Лекарство
Ксения Гранд
Одно слово может изменить твое решение. А одно чувство – всю твою жизнь. Но Сильвер не из тех, кто верит в подобное. Потеряв родителей в детстве, перестаешь верить в чудеса, особенно когда живешь в самом холодном городе Америки.
Эти суровые условия и сложные отношения девушки с родными научили её полагаться только на себя. Так бы и жила Сильвер своей обычной жизнью, если бы эта самая жизнь в один момент не превратилась в безумный водоворот событий. Её дядя и сестра оказались совсем не теми, кем она их считала, да и в самой Сильвер обнаружилась скрытая тайна. И вот девушка обнаруживает себя вовлеченной в войну древнего рода людей-вампиров, зовущих себя сиринити, а что ещё хуже, Верховный Жрец этого рода по имени Дориан – хладнокровный бесчувственный деспот – проникается к Сильвер ненавистью с первого взгляда.
Чтобы разгадать тайну своего происхождения и спасти сестру, Сильвер вынуждена согласиться на опасную игру – отправиться с сиринити на дикие земли для поисков лекарства от вампиризма, но ни девушка, ни стражи не подозревают, с чем им предстоит столкнуться по дороге.
Ксения Гранд
Лекарство
Глава 1
Внутри кокона
Мой дядя пытался меня убить. Мысль, с которой я закрываю глаза в машине, а просыпаюсь в гостиной, съедаю подгорелый ужин и принимаю душ, с которой теперь не смогу расстаться никогда. До сих пор она казалась мне нереальной, но сейчас, сидя на диване и глядя на свои изодранные руки, я наконец-то начинаю понимать ее смысл.
– Зачем ты свернул? До Уинтер Парка прямо.
– Дорога перекрыта из-за снегопада. Нужно ехать в объезд.
Странно. Не помню, чтоб мы с Эми когда-нибудь сворачивали на эту дорожку. Даже когда зимой выпадало рекордное количество снега, главную дорогу Фрейзера всегда очищали, а если возникали сложности, объезжали через Грэнби. Не через лес. Чувствую, как неловкость щекочет спину. Никак не могу от нее избавиться, как и от дрожи в пальцах. От дряхлого обогревателя нет толку, разве что звук дрожащего металла отвлекает от озноба. Сырость проела дыры в металле, как подвальная плесень, но дядю, кажется, это не волнует. Он ни разу даже не поежился, хотя на нем нет куртки.
Никогда не претендовала на звание «мисс Коммуникабельность». Обычно молчание не вызывало у меня особого дискомфорта, но не сегодня. Сегодня оно серной кислотой капает на нервы. Почему? Потому что после того, как дверь кадиллака захлопнулась, дядя не проронил ни звука. Это как-то… ненормально. Обычно у нас никогда не возникало проблем с общением. С Эми – да (у кого не было проблем со старшей сестрой). С Изи – да, даже с Майклом бывает недопонимание, но не с дядей. Дядя – единственный, кто понимает меня если не с полуслова, то, по крайней мере, с целого. Он, как добропорядочный служитель церкви, всегда был добр к окружающим, в том числе и ко мне. Всегда с радостью подвозил, если я задерживалась допоздна в академии, особенно в такой снегопад. Но сегодня явно не один из таких дней.
– Что-то случилось? – не выдерживаю.
– С чего ты взяла?
– Ты какой-то молчаливый сегодня. Все нормально?
– Да.
Правда, прозвучало это так холодно, что перечит самому смыслу этого слова. Еще и эта дорожка через лес. Не нравится мне все это.
– Если я чем-то могу помочь…
– Нет.
