Никто не обращал внимания ни на крики, ни на задницу в центре помоста. И уж тем более никто не спешил на помощь великомученику. Очевидно, кто-то «самый главный» считал, что задница страдальца должна по-прежнему оставаться на месте.
По правде сказать, сие прискорбное зрелище немного подняло мне настроение. Не потому, что я такой уж великий садист, просто происходящее было настолько нелепым, что никак не могло быть частью моей жизни, не могло случиться на самом деле. Поэтому я немного расслабился. Если я сошел с ума, есть шанс, что меня рано или поздно вылечат. В конце концов, медицина развивается, умники в лабораториях то и дело изобретают новые лекарства, так что не все потеряно.
Тем не менее пронзительные вопли обладателя голой задницы здорово действовали мне на нервы, и без того порядком потрепанные. Я решил покинуть свое временное пристанище. Во-первых, я здорово надеялся, что в коридоре не так шумно, а во-вторых, решил разыскать своего пучеглазого приятеля и вообще разведать обстановку.
* * *
Обстановка была та еще. В коридоре оказалось так темно, что я вспомнил дурацкую шутку своего детства: «Как у негра в жопе». Это неполиткорректное сравнение подходило как нельзя лучше.
Некоторое время я брел наугад, придерживаясь рукой за теплую шероховатую стену, потом увидел вдалеке за поворотом свет и решительно зашагал в ту сторону. Пройдя пару десятков метров, я остановился на пороге огромного зала, освещенного отчасти скупой порцией дневного света, проникавшего в помещение через узкие окна, а отчасти – бледным мерцанием немногочисленных изящных светильников, украшавших стены.
Инстинкт самосохранения не позволил мне сразу же сунуться в центр этого открытого пространства: мало ли что. Поэтому я прижался к стене рядом с дверью и осторожно заглянул в зал: а ну-ка, что там происходит?
Ничего особенного, собственно говоря, не происходило. В помещении было пусто. Через несколько минут мне надоела собственная осторожность и я переступил порог. Прошелся по залу, разглядывая немудреные детали интерьера, стараясь сохранять отрешенное – если не настроение, то хотя бы выражение лица, как у туриста, слегка утомленного долгой экскурсией.
Откровенно говоря, ничего я толком не разглядел. Я был настолько выбит из колеи, что едва воспринимал действительность. Разве что ее общие очертания или особо выдающиеся подробности, вроде давешней голой задницы, облепленной птичьим кормом.
Моя прогулка по залу была прервана скрипом дверных петель. Я подскочил как ужаленный, но мои тревоги не шли ни в какое сравнение со стрессом, который пережил вошедший. Он замер на месте в нелепой, на редкость неудобной позе, словно бы мой взгляд парализовал его, как взор Горгоны. Одна нога стояла на полу, вторая повисла в воздухе, стопа вывернулась вовнутрь, одна рука прикрывала лицо, другая – объемистое брюхо, обтянутое ярко-красной курткой, явно сшитой не по размеру. Наконец человек пришел в движение, подскочил на месте, пронзительно взвизгнул: «Демон!» – и испарился, звонко пукнув напоследок – с перепугу, надо понимать.
А я удивленно хлопал глазами. Прошлой ночью мне решительно не удавалось объясниться с пучеглазым, зато вопль давешнего пузана был мне совершенно понятен: демон – он и есть демон. Разумеется, этот чудесный человек имел в виду меня, так мило с его стороны!
А потом до меня дошло еще кое-что. Толстяк в красной куртке не произносил слово «демон». Он сказал: «маггот»[4 - Демон (кунхё)] – но я сразу понял значение этого слова, даже не затрачивая время на синхронный перевод, как это бывает, когда слушаешь знакомую, но все-таки чужую речь.
«Вот это да, – изумленно подумал я, – кажется, я знаю местный язык. С чего бы это?»
