Тилсоны убрали все, что тут было у их предшественников, пробили стены в кладовку и пристройку, создав единое пространство. Теперь по правой стороне шел ряд блестящих белых шкафчиков, стояла огромная плита из нержавеющей стали. В центре был оборудован островок и мойка с блестящими кранами. Слева установили безупречно чистую белую эмалированную дровяную печь, которая не использовалась, и длинный стол из светлого дерева. Задняя стена стеклянная с черными стальными рамами – как я потом узнала, это была перегородка от фирмы Crittall[15 - Crittall Windows Ltd (англ. Окна Крайтталла) – известный английский производитель окон со стальным каркасом. Продукция используется в тысячах зданий по всему Соединенному Королевству, включая здание Парламента и Лондонский Тауэр.]. В кухне пахло льняным семенем и лавандой. Если верить, что дома дают ключ к разгадке личности их обитателей, то интерьер Гербертов выдавал вышедших на пенсию преподавателей, с богатым внутренним миром и семейными традициями. Теперь же дом напоминал декорации, и «прочитать» в нем что-либо было невозможно. Создавалось впечатление, что хозяева сошли со страниц журнала, выпрыгнули словно из ниоткуда.
Я не закрыла входную дверь, и шум с дороги приглушил звук моих шагов – проносились машины, на заднем фоне звучали гудки и свист, чем-то напоминающие рокот морских волн, время от времени раздавались рев и фырканье. Поэтому когда я спустилась по маленькой лесенке и остановилась у входа в кухню, ни один из присутствующих не заметил моего появления.
Теперь, вспоминая ту сцену, я думаю, что, возможно, они просто забыли, что я должна прийти.
Том стоял у стола и читал журнал Week. Эйлса была прямо передо мной и смотрела в сад. Она оказалась ниже ростом, чем я помнила, одета была в легинсы из лайкры, кроссовки и застегивающийся на молнию топ, а кофту обвязала вокруг талии. В дальнейшем я узнала, что обвязывать одежду вокруг талии для нее обычное дело. Когда ты смотришь фильм, то, как правило, знаешь, что герои сейчас поцелуются, – расстояние между ними сокращается или просто создается впечатление, что пространство сжимается. Здесь же оно расширялось и растягивалось.
Я кашлянула, и, как олень, услышавший собаку, они оба повернули головы. Том бросил журнал на стол.
– Здравствуйте, – произнес он. – Добро пожаловать.
Эйлса приветственно приподняла руку. В этот момент я поняла, что она разговаривает по телефону.
– Хорошо. Значит, закажете такси? – говорила Эйлса, пытаясь поймать взгляд Тома. – Вы с Милли, да? На такси же нормально будет? Да, наверное. Не позднее десяти. Не позднее! Хорошо.
Она отключила связь и, заметив, что у нее испачканы руки, включила локтем кран, ополоснула их и обратилась ко мне через плечо:
– Ох уж эти подростки! У вас есть дети?
– Нет, но я знаю, что они именно в этом возрасте начинают преступать границы.
Здесь я должна сделать признание, что читаю много газет и журналов. Моя мать не позволяла приносить их домой, так что после ее смерти я компенсировала нехватку. Поразительно, какое количество полезных для жизни советов можно в них найти, особенно в воскресных приложениях.
– Важно только выбрать, какая из битв для вас важнее.
– Я знаю. Нужно расставлять приоритеты, правильно?
Она многозначительно махнула рукой, легко рассмеялась – этот смех напоминал радостное щебетание птички. Она вела себя так, словно я дала ей самый полезный совет, который она когда-либо слышала. Теперь я знаю эту ее хитрость, ее склонность полностью соглашаться с человеком, рядом с которым она находится. Но тогда все для меня было в новинку, и Эйлса мгновенно показалась мне привлекательной.
Том протянул руку, чтобы забрать мой подарок – коробку шоколадных конфет с мятной начинкой. У него на ногах были те же массивные белые кроссовки, но джинсы другие. Эти оказались с более широкими штанинами и оранжевыми строчками вдоль швов.
– Мы, кажется, не очень хорошо начали, – сказал он. – У меня не было возможности должным образом представиться. Меня зовут Том.
– А меня Эйлса, – представилась она, закрывая кран и открывая тюбик с густым кремом для рук.
