Тогда была весна, Лика, и магнолии цвели, и апельсиновые деревья стояли белые-белые, как невесты под фатой из своих чудесных цветов.
Лика, Лика, моя девочка, помнишь ли ты также и ту весну, когда впервые осознала в себе острую потребность отдаться всем своим существом на пользу людям? Помни, Лика, помни! Пусть все вокруг будут говорить, что “один в поле не воин, одна ласточка не может сделать весны”. Но, дитя мое, если каждая из нас проникнется общей идеей любви к беднякам и сознанием необходимости прийти им на помощь, отдать все свои силы труду, работе на пользу людям, легче, поверь мне, станет жить не только тем, кому помогаешь, но и самой себе! Да, да, да!»
Безумный восторг охватил Лику по прочтении этого письма. Чем-то теплым, ласковым и бодрым повеяло на нее от этих ласковых строчек… Да, да, да! Именно так и надо поступить, как пишет незабвенная тетя Зина!
И как вовремя подоспело оно, это милое, чудесное письмо!
Как раз вовремя – когда Лику уже начал закручивать этот водоворот светской сутолоки, в котором уже утонули и ее сестра, и Толя, и все ее здешние знакомые и который действительно способен заманить, затянуть в свою соблазнительную пучину.
Нет, тысячу раз нет! Он не осилит ее, не затянет!
И перед молодой девушкой мысленно встала та дивная, ароматная итальянская весна, о которой писала в своем письме тетя Зина, когда Лика впервые почувствовала, вернее, остро ощутила в себе эту жгучую потребность служить людям. Да, тогда была весна – теплая, ласковая, голубая… Пахло апельсинами и миндальными цветами… Море курилось серебряной дымкой, а в зеленой траве синели фиалки. И на террасе виллы она, Лика, поет свое «Прощание с Неаполем»… И весна поет вместе с ней, и море, и фиалки! И самый воздух поет, душистый и прекрасный в этой благословенной южной стране…
Лика забылась в своем сладком дурмане… В голове витали грезы, а душа ее уже томилась и тосковала по музыке. Губы невольно раскрылись, глаза заблестели, и вдруг, неожиданно для нее самой, розовая комнатка огласилась первыми звуками прекрасной, как мечта, неаполитанской песни.
Девушка распахнула окно. Прохладная волна ночного воздуха ворвалась в комнату. С вокзала долетали затихающие звуки музыки, с неба глядела луна, прекрасная и загадочная под легкой дымкой облаков. «Прощай, мой Неаполь!..» – пела Лика, и, глядя на эту северную ночь, на испещренное золотистыми бликами небо, на таинственную палевую луну и молчаливо замерший во мраке сад, она думала о другом небе – ясном и прозрачном, о других ночах – о благовонных и жарких ночах юга…
В саду под самыми окнами Лики сверкнул огонек сигары.
– Лика! – послышался чей-то негромкий голос.
Девушка разом отпрянула от окна. Песня оборвалась, замолкла на полуслове…
– Это я, Лика, не бойтесь… – и Андрей Васильевич Карский выступил из тени в полосу лунного света.
– Ах, это вы, папа! А я не узнала вас! Думала – чужой! – отозвалась Лика дрогнувшим голосом.
– А вы хотели бы увидеть вместо меня волшебника из той дивной страны, о которой вы так очаровательно сейчас пели? Но какой у вас голос, Лика! Я и представить себе не мог, я даже не подозревал, что вы – настоящая певица!
– Я три года училась пению, – скромно ответила ему Лика.
– Но вы поете бесподобно, как никто! Я никогда не слышал такого пения вне театральной сцены. Однако послушайте, Лика! Если вам сейчас еще не хочется спать, накиньте что-нибудь потеплее на плечи и сойдите в сад, мы с вами немного потолкуем.
– С удовольствием! – воскликнула Лика, обрадовавшись, как ребенок, неожиданному собеседнику, и через минуту вышла к отчиму, закутанная в белый оренбургский платок.
Он взглянул на нее и улыбнулся.
– О чем вы, папа? – удивилась она.
– Знаете, Лика, на кого вы сейчас похожи? На какую-нибудь колдунью из древней скандинавской саги или на белую фею из волшебной страны! Но, впрочем, оставим фантазии. Я нахожу, что вы сегодня не совсем такая, как всегда.
– И вы тоже иной, папа, совсем иной, нежели прежде, – в тон ему ответила падчерица.
– То есть? – Андрей Васильевич изумленно приподнял свои строгие брови.
– Вы не рассердитесь, если я буду откровенна с вами? Не обидитесь на меня? – и Лика, нежно прижавшись к отчиму, взяла его под руку.