Мой дядя, такой знакомый и родной, заботливый, любящий. Ни разу в жизни он не подводил меня, не отчитывал, не наказывал и после смерти родителей воспитывал как родную дочь. Тогда почему мне так некомфортно находиться с ним в одной машине? Будто с чужим человеком. Из-за освещения в церкви я не сразу заметила бледность его лица, темные прожилки на шее, красные белки. Можно подумать, что это усталость, если бы не трясущиеся руки на руле и синева под глазами. Словно он не спал трое суток. Но внешний вид – полбеды. Больше всего настораживает то, что на его шее нет крестика. Сложно не заметить массивное серебряное распятие с узором. Дядя никогда его не снимал, даже в бассейне. В детстве он рассказывал, что это фамильная ценность, которая передавалась от поколения к поколению. Сегодня эта реликвия валяется между ручным тормозом и переключателями скоростей.
– Ты не надел крестик. Я думала, ты никогда его не снимаешь.
– Он бесполезен.
По коже пробежали мурашки: то ли от холода, то ли от леденящего тона его голоса. От крутого поворота меня качнуло в сторону. Машина пролетает через сугроб и сильнее углубляется в чащу. Теперь мое беспокойство перерастает во вполне осязаемую тревогу.
– Куда мы едем?
– Домой.
– Но здесь нет дороги! Уинтер Парк в другой стороне.
Уголки губ дяди еле заметно дрожат. Сердце сжимается от понимания происходящего. Он везет меня не домой, а в… лес. Специально.
– Останови машину.
Вместо скрипа тормозов взвизг газа. Машина прыгает по снежным дюнам, как корабль по волнам.
– Пожалуйста! Отвези меня домой!
На его лице не дергается ни один мускул. Руки судорожно вцепились в руль.
– Он ждет тебя.
– Что?
– Он наконец-то свободен! Теперь его ничего не держит. Граница падет!
– О ком ты говоришь? Что за граница?
Треск колес, взвизг руля – и машина поворачивает влево так резко, что едва не задевает дерево. Страх сильнее вжимает меня в сидение. Дядя не в себе. Он сошел с ума и не собирается останавливаться! Нужно что-то придумать, иначе он убьет нас обоих!
– Ты ключ ко всему. Он уже рядом, дышит тебе в спину.
– Кто? О ком ты говоришь?
– Он станет твоим другом, врагом, станет всем для тебя и одновременно никем. Добьется твоего доверия, пока не подступит достаточно близко. Он – твоя смерть и конец человечества.
– Кто?
– Вейн.
Безысходность толкает меня на отчаянный шаг. Хватаюсь за руль и сворачиваю. Колеса трещат, машина летит в чащу. Картинки, звуки – все смешивается в сплошной шар. Что-то треснуло, что-то разбилось, что-то пронеслось возле моей головы. Меня со всей силы вдавливает в сидение. Вспышка света, гул, затем сплошная белая полоса. Я теряю сознание.
В гостиной витает аромат поджаренного дерева. На коленях умостился черный клубочек, нервно посапывая носом. Облегчение накрыло, как только нога переступила порог, но волнение зудящей раной засело под кожей. Я сижу на диване, поджав под себя ноги. Жду. После того, что произошло, я в полном ступоре. Не могу пошевелиться, хотя каким-то образом оказываюсь на диване. Не знаю, что делать. Обратиться в полицию? Позвонить в службу доверия или дождаться Изи? Она должна скоро прийти.
Чувствую, как кровь пульсирует в висках. Пытаюсь усмирить ее большими пальцами. Не помогает. К черту полицию. От них нет толку. Единственный человек, которому я могу рассказать о случившемся, это Эми. Но ее нет, как всегда. И вряд ли в ближайшие двадцать четыре часа она вспомнит о моем существовании. Работа превыше всего. Обязанности на втором месте, друзья и коллеги на третьем, дом на четвертом. Ну а я где-то в конце списка, между пометкой оплатить счета и напоминанием вынести мусор. Когда-то мы были близки, но это было так давно, что воспоминания почти стерлись из памяти. Будто целая жизнь прошла. Но нет, всего девять лет. Девять коротких и непосильно долгих лет. Я ей не доверяю. Поэтому все что остается, это сидеть и ждать Изи. Она обещала заскочить, но так и не перезвонила. Правда, не уверена, что смогу ей рассказать. Если честно, я уже ни в чем не уверена. Я даже не понимаю, было ли это на самом деле.