Потом мне стало совсем нехорошо. Подумалось: а ведь вполне может статься, что я родился и вырос в этом неуютном месте, а потом на время утратил память, вернее, обзавелся совершенно шикарными, но фальшивыми воспоминаниями о том, чего со мной никогда не происходило… А теперь я начинаю выздоравливать, так что в скором времени непременно вспомню свое, вне всяких сомнений, безрадостное детство в замке Альтаон (я уже откуда-то знал, что нахожусь не в доме, а именно в замке, и замок этот носит гордое имя Альтаон) и юность, проведенную в этих же стенах. А потом меня окружат толпы счастливых родственников и друзей, которые ужасно обрадуются, что я наконец-то вернулся к реальности.
Я чуть не рехнулся от такой перспективы, даже дышать перестал, испугавшись, что еще одна порция воздуха окончательно свяжет меня с этим местом. Но потом взял себя в руки и решил не сдаваться. Ни одна реальность не способна долго оставаться таковой, если ты в нее не веришь. У меня была возможность выбирать, во что верить, и я сделал свой выбор. «Это неправда, Макс, – твердо сказал я себе. – Что бы тебе ни мерещилось, это не может быть правдой, поскольку твое сердце принадлежит другому небу. И какая, к черту, разница, куда занесло твою кожу с костями и несколько килограммов кишок».
Мне стало легче. Настолько, что я мужественно вдохнул новую порцию воздуха и принялся выяснять, что еще я знаю об этом месте – из какого бы источника ни взялось это загадочное знание.
Через несколько минут я с облегчением (и даже некоторым неуместным разочарованием) обнаружил, что не так уж много мне известно. Кроме того, что я находился в одном из залов замка Альтаон, я не знал почти ничего. Например, загадочная кормушка для птиц во дворе с голой задницей в центре по-прежнему оставалась для меня неразрешимой загадкой. Да и рожа моего давешнего пучеглазого знакомца тоже не вызывала даже смутных воспоминаний. Я понятия не имел, кто этот смешной, в сущности, дядя!
Я подошел к окну, и земля снова ушла у меня из-под ног: в небе сияло целых три солнца[5 - В мире Хомана действительно три дневных светила, лишь одно из которых – желтая Айма – является солнцем в привычном понимании этого слова, т. е. звездой. Второе «солнце» – это планета Юм, целиком состоящая из неизвестного светящегося металла, а бледно-голубое «солнышко» – это спутник Хоманы, маленькая планета Уава, которая обладает необъяснимым свойством отражать свет Аймы и Юма в дневное время. Два других спутника – Вон Рао и Авуа – появляются в небе ночью, в точности, как наша Луна.]. Одно большое, другое поменьше и третье совсем маленькое, чуть больше привычной моему глазу луны. Это уже было слишком! Я судорожно вцепился в подоконник, но это не помогло: я грузно осел на пол.
В моей голове не осталось ни одной мысли, и это было величайшим из благ. А потом я почувствовал, что меня охватило какое-то странное ледяное безразличие к происходящему и к своей собственной судьбе. Меня больше не волновали такие насущные проблемы, как количество солнц в небе. Это не имело никакого значения. Вообще ничего не имело значения, в том числе взволнованный голос пучеглазого, достигший моих ушей. На сей раз я не нуждался в услугах переводчика, но никаких эмоций по этому поводу не испытывал.
Оно и к лучшему.
– Ты преодолел дверь, запертую моим заклинанием, всемогущий! – почтительно сказал он.
Я больше не удивлялся, что понимаю его речь. Ну, понимаю – и что теперь делать?!
– А дверь была заперта? Не заметил.
– Ты все-таки можешь изъясняться! – восхитился пучеглазый. – Нынешней ночью я подумал было, что язык кунхё непонятен демонам.
– Не знаю, понятен ли ваш язык демонам, но лично я этой ночью не понял ни единого слова. А теперь понимаю. Хотел бы я знать, почему?
– Ты провел ночь перед моим камином, ну конечно же! – Он с энтузиазмом хлопнул себя по лбу. – А в моем камине всегда горит правильный огонь.
– Что значит – «правильный огонь»?
– Правильный огонь достался нам в наследство от Ургов. Этот огонь – источник знания, мудрости и прочих благ для ума. Ты молча созерцал его, когда остался в одиночестве, и поэтому теперь тебе ведомы многие вещи, которым в противном случае пришлось бы долго учиться – даже тебе.
– Так все дело в огне? – уточнил я.