– Верити. Верити Энн Бакстер.
– Рад познакомиться с вами, Верити Энн Бакстер. – Том широко и тепло улыбнулся мне. Он поставил коробку с шоколадными конфетами на стол и протянул руку, чтобы пожать мою. Он изучал меня с пристальным вниманием. Я почувствовала, как к моим щекам приливает кровь – они вот-вот станут под цвет моей новой блузки. – Что будете пить? Чай, кофе? – Он прихлопнул ладонями. – Джин?
Мгновение я колебалась, потом сказала:
– Джин с тоником было бы прекрасно.
Он нашел стакан в одном из высоких шкафчиков, поднес его к свету, проверяя, чистый ли, потом налил на два пальца джина London Gin и плеснул тоника. Лед он вытащил из специального ящичка в холодильнике маленькой металлической лопаточкой. Все его движения были экономными и очень точными.
– Так, лимон… – произнес он и достал маленький острый нож.
Мимо окна мелькнула тень – прошла женщина в резиновых сапогах с растениями в лотке.
– О боже, я же должна ей помочь! – воскликнула Эйлса. – Пойдемте со мной, посмотрите, чем я занимаюсь. Это потрясающе.
Я пересекла кухню вслед за ней и вышла через открытую дверь на участок позади дома. Герберты не особо занимались садом. Но у них там росли кусты и газон, стоял сарай. Все это исчезло. Из светлого камня, такого же, что и на полу в кухне, выложили широкую террасу. Клумбы оформили совсем недавно – земля выглядела свежевскопанной. В самом конце участка я увидела то ли врытый в землю батут, то ли выкопанный пруд. Небо было свинцового цвета и висело низко, типично для марта. Парочка черных дроздов что-то искала в земле. В целом атмосфера мрачноватая.
– Великолепно, правда? – спросила Эйлса. – У меня в Кенте был настоящий японский сад камней. Их еще называют дзен-сад. А здесь позади дома я собираюсь высадить бутень клубненосный, маки, васильки – красивые полевые цветы.
Женщина в резиновых сапогах поставила на землю лоток, положила руки на талию и распрямилась, давая отдых спине.
– Васильки на самом деле не являются полевыми цветами, – сказала она. – На обычной поляне они продержатся только год. Для них нужна вспаханная земля, именно поэтому они раньше росли на обработанных полях – до тех пор, пока их не уничтожили гербициды[16 - Гербициды – химические вещества, применяемые для уничтожения растительности.].
– Да, конечно, – улыбнулась Эйлса. – Centaurea cyanus[17 - Centaurea cyanus – латинское название василька.] – это однолетнее растение. Конечно.
– То же самое можно сказать про семейство маковых.
– Вероятно, мне стоит говорить про дикие цветы, а не полевые.
– Не беспокойся. Это обычная ошибка.
– Не ошибка. Оговорка. – Эйлса продолжала улыбаться.
Тогда я в первый раз видела Далилу и Эйлсу вместе и обратила внимание на напряженность в их обмене репликами. Но это не показалось мне странным. Люди с возрастом часто все больше соревнуются друг с другом. Сколько раз мне доводилось слышать напряженные, но вежливые споры о дорогах, по которым лучше ездить, или местах, в которые лучше отправляться на отдых, они часто бывали нерациональными, но личными, люди говорили с интересом и увлеченностью.
– Это Далила, – представила Эйлса. – Профессиональный ландшафтный дизайнер. Я занимаюсь садом из любви к процессу, а она ради денег. В любом случае мне сегодня повезло: она меня возила в свой питомник. Там покупать гораздо дешевле.
– Нам предстоит много работы. – Далила кивнула в дальнюю часть участка. – Все так заброшено. И здесь высокий уровень грунтовых вод.
– Подземные реки, – сказала я. – Притоки Уандл. А когда люди выкапывают подвалы, русла изменяются. – Я улыбнулась. Я не хотела никого настраивать против себя. – Это цена перемен.
– Нельзя ничего создать, вначале что-то не разрушив.
– Как и многое в жизни, – сказала я.
Далила посмотрела на меня долгим взглядом.
– Мне кажется, я видела вас в городском парке. Вы кормите птиц?
– Да, иногда.
Она кивнула, потом повернулась к Эйлсе.