– Можно ли сердиться на вас Лика? Вы – сама доброта!
– Ну, так слушайте же, что я вам скажу. Вы сегодня совсем, совсем иной, чем эти две недели, что я вас знаю. Вы всегда такой деловой, такой озабоченный и строгий, как в своем министерстве. Вид у вас такой замкнутый, такой серьезный, какой-то, я бы сказала, непроницаемый… И даже когда вы с гостями или на музыке, от вас холодком веет, деловым таким холодком…
– Что поделаешь! Я – «человек портфеля», как про меня весьма остроумно выразился один шутник. У меня своя система жизни.
– Ха-ха-ха! – звонко расхохоталась Лика, и ее смех нарушил восстановившуюся было тишину осенней ночи. – У вас – система, у Рен – метод… Господи, что за люди такие собрались! А по-моему, жить «по мерке» – это ужасно!
Тут ее смех разом прервался, а сама она нервно вздрогнула, кутаясь в платок.
– А вы, как вы понимаете жизнь, Лика?
– О, совсем, совсем иначе! Я какая-то бессистемная, право, – и она рассмеялась. – Я понимаю жизнь…
– Как вечный праздник и погоню за удовольствиями, не так ли? – подсказал отчим.
– Бог с вами, что вы! – и Лика с нескрываемым негодованием вскинула на спутника свои огромные глаза. – Я хотела бы жить исключительно для других, хотела бы стать нужной, необходимой людям, хотела бы многих вокруг сделать счастливыми… Хотела бы трудиться, учиться, самосовершенствоваться… Хотела бы отдать все лучшее в своем «я» тем, кто нуждается в этом…
– Вы, значит, хотите заняться делами милосердия… Да? – ласково обратился к ней отчим.
– Да, да, это – главное! – горячо отозвалась Лика. – Вы знаете, папа, стыдно бездействовать и купаться в довольстве, когда… Ах, Господи!.. Нужды?, бедноты, лишений кругом сколько – ужас! За границей бедность не так сильно бьет в глаза. Они все там изворотливы, как кошки, и умеют устроиться. А у нас эти жалкие лачуги в дебрях России, этот хлеб с мякиной и песком… И полное невежество в глуши, незнакомство с букварем, с грамотой… Конечно, я не видела всего этого, но по книгам и по словам тети Зины знаю много, очень много.
– А, вот она, эта ваша капризница-тетушка, она всегда всем недовольна! – пошутил Андрей Васильевич.
– Тетя Зина – не то, что о ней думают, – строго остановила его Лика. – Вы ее не поняли. У нее одна жажда, одно стремление – чтобы всё у нас в России было так же благоустроенно и хорошо, как и за границей.
– И потому-то она заперлась в Италии, а сюда и не показывается, – уже своим обычным ледяным тоном проронил Карский.
– Папа! – уже совершенно серьезно сказала Лика. – Вы и не подозреваете, сколько тайного добра она делает людям! Она отрывает от себя большую часть своей души, больную от людских нужд и горя, но изменить жизнь ей не под силу. Она уже старушка, моя тетя Зина! Ведь под конец жизни, на старости лет очень трудно менять свои привычки…
Помолчав немного, Лика пылко продолжала:
– Я же хочу дела, большого, огромного, чтобы оно всю меня захватило, всю без остатка! Я не могу довольствоваться долей светской барышни, не могу всю себя посвятить спорту, как Рен, и всегда веселиться, как Толя, я хочу иного, поймите! Мне с мамой не приходилось говорить об этом. Да и потом, у мамы свои взгляды. Она предложила мне заняться, кроме моего пения, английским языком и рисованием по фарфору или выжиганием – чтобы убить время. Но я не хочу его убивать! Оно мне нужно, необходимо! У меня голос, хороший голос. Синьор Виталио умел использовать свой голос на пользу другим; я хочу идти по его стопам, я выступала в Милане и помогла своим концертом многим несчастным. И тут я могу так же… Тем же способом, если…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/lidiya-charskaya/osobennaya-65821106/?lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Сноски
1
Дебаркадер – крытая платформа железнодорожной станции.
2
Вуалетка – короткая вуаль.
3
Фуля?р – легкая и тонкая шелковая ткань.
4
Ра?ут – званый вечер, прием.
5
Ла?ун-те?ннис (устар.) – то же, что теннис.
6
Кучу?м – последний хан Сибирского ханства.
7
Креп – шелковая или хлопчатобумажная ткань с шероховатой поверхностью.
8
Будуа?р – небольшое уютное помещение, примыкающее к спальне.
9
Лиф – верхняя часть женского платья.
10
Филантропи?ческий – от филантро?пия – благотворительность, покровительство нуждающимся.