Вообще-то это было похоже на правду: я помнил, как заворожила меня пляска оранжевых искр в глубине камина. Они мельтешили перед моими глазами даже во сне. Это действительно было похоже на гипноз или еще какую-нибудь паранормальную дребедень в таком духе.
– Конечно, все дело в огне, – подтвердил пучеглазый. – Правильный огонь дает доступ к знаниям, а неправильный может сжечь память неосторожного. Поэтому разумный муж ни за что не станет созерцать огонь в незнакомом месте.
– А есть еще и «неправильный огонь»? – насторожился я.
– Увы, это так. Сейчас пришли плохие времена, и во многих очагах горит огонь, добытый неумелыми хурмангара[6 - Тайные науки мира Хомана подразделяют всех без исключения обитателей этой планеты (людей, животных, птиц, растения) на десять категорий, в соответствии с их происхождением, предназначением и врожденными свойствами. Не удержусь от искушения изложить обрывки кое-как усвоенной мною причудливой информации. Поскольку в то время я еще прихварывал антропоцентризмом и интересовался по большей части людьми, речь здесь пойдет о людях. Добавлю только, что все нижеизложенное в той или иной степени относится и к другим формам органической жизни.Мараха («Хозяева»). Как и хурмангара, существовали в мире Хомана с начала времен как некая данность. Общая численность людей, и животных, и растений Мараха очень невелика, но они довольно равномерно расселились по всей планете. Считается, что Мараха рождены для того, чтобы пользоваться всем, что есть в мире Хомана и одновременно присматривать за порядком в этом мире, как за порядком в своей душе, – отсюда и термин «хозяева». Насколько я понял, все без исключения Мараха от рождения обладают выдающимися способностями, особенно в области загадочной магии мира Хомана, и отличаются от обычных людей куда больше, чем мы можем себе вообразить, хотя иногда иллюзия сходства бывает почти полной. В то же время, каждый народ Мараха следует по своему собственному пути, и нередко избранный путь оказывается тупиком – по крайней мере, так говорят сами Мараха.Апела («из зверей рожденные») – немногочисленная группа народов (насколько я понял, в данном случае речь идет только о людях), объединенных одним-единственным сходством: так или иначе, они произошли от животных, обитавших в мире Хомана. В этой книге будет немного рассказано об уллах – мне говорили, будто их предками были юплы. Верится с трудом, хотя определенное внешнее сходство имеет место…Рум-тудум («чужие») – главный признак этой группы народов (и отдельных личностей): они никак не связаны с миром Хомана узами рождения. Чаще всего появление Рум-тудум – результат колдовства или следствие особого состояния Вселенной, при котором происходит своего рода «обмен между Мирами» (сей процесс не имеет ничего общего с романом Френсиса Карсака «Робинзоны космоса»). Культура Рум-Тудум, какой бы она ни была, всегда очень своеобразна и не похожа на культуру других народов мира Хомана. Ярким примером Рум-Тудум являются альганцы и прочие обитатели Земли Нао, да и я сам побывал там именно в качестве «Рум-Тудума».Асайя («преображенные») – это народы, изначально жившие в мире Хомана, но преобразившиеся под влиянием Рум-тудум или при воздействии особого рода «эманаций», которые местные Мараха называют «дыханием Вселенной». Иногда такие чудеса происходят стихийно, иногда в результате вмешательства непоседливых божеств или хлопотливых Мараха. К категории Асайя, в частности, относятся описанные в этой книге страмослябы: говорят, Мараха Вурундшундба зачем-то скрестили дикое племя местных хурмангара с призраками каких-то безумных язычников восточнославянского происхождения.Муммэо («дети богов») – группа народов, рожденных богами. Каждый такой народ имеет своего конкретного создателя (или группу создателей). Положение их личного демиурга в сложной иерархии богов, а также цель, ради которой был сотворен тот или иной народ, полностью определяет интеллектуальный уровень, духовные стремления, исторический путь и мировоззрение «детей богов». К Муммэо принадлежат описанные в этой книге бунаба, а также мельком упомянутые гархнарги, сибельтуунги, ансафа и хо.Коши («пасынки богов») – Коши может стать любой народ или группа людей, или даже отдельный человек, если они вступят в тесные отношения с кем-то из обитающих в мире Хомана богов, который при этом не является их создателем.