то делает своими руками. Это очень важно. Ребята, мы с вами живем в прекрасной стране. Перед вами открыты все пути. И на самом деле… – Она подошла к Юле. – Садись, Муравьева, еще раз передай маме привет и огромное спасибо. Папе тоже передай привет. – Она улыбнулась девочке и погладила Юлю по плечу. – Пора вам, мои дорогие, задуматься, куда вы хотите поступать. Это в детском саду и в начальной школе вы хотели летать в космос и танцевать в Большом театре. И, кстати, почему нет. В нашей стране возможно все. Только заниматься этим нужно было уже в детстве. Сегодня все очень конкретно. Пожарные и космонавты остались в прошлом. Верочка, ты куда?
– Вы же знаете, я, как вы, на исторический.
– Юля, а ты определилась?
– Не знаю, что-нибудь с цифрами. Хочу заниматься ЭВМ.
Ребята присвистнули и посмотрели на Юльку с уважением.
А Юлька подумала, вот у Верочки ее профессию опять же выбирали и утверждали на домашнем совете. С ней же никто никаких разговоров на эту тему не вел. «Как решишь, так и будет, – как-то изрекла мать. – Это твоя жизнь».
= 11 =
В компании, где работала Юля, у каждого были четкие обязанности. И, как правило, каждый еще и выполнял две рабочие функции. Жесткое лицо капитализма. Надо отдать должное Главному, хоть и выжимал он все соки из сотрудников, зарплаты тоже платил достойные.
Ира скорее была исключением из правил. Ну ошиблись при приеме на работу. Девушка не только улыбалась и красиво поправляла волосы на собеседовании, она еще рассказывала про юридический институт и про то, как важно, чтобы секретарь знал все юридические аспекты сделок.
– А вы знаете?
– Даже если я что и не знаю, согласитесь, человек знать всего не может.
– Ну да, ну да.
– Я могу быстро найти, где посмотреть.
– Вот! Это действительно важно.
Грязев тогда победно посмотрел на Маточкина. Николай Федорович рисовал чертиков, не поднимая глаз.
– А что это за институт? Я про такой и не слышал никогда.
– А это ответвление. Да. От юридической академии.
– Платный?
– А сейчас почти все платное.
– Ну я не знаю.
Грязев понял, что пора вмешаться.
– Ну все, девушка, вы идите. Мы вам позвоним.
А Маточкину сказал:
– Возьмем. Пусть настроение поднимает.
И с этим заданием Ира справлялась отменно. Особенно когда ей перестали что-то поручать.
– Я слышала, на Новый год у нас что-то итальянское ожидается? У меня как раз солнечные очки итальянские. Все упадут!
– Ну для Нового года в самый раз. – Юля еще раз подивилась ходу мыслей Иры.
– Ты не понимаешь! Италия – это мода!
– Где уж нам.
Но по большому счету Ира ведь права. Своими очками она еще раз подтолкнула Юлю к мысли о правильности принятого решения. Итальянская вечеринка – это про многое. В голове она уже рисовала схему праздника.
Юля всегда считала Италию самой важной страной в истории человечества. Италию и Грецию. С ней соглашались все ученые и историки. Или наоборот? Не важно. Вся культура, вся наука и вообще нормальные и цивилизованные люди – выходцы из этих двух миров.
Но как построить итальянскую вечеринку, чтобы было обо всем понемногу? Юля решила в первую очередь опираться на итальянский язык. Его еще можно было соединить с музыкой. Тут тебе и народные неаполитанские песни, и великие композиторы, которых целая армия во главе с полководцем Верди, и Челентано, естественно! Ну и, конечно же, макароны. Ну как можно говорить о макаронниках без макарон? Да, про очки. То есть про моду. Тоже со счетов не списываем. Юля добавила в схему праздника еще один квадратик.
Тем было так много, что тут главное было не закопаться, не заиграться, а сделать все «ненапряжно», интересно и чтобы все приняли участие. Как привязать сюда моду? Можно, к примеру, посоветовать всем прийти в чем-то модном. Но что-то нужно все же взять за основу. Итальянский язык? Или все же макароны? В магазин нужно заглянуть. Посмотреть, что там у нас продают. И есть ли итальянские макароны, чтобы прямо настоящие. А может, кого позвать? Ой нет, шеф же против аниматоров. Значит, самой. Будем петь песни Челентано и угадывать сцены из любимого кино «Укрощение строптивого». Или все же пригласить специалиста? Нет, не профессионального ведущего. У Юли в голове возник план. Вырисовывалось очень даже симпатично.
В обеденный перерыв она все же набрала номер Любы. Вроде и пыталась приказать себе не думать: сами разберутся, в конце концов, это не ее жизнь. Но как не ее? Это сестра. И она у нее одна. И есть родители, которые очень любят Любу. Да. Наверное, это ее долг. И даже не так. Скорее потребность.
Голос сестрицы ей показался тусклым. И сразу сердце ухнуло в пятки:
– Что там у вас?
– У нас как обычно. Думаю, зачем я вышла замуж за этого идиота.
У Любы все похолодело внутри. Квартира. Не дай бог.
– Мне заехать после работы?
– Давай. Ты же у нас самая умная. Вот и разбирайся.
Юля практически хлопнула трубкой об аппарат. Ну что за черт побери? Почему сестра с ней все время так разговаривает? И почему Юля должна оправдываться? По всем поводам. Что не толстая, что устроилась на хорошую работу, что нет мужа-идиота. Она постаралась выбросить из головы неприятный разговор. Вечером все станет яснее.