Стоит закрыть глаза – и воспоминания вспыхивают сигнальной ракетой, так ярко, словно я до сих пор там, в салоне машины, которая слетела на обочину. До сих пор чувствую, как ноет спина, как стучит в висках. Вижу расплющенный капот, осколки лобового стекла, свои исцарапанные руки. Понимаю, что в сознании, но не могу пошевелиться. Все расплывается перед глазами, но больнее всего бьет в голову осознание. Авария! Дядя, Уинтер Парк. Он пытался завезти меня в лес. Мы слетели с дороги. Мне до сих пор сложно сориентироваться в пространстве. Никак не могу понять, где низ, а где верх. Где мы? Где дядя? Все ли с ним нормально? Смотрю на водительское место и чувствую, как к горлу подступает тошнота. Нет. Это все не по-настоящему. Это сон, должно быть, я сплю. Сейчас я ущипну свою руку и проснусь. Один щипок, второй. Ну же! Щипаю ладонь, бью, но озарение не приходит. Это не может быть правдой! Глаза закрыты, висок разбит, щека залита кровью. Он не двигается, а я никак не могу проснуться. Ветка пробила лобовое стекло, прошла между сидениями, дядю даже не поцарапала, но то, как безжизненно лежит его голова на плече, бьет в грудь сильнее удара от столкновения.
– Дядя?
Ремень безопасности заело. Пытаюсь еще раз, когда что-то хватает меня за руку.
– Очнись, пожалуйста!
Он приходит в себя, обхватывает висящую голову и вправляет ее на место. Звук такой, будто сухая ветка переломилась. Ужас от увиденного завязывает голосовые связки в узел. Это нереально… Его голова медленно поворачивается в мою сторону. Нет. Наверное, я ударилась головой. У меня галлюцинации. Его рука тянется ко мне. Сердце отдается в груди чугунным молотом. Пальцы… Я почти ощущаю исходящий от них холод.
– Ты нужна ему. Ты… ключ ко всему.
Рука скользит по моей щеке. Галлюцинации не могут к тебе прикоснуться! Ты не ощущаешь их на коже. Но я-то чувствую! А значит, это реа…
– Не пытайся от него уйти, – рука цепляется в мое запястье. – Он все равно тебя найдет. Уже нашел.
В висках трещит. Еще немного, и сознание отключится. Больше не могу сдерживать крик. Нет! Не трогай меня! Не смей! Пытаюсь нащупать что-то в машине, но под руку попадаются одни ветки. Наконец мне удается ухватить что-то холодное, что-то, что можно использовать для самозащиты. И этим «чем-то» оказался тот самый фамильный крест. Удар приходится по лицу. Хруст был таким сильным, что мне показалось, будто я сломала дяде нос. На самом деле хрустнули не кости, а металл. Но дядю это не ослабило, напротив – только подтолкнуло. И он уже тянет пальцы к моему лицу. Так близко. Ветка – единственное, что не дает ему вцепиться в мои щеки, еще чуть-чуть – и она не выдержит. Нужно выбираться! Дергаю за ремень безопасности. Заклинило. Он выхватывает крест так резко, будто тот сейчас расплющится, но вместо того чтоб отшвырнуть его, дядя вдруг замирает. Глаза фиксируются на металле.
– Нет… – хрипит он, – я не могу. Должен… сопротивляться.
Я прилипаю спиной к стеклу. Не знаю, что делать. Поговорить с ним или бежать.
– Силь… – спина прогибается, шея выкручивается, – львер…
Это голос дяди!
– Дядя Ник?