Айоши («обласканные») – их судьба подобна судьбе Коши, но в качестве опекуна здесь выступает не божество, а один из высокоразвитых народов (чаще всего Мараха).Хамба («полукровки») – эти народы (или отдельные личности) возникают в результате смешения двух или более разных народов. Насколько я понимаю, самые сообразительные ребята, с которыми мне довелось встретиться в Земле Нао, были Хамба, поскольку родились в результате смешения местной знати, все представители которой являются Рум-Тудум, и местных жителей хурмангара.Мукаса («не настоящие») – гомункулы или «терминаторы», как вам больше нравится. Результат развития технической (или скорее магической) мысли других обитателей Хомана. Сам я таких не видел, но мне рассказывали о неких «гагагынэргах», которых сделали Калги – печально известные Мараха, которые умудрились организовать свою жизнь настолько неправильно, что их настигло поголовное безумие, а потом они исчезли с лица земли.]. Он почти так же опасен, как моя Метла Рандана[7 - Рандан. – В каждой области Земли Нао есть свой правитель – Рандан, своего рода наместник правителя Ванда. Рандан обладает почти неограниченной властью над вверенной ему территорией, и только особо важные дела обязан выносить на суд Ванда. Рандан избирается только из касты Руи (о высших кастах Земли Нао подробно рассказывается в комментариях к слову «шархи»).].
У меня голова шла кругом от такой информации, особенно от некоторых словечек вроде «рандана» или «хурмангара»[8 - Хурмангара («жители», «обитатели») – очень большая группа народов. Хурмангара существовали с начала времен, как некая данность, отсюда и термин «жители». Ни выдающимися способностями к чему-либо, ни особой одухотворенностью хурмангара не обладают, причем люди нередко уступают в интеллектуальном и духовном развитии животным и растениям хурмангара, которые, по крайней мере, обладают врожденным, естественным чувством гармонии с окружающим миром. Люди хурмангара ведут в основном физиологическое существование. Деление единого народа на более мелкие группы у хурмангара происходит довольно часто, но, как правило, не по причине сознательных миграций или массового следования за «вождями», а как результат случайного «разбредания» по обширным пустынным территориям вследствие неумения ориентироваться на местности. Живут хурмангара где придется, часто используют для жилья естественные природные образования (дупла, пещеры). Некоторые, самые способные, все-таки строят себе жилища, не блещущие архитектурными излишествами. Орудия труда и войны используют самые примитивные (если вообще используют). Познаний в науках или в магии у них отродясь не было. Вследствие наблюдений за природными явлениями у хурмангара иногда возникают суеверия или примитивные религии (например: дождь идет – большой человек с неба мочится). На пользу хурмангара нередко шел контакт (или даже смешение) с другими, более развитыми народами, которые обычно используют их как слуг, а иногда и просто бескорыстно просвещают. Впрочем, многим хурмангара не помогло даже покровительство добросердечных Мараха. Остается добавить, что из этого правила, как из любого другого, есть исключения. В качестве блестящего примера мне привели загадочных шаманов Аймым и просвещенных горцев Хутуфьялфа, поэтому можно заключить, что положение хурмангара не является безнадежным.], значение которых я не понимал. Странно, если учесть, что язык, на котором мы говорили, казался мне если не родным, то, во всяком случае, твердо усвоенным с детства.
– Может быть, этот ваш огонь действительно дает доступ к знаниям, но я по-прежнему почти ничего не понимаю, – сердито сказал я. – Есть много вещей, о которых я хотел бы узнать.
– Что именно? Я с радостью отвечу на твои вопросы.
Пучеглазый развел руки в жесте, который, очевидно, должен был символизировать гостеприимство: дескать, добро пожаловать! Но особой радости на его раскрасневшейся физиономии я не обнаружил. Только напряженное внимание, словно он ожидал нападения. Позже я понял, что так оно и было: в моем обществе этот дядя всегда чувствовал себя так, словно сидел верхом на атомной боеголовке.
– Отлично, – вздохнул я. – Вопрос первый: кто вы такой? Вопрос второй: где я нахожусь? Вопрос третий, самый главный: что вообще, черт побери, происходит?! Рассказывайте!