– Послушай, детка, мне надо ехать. – Она поцеловала ее в щеку. – Не забудь про остальные растения. Кусты привезут завтра.
Она пошла прочь от нас и толкнула дверь из сада в кухню. Мы с Эйлсой последовали за ней.
– Том? – позвала Далила. – Оливковое дерево все еще на переднем сиденье. Есть силы занести его?
Том стоял, опершись спиной о кухонный островок, и смотрел на экран телефона. Услышав голос Далилы, он кивнул и помахал рукой, прощаясь, при этом не поднимая взгляд.
Далила показала ему средний палец. Вероятно, краем глаза он заметил ее жест, потому что показал ей палец в ответ.
– Далила с Томом – старые друзья, – сообщила Эйлса. – Они вместе учились в школе.
– Как мы целовались взасос! – воскликнула Далила, похоже, надеялась меня шокировать.
– Чудеса, да и только, – сказала я, не сдержавшись.
Эйлса, которая шла за Далилой к коридору, удивленно обернулась, словно поняла, что недооценила меня. Я подмигнула ей, она улыбнулась в ответ. Трудно сказать, почему это было смешно, но думаю, именно в это мгновение мы что-то увидели друг в друге. Может, мы одинаково воспринимали абсурд, может, нам одинаково не нравилось чужое позерство и у обеих появлялось инстинктивное желание это пресечь.
– Виновен по всем пунктам, – объявил Том, протягивая мне стакан – большой и высокий с ромбовидным узором. – Моя растраченная юность.
– Я уверена, что срок исковой давности по этим делам уже истек, – сказала я.
Он пододвинул мне стул, предлагая присаживаться к столу, при этом комично закатил глаза.
– Надеюсь.
Эйлса вернулась в кухню и присоединилась к нам. Я неторопливо попивала джин. Ни один из них, как я заметила, себе не налил.
Я начала сомневаться, не ошиблась ли я в Томе? Мне даже нравилось, как он вел себя со мной, с какой-то мягкой и почти отстраненной иронией. Мне понравились вопросы, которые он стал мне задавать. Нечасто доводится говорить о себе. Как давно я здесь живу? Всю жизнь? Нет! Какая поразительная привязанность к месту. Я ухаживала за матерью? Да я просто святая. Братьев или сестер нет? Есть сестра…
– О, и эта сестра сбежала?
– Можно сказать и так, – согласно улыбнулась я.
Потом начались более опасные вопросы, и они меня поразили и чуть не ввели в ступор. Знаю ли я, что стекло в окне в задней части моего дома – на втором этаже справа – сильно потрескалось? У нас общая сливная труба – были с ней какие-то проблемы? Не буду ли я возражать, если они пригласят мастера, чтобы ее проверить? «Ее просто немного потыкают», – как выразился Том. После этой фразы я слегка дернулась и попыталась скрыть свое беспокойство, пошутив:
– Немного потыкают? Давненько ко мне не приходил мужчина, чтобы немного потыкать.
Тут в разговор очень ловко включилась Эйлса.
– Мне нравится район Тринити-Филдс, – заявила она. – Гораздо лучше Бэлхема, где мы снимали дом. Я понимаю, почему вы здесь живете. Не могу представить, чтобы мне когда-нибудь захотелось отсюда уехать.
Я спросила, почему они уехали из Кента.
Эйлса уставилась в пол, потом принялась вертеть в руках перечницу, которая стояла на столе перед ней, высыпала немного на ладонь, потерла перец между пальцами, опустила один палец в перец и лизнула его.
– Не будем про Кент, – попросил Том.
– Хорошо.
– Нам нужно было начать новую жизнь, – добавил он. – Кент не всем подходит. Если честно, я его ненавижу.
Повисла тишина.
Эйлсе выглядела очень смущенной. Она теребила волосы у самых корней, движения были напряженными, агрессивными, резкими.
– Эйлса, вы – специалист по работе с персоналом? – спросила я, чтобы сменить тему.
Тогда она подняла голову.
– Я сейчас не работаю. Трудно вернуться на работу после того, как сидела с детьми.
Я снова повернулась к Тому.
– А у вас звукозаписывающая компания?