– Ты должна бежать. Не доверяй никому, не верь тому, что говорят. Будь сильной, – он протягивает мне что-то в ладони. – Возьми. Он защитит тебя. Никому его не отдавай. Никому!
Не знаю, что делать, поэтому просто вырываю из дрожащих рук предмет.
– Беги и ни за что… не… останавливай… ся.
Момент просветления продлился меньше минуты, и снова конвульсии, снова хруст костей. Плечи вздымаются, мышцы напрягаются так, что на шее выступают прожилки, как у зверя, готовящегося к прыжку.
– Беги…
Цепляюсь за ремень. Ну, давай! Руки взметаются вперед, но я успеваю уклониться. Треск ветки эхом отдается в голове. Защелка трещит. Почти поддалась. Дядя подается вперед, но ремень безопасности удерживает его на месте. Давай! Жилистая рука проламывает ветку. На голову сыплются осколки.
– Беги!
Я вырываю застежку. Вперед, только вперед. Не оборачивайся! Иначе он догонит тебя. Почти стемнело. Ничего не видно. Только снег и кобальтовое небо. Ужасно болят ребра. Дыхание отдается в ушах, горло пылает, но я не перестаю бежать. Каждый вдох – очередная пытка. Я бегу целую вечность, но вокруг все та же чернота. Пытаюсь успокоиться, но чувствую, как самообладание рассыпается по снегу. Что делать, ведь я посреди леса?! До ближайшего города десятки километров! Я больше не могу бежать, но и остановиться не могу. Если остановлюсь, он догонит меня. Что же делать?!
Нога цепляется о корень, и я лечу вниз по склону. Сдираю корку снега щекой, качусь по выступу, пока не натыкаюсь на что-то твердое. Словно огнем запекло в плече. Пытаюсь вдохнуть, но морозный воздух только разъедает горло. Нельзя оставаться здесь. Нужно бежать! Но, несмотря на усилия, не могу заставить себя пошевелиться. Так и будешь лежать, пока он тебя не найдет? Нужно подниматься. Сейчас же! Внезапно в глаза врезается светлое пятно. Вспышка света среди черноты. Приподнимаюсь на локтях и не верю своим глазам. Это же дорога! Всего в паре метров. Это мой шанс. Нельзя его упустить! С трудом поднявшись на ноги, бросаюсь навстречу свету. В боку колет сотней иголок, но это не имеет для значения. Все, что важно, не упустить свет. Он уже близок. Еще чуть-чуть. Вот он! В ушах отдается свист. Скрежет тормозов как камнем по вискам. Шар отпрыгивает в сторону и замирает на обочине.
– Сильвер? Все в порядке?
Мужской голос сзади, сбоку, возле плеча и наконец спереди.
– Ради бога, прости, я тебя не заметил. Ты выскочила из ниоткуда! Еще секунда, и я бы…
Перед глазами проявляется лицо мистера Моррисона, нашего соседа по улице. За спиной старенький пикап.
– Я отвлекся всего на минуту…
– Уезжаем.
На подкошенных ногах бреду к машине.
– Поехали, пожалуйста.
Руки мистера Моррисона оказываются на моих плечах.
– Ты замерзла. Тебе нужно в больни…
– Все нормально.
– Ты уверена? Может…
– Домой!
Я забираюсь в салон и хлопаю дверцей.
– Отвезите меня домой, пожалуйста.
Скрежет, кашель, скрип. Мотор пикапа барахлит, как старая стиральная машинка, но все же заводится. Автомобиль двигается с места, унося меня подальше от леса, но не от моих страхов. Сейчас, сидя в гостиной с чашкой чая и мурлыкающим комочком на коленях, все произошедшее кажется таким далеким, почти сказочным, если не сумасшедшим. Настолько простым и одновременно сложным, что не укладывается в голове. И если бы не боль в плече и ссадины на руках, я бы точно засомневалась в собственной адекватности. Но они есть, а значит, вывод только один.