– У тебя странная манера изъясняться, – осторожно заметил пучеглазый. – Ты говоришь со мной так, словно перед тобой не один собеседник, а по меньшей мере двое.
– Ладно, перехожу на «ты», нет ничего проще. А как насчет моих вопросов? На них существуют хоть какие-то ответы?
– Ответы всегда существуют, – философски заметил он. – Но они не всегда могут понравиться. Я боюсь, что мои ответы могут тебя прогневать.
– Если меня что-то и может прогневать, так это молчание.
Я почувствовал, что этот внушительный дядя относится ко мне с заметным опасением, и на всякий случай скорчил зверскую рожу. Это произвело впечатление: он согнулся в глубоком поклоне и торопливо заговорил.
– Я уже представился тебе вчера, но в тот момент ты не понимал мою речь…
– Да, действительно.
Глупо получилось: я спрашивал о том, что и так знал. Этого человека звали Конм Таонкрахт, он был Великим Ранданом Альгана и заодно владельцем этого веселенького местечка – замка Альтаон и хрен знает какого количества акров бесплодной земли и непроходимых лесов вокруг.
Со мной творились странные вещи: я откуда-то совершенно точно знал, что земли вокруг замка – именно бесплодные, зато понятия не имел, что означает слово «рандан», хотя смутно подозревал, что мой новый приятель – большой начальник. Создавалось впечатление, что, глядя на пламя в камине, я действительно получил доступ к необъятному источнику полезных знаний, но не искупался в этом источнике, а довольствовался тем, что на мою кожу попало несколько ледяных брызг: некоторые фрагменты нового полотна реальности были для меня совершенно ясны и очевидны, но их было слишком мало, чтобы сложить целостную картину.
– Твое имя Таонкрахт, и я нахожусь в твоем замке, да? – на всякий случай спросил я.
Он кивнул и снова уставился на меня немигающим тяжелым взглядом своих выпученных глаз.
Мне вдруг показалось, что Таонкрахт очень стар, хотя он не был похож на старика: его массивное тело казалось подвижным, а на властном и, откровенно говоря, отталкивающем лице было не так уж много морщин.
– Но я по-прежнему не понимаю, как сюда попал, – завершил я и выжидающе уставился на своего потенциального информатора.
– Я расскажу тебе, – пообещал он и снова надолго умолк. Потом неожиданно спросил: – А ты не страдаешь от голода?
– Не страдаю. Может быть, позже начну страдать, но не сейчас… Я опять хочу пить. Кофе у вас, конечно же, не варят?
Он посмотрел на меня с таким неподдельным удивлением, что я сразу понял: слово «кофе» для господина Таонкрахта – такая же абракадабра, как слово «рандан» – для меня.
– Ну да, значит, не варят, – печально кивнул я. – Этого я и боялся. Про чай и прочие радости жизни даже спрашивать не буду. Ладно, хоть воды дайте. Если можно, горячей.
Мой заказ произвел на Таонкрахта неизгладимое впечатление.
– Ты все время требуешь воды! – изумился он. – Вот уж не думал, что демоны питают такое пристрастие к воде.
Я окончательно уразумел, за кого меня принимают, и уже открыл было рот, чтобы возразить, но в последний момент передумал. Правду сказать всегда успею, сначала надо принюхаться. Возможно, в этом месте демоны пользуются какими-нибудь особенными привилегиями. Например, привилегией оставаться в живых.
Не то чтобы я размышлял о возможных опасностях, скорее у меня просто пробудились какие-то дремучие, но полезные инстинкты хищника, выросшего в мире таких же хищников, как он сам. Что ж, вовремя.
– Знать ничего не знаю, хочу воды, и все тут! – тоном избалованного наследника какого-нибудь восточного халифа заявил я.
– Могу ли я пригласить тебя в главный зал замка? – заискивающим тоном спросил Таонкрахт. – Там уже накрыт стол и… Конечно, я непременно прикажу принести горячую и холодную воду для тебя. Столько, сколько захочешь!
– Это радует, – вздохнул я. – Ладно, пошли.