– Нет. Нет. Не совсем так. Я юрист. Работаю в сфере развлечений. Я организовал свою собственную небольшую фирму. Работаю с шоу-бизнесом. С музыкантами. С техническими компаниями. – Он кивнул на букет цветов, который стоял на разделочном столе, все еще в целлофановой обертке. – Иногда с кинозвездами.
Я уже собиралась спросить, какая кинозвезда отблагодарила его цветами – кто-нибудь, о ком я слышала? – но тут хлопнула входная дверь и в дом ворвались двое детей.
Я знала, что им по десять лет. Макс и Беа. Близнецы. Одинаковые, но не совсем. Возникало ощущение, что девочка получилась более законченной, чем мальчик. Мальчик был бледнее и меньше ростом. У него на лбу красовался синяк, а один глаз слегка косил вниз. Веснушчатая девочка, явно очень активная, вбежала в кухню, совершенно не обращая внимания на меня, незнакомого человека за столом, и принялась открывать шкафчики.
– Что можно поесть? – спросила она. – Я умираю с голода.
Мальчик робко стоял в дверях, держа в руках футбольные бутсы, с которых на пол падали комья грязи.
Эйлса встала, забрала у мальчика бутсы и ногой откинула грязь в угол. Она положила руку ему на затылок, одновременно приглаживая волосы и подталкивая его в кухню. Она представила меня, заставила мальчика и его сестру поздороваться, потом налила им сок и потянулась к верхней полке в одном из шкафчиков. Оттуда достала кекс в коробке.
– Лимонный кекс с глазурью, – объявила она, отрезая каждому ребенку по куску. – Перекус.
– Я люблю лимонный кекс с глазурью, – заявила я, продолжая наблюдать за мальчиком. – Но только если он влажный.
– Влажный! – повторила Эйлса, ставя кекс на стол. – Как забавно. Вы тоже ненавидите это слово? Самое худшее, которое только можно было придумать. Влажный.
Теперь я знаю, что это для нее очень типично, – портить шутку своими объяснениями.
– Как можно ненавидеть слово? – спросила Беа. – Если не нравится одно, используй другое.
– Я не люблю слова, – заявил ее брат. – По крайней мере, большинство из них.
– Странное заявление, – Том нахмурился. – Что о нас подумает наша новая соседка?
– Макс – идиот, – ответила девочка и уселась отцу на колени.
Они словно окружили меня. Девочка обвила руками шею отца, мальчик тихо стоял за стулом матери. Казалось, что глаза у него ввалилась, а кожа под ними потемнела. Меня всегда интересовало, как строятся и развиваются отношения в семье. Я прекрасно знаю, как образуются союзы, как у родителей появляются любимчики несмотря на то, что они клянутся в одинаковой любви ко всем детям. Я ухаживала за матерью, я делала все: мыла ее, читала ей, готовила и покупала то, что она заказывала, но она всегда говорила про Фейт. «О, конечно, Фейт такая молодец», – говорила моя мать всем, приходившим в наш дом. Я также знаю, что быть любимчиком может быть некомфортно, ощущать на себе давление и негодование других. «Она никогда не видит меня настоящую, – неоднократно жаловалась Фейт. – Все всегда должно быть прекрасно. Никогда нет места для неудач и чего-то плохого». Мать всегда была такой.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, и начала объяснять, что на самом деле – какое совпадение – слова – это моя специализация.
– Специализация? – переспросил Том, опять нахмурившись точно так же, как несколько минут назад. Я подозреваю, что он никак не ассоциировал меня с работой. Вероятно, он думал, что я провожу свои дни за приготовлением варенья или рукоделием.
– Да.
И я рассказала, что работаю лексикографом, в настоящее время тружусь над Большим Оксфордским словарем английского языка, и о том, что занимаюсь историй языка – тем, как слова и их значения меняются со временем, и моя работа состоит в том, чтобы это документировать.
Я видела, что они, как и многие люди, не понимают, что именно я делаю. Кажется, они решили, что я работаю над Кратким словарем английского языка, и что моя роль заключается не в том, чтобы фиксировать изменяющиеся значения слов, а просто в том, чтобы записать их правильно.
– Нам бы не помешала помощь с орфографией, – сказала Эйлса и протянула руку назад, чтобы коснуться ноги сына.
– У Макса трудности с обучением. Точнее, как мы теперь должны говорить, другая скорость обучения, – рассмеялся Том без какой-либо злости в голосе.