Мы вышли в коридор. Возле двери топталось несколько ребят в чертовски нелепых разноцветных костюмах и смешных тряпичных туфлях. Их манера одеваться разительно отличалась от костюма самого Таонкрахта. Он-то был закутан в роскошный черно-белый плащ, под которым я заметил металлический блеск самых настоящих доспехов, а его сапоги из тонкой белой кожи казались настоящим произведением искусства.
Любопытствующие граждане уставились на меня с неподдельным страхом, но один из них вдруг глупо ухмыльнулся. Таонкрахт тут же залепил ему мощную оплеуху, бедняга жалобно вякнул и отлетел к стене. Такие же убойные оплеухи достались еще двоим, остальные разбежались, завывая от страха. Социальный статус этих ребят не вызывал у меня особых сомнений: судя по всему, мне посчастливилось познакомиться с местными смердами.
– Не гневайся на неразумных урэгов, Маггот! – смущенно попросил Таонкрахт.
Я уже знал, что слово «маггот» значит – «демон», но в данном случае оно прозвучало как имя собственное.
– Они готовы пялиться на что угодно, – добавил мой пучеглазый друг. – А уж после того, как дурачок Цуцэл раззвонил по всему замку, что видел тебя в большом зале…
– Так это были «урэги»? – переспросил я.
– Да. Самая бестолковая каста! – сокрушенно сообщил Таонкрахт.
– Ну и черт с ними, – вздохнул я, – не будем отвлекаться. Если я правильно понял, ты собирался меня кормить, поить и отвечать на мои вопросы. Давай этим и займемся.
Он кивнул и торопливо зашагал по коридору. Я шел следом, изо всех сил стараясь отогнать мрачные мысли и ностальгические воспоминания и сосредоточиться на главном: мне требовалось понять, каким образом можно покинуть это место и вернуться домой, чем скорее, тем лучше. Имелась у меня и программа-минимум – выжить. И уж ее-то я был просто обязан выполнить.
Экскурсия продолжалась довольно долго. Я старался запоминать дорогу. Получалось не очень-то: спортивное ориентирование на местности никогда не было моей сильной стороной.
Одна встреча совершенно выбила меня из колеи: мимо нас гордо прошествовал невысокий стройный мужчина в более чем странном наряде. На нем было что-то вроде пестрого сине-красно-зеленого комбинезона – впрочем, дело не в одежде. Содержимое ширинки этого, вне всяких сомнений, достойного представителя рода человеческого почти достигало земли. Можно было подумать, что парень зачем-то спрятал в своих штанах огнетушитель. Я остановился как вкопанный и пялился ему вслед, пока этот чудесный человек не свернул в один из многочисленных коридоров.
– Что это было? – спросил я Таонкрахта после того, как ко мне вернулся дар речи.
– Это мой старший бубэр, – охотно пояснил тот. – Не гневайся, что он не оказал тебе знаков особого почтения: не знаю, как в других землях, а у нас, в Альгане, бубэры обладают особыми привилегиями.
– Бубэр, – вздохнул я, – ну-ну… А зачем они нужны, если не секрет?
– Чтобы люди хурмангара, которые обитают в моем замке, были счастливы и довольны, – ответствовал Таонкрахт.
– Ишь ты! – хмыкнул я.
Наконец мы пришли в огромный зал, который, надо сказать, потряс меня до глубины души. Если внешний вид помещений, которые мне уже довелось осмотреть, не слишком отличался от немудреных фантазий художника-постановщика недорогого фильма о средневековье, то этот зал был отчаянным воплем неописуемого, бесстыдного великолепия.
Особенно хорош был пол, выложенный разноцветной мозаикой из мелких самоцветов. Сперва мне показалось, что это просто некая несимметричная абстрактная композиция, но приглядевшись повнимательнее, я понял, что на полу изображено подобие географической карты, вернее, топографического плана местности – очень красивое, но, скорее всего, вполне условное изображение.
– Это Альган, – сообщил Таонкрахт, заметив, что я разглядываю пол. – Мои владения. Я – Великий Рандан Альгана.
Продолжения не последовало: очевидно, мой собеседник был совершенно уверен, что все, в том числе и демоны, обитающие в темных глубинах ада, прекрасно знают, что такое «рандан» и «Альган» и как это круто.
– А мой стол стоит на том самом месте карты, где должен быть мой замок Альтаон, – заметил Таонкрахт. Словно бы в ответ на его реплику раздался громкий хохот. Он звучал со всех сторон сразу, будто нас окружала от души веселящаяся толпа. Я удивленно осмотрелся, но в зале никого, кроме нас, не было.
– Это смеются стены, – пояснил Таонкрахт. – Когда я только поселился в Альгане, мне порой не хватало хорошего собеседника, который понимал бы все мои шутки. Здешний народ… Ну да ты сам их видел! Глупые, никчемные существа. Они едва справляются с нехитрой работой по дому. Куда уж им веселиться вместе со мной!.. И тогда я околдовал этот зал. Среди этих веселых стен мне не так одиноко.
Я сочувственно кивнул: с подобными проблемами я и сам не раз сталкивался. Особенно в школьные годы, которые, к счастью, благополучно миновали черт знает сколько лет назад.
Таонкрахт тем временем подвел меня к столу и усадил в огромное кресло, которое вполне могло сойти за королевский трон. Мебель показалась мне не слишком удобной: когда спинка кресла отделана резьбой и инкрустирована драгоценными булыжниками, на нее не очень-то обопрешься.
Пока я ерзал по этому величественному сооружению, он уселся напротив, схватил здоровенный керамический кувшин и торопливо наполнил две посудины – не то небольшие миски для салата, не то непомерно огромные пиалы – темной густой жидкостью.
– Это сибельтуунгское черное вино, – пояснил он. – Попробуй.
Я осторожно понюхал жидкость, и меня передернуло: судя по запаху, это так называемое вино было крепче коньяка. Желудок тут же честно предупредил меня, что не намерен удерживать в себе это пойло. Я решил не рисковать, ибо чувствовал себя так, словно только оклемался после очень тяжелой болезни, бодрость и легкость, которые переполняли меня, казалось, не принадлежали мне, а были взяты взаймы под проценты максимальной осторожности. Поэтому я помотал головой.
– Демоны это не пьют, знаешь ли. Может быть, ты все-таки дашь мне воды?
– Прости, что я не сделал это сразу, – смущенно вздохнул Таонкрахт, – просто у нас, в Альгане, считается оскорбительным предлагать гостю воду, и я чувствую себя очень неловко…
– Но я же не гость! – усмехнулся я.
– Да, пожалуй, – нерешительно согласился он. Залпом осушил свою «пиалу», немного помедлил, потом забрал мою, отпил из нее несколько глотков и заорал так оглушительно, что у меня уши заложило: – Гыц, Ымба, Ялэу! Куда все запропастились?
Из-под стола вылезли два встрепанных мужчины средних лет. Через несколько секунд появился еще один. Судя по его припухшей и донельзя озадаченной физиономии, он только что проснулся. Все трое стояли на четвереньках. Надо понимать, ожидали приказаний.
– Принесите много воды, горячей и холодной, в самых дорогих сосудах – в тех, что подарил мне Ванд за вразумление сбрендивших Пэногальфов, да смотрите, ничего не разбейте! А не то в цакке состаритесь! – рычащей скороговоркой приказал им Таонкрахт. Троица поспешно направилась к выходу, не поднимаясь с карачек.
– А что, они не могут ходить? – полюбопытствовал я.
– В этом зале слуги не смеют подняться на ноги, если только их руки не заняты какой-нибудь ношей, полезной и приятной для сидящих за моим столом, – высокопарно пояснил Таонкрахт.
– Как интересно, – протянул я. – Но еще интереснее другое: как я здесь оказался? Рассказывай, ты обещал.
– Ты оказался здесь… – Таонкрахт запнулся, немного подумал, потом залпом допил остатки темного вина и решительно закончил: – Ты оказался здесь по моей воле, Маггот! Я призвал тебя силой своего магического искусства. Не сочти мое признание унизительным для себя: мне потребовались все мои познания и тридцать лет жизни, чтобы встретиться с тобой лицом к лицу. И если уж так вышло, не будешь ли ты столь великодушен, чтобы сообщить мне свое настоящее имя?
– Обойдешься! – буркнул я.
