Китайгородцев даже заинтересовался, кажется.
– Что видел генерала Лисицына! – завершил Хамза свою порубленную на куски фразу.
– Он же умер! – пробормотал растерянно Китайгородцев. – И я вам не звонил, поверьте.
Хамза кивнул на свой сотовый телефон, лежащий на столе:
– Толик, ты звонил мне со своего мобильника, твой номер определился.
Китайгородцев извлёк из кармана мобильник.
– И ещё – твой голос, – сказал Хамза. – Я разговаривал с тобой. Я не мог ошибиться.
Китайгородцев отыскал в мобильнике информацию о сделанных звонках.
– Взгляните! – предложил он шефу. – Последний по времени звонок я сделал позавчера вечером. Это больше суток назад. Этой ночью я вам не звонил.
Хамза посмотрел за окно. Там было пасмурно и мокро. Осень.
– Ты завтракал? – спросил он неожиданно.
– Нет.
– Подняли, наверное, с постели ни свет, ни заря, – сказал понимающе Хамза.
– Да.
– А ты езжай, позавтракай, – предложил Хамза. – Лапутин отвезёт тебя. Потом я снова тебя жду.
Какая-то пауза намечалась в их разговоре. Хамза брал тайм-аут для одному ему известных целей.
– Хорошо, – кивнул Китайгородцев.
– Оружие? – вопросительно глянул Хамза.
Китайгородцев выразительно приложил ладонь к своей одежде, под которой была спрятана его плечевая кобура.
Хамза требовательно протянул руку. Китайгородцев, ещё ничего не понимая, извлёк из кобуры пистолет и отдал его шефу. Хамза спрятал пистолет в ящик своего стола, после чего сказал:
– Можешь идти.
Только теперь Китайгородцев осознал, что его разоружили.
* * *
Лапутин отвез Китайгородцева в близлежащий ресторан, который был открыт круглосуточно. Посетителей не было – неурочный час. Единственный официант ползал по залу осенней сонной мухой.
– Хамза мне позвонил в четыре утра, – рассказывал Лапутин. – Сильно на взводе. Я сразу понял, что что-то серьёзное. Он велел взять ещё двух человек и ехать за тобой. Для всех, кого мы увидим в том доме, версия такая: он умер.
– Кто? – дрогнул Китайгородцев.
– Хамза.
– А для чего такие жестокие шутки, как думаешь?
– Ну, вроде как мы тебя на похороны забираем. Чтобы всё выглядело правдоподобно и чтобы нам никто не чинил препятствий. Хамза распорядился эвакуировать тебя любой ценой.
– Он решил, что мне угрожает какая-то опасность?
– Конечно! А разве нет?
Китайгородцев неуверенно пожал плечами.
– Честно говоря, я не понимаю, что происходит, – признался он.
* * *
Завтракали неспешно. Лапутин что-то рассказывал, это был обычный легковесный трёп. Китайгородцев слушал невнимательно.
Их трапеза уже подходила к концу, когда Лапутину позвонили.
– Да, – сказал он в трубку. – Нормально. Понял. Сейчас приедем.
Отодвинул чашку с недопитым кофе и поднял глаза на Китайгородцева:
– Едем. Хамза нас ждёт.
А ведь Лапутина к нему приставили, вдруг понял Китайгородцев. На всякий случай.
* * *
Хамза был хмур.
Он пытался выглядеть доброжелательным, но получалось плохо.
– Садись! – предложил он Китайгородцеву и нервным жестом указал на стул.
Смотрел внимательно и с напряжением, как смотрит врач на пациента перед неприятным разговором.
– Я хотел тебя спросить, – произнес Хамза. – Про вчерашний день. Как он прошёл?
– Нормально, – осторожно пожал плечами Китайгородцев.
– Расскажи мне, что было. Начиная с самого утра.
– Проснулся, позавтракал. Потом поговорил с Михаилом.
– О чём?
– О погоде.
– Что именно?
– Что дождь прошёл. Что уже осень. Скоро будет снег.
– Ещё о чём?
– Больше ни о чём. У меня отношения и с ним, и с Натальей Андреевной совсем никакие, если честно.
– Хорошо. Где ты увидел его?
– Михаила?
– Да.
– На крыльце. Он воду разгонял. Ночью дождь прошёл, там была такая большая лужа.
– Понятно. Дальше – что?
– Я прогулялся вокруг дома.
– Что видел интересного?
– Ничего. Да и недолго я гулял. Сыро. Неприятно. Потом готовил записку – с предложениями, что там надо сделать по безопасности. Пообедал. Потом спал.
– Дальше! – ровным голосом потребовал Хамза.
– Когда проснулся, снова занимался запиской. В общем, обычный день.
– А дальше?
– Ничего, – пожал плечами Китайгородцев.
– Вечер, – подсказал Хамза. – Потом ночь. Что было?
Китайгородцев задумался, вспоминая, что ещё интересного можно рассказать. Хамза терпеливо ждал.
– Ничего, – повторил Китайгородцев. – Вечером я поужинал и лёг спать.
– И никого ты там не видел ночью?
– Нет.
– И мне не звонил?
– Нет.
Хамза протянул Китайгородцеву лист бумаги.
– Взгляни. Это распечатка моих звонков. В том числе – входящих. Я попросил и мне передали из сотовой компании. В первом часу ночи, в ноль часов четырнадцать минут с твоего телефона был сделан звонок на мой телефон. Я разговаривал с тобой сегодня ночью, Анатолий. Ты это помнишь?
– Нет, – сказал Китайгородцев, и его сердце сжалось.
– Ты это серьёзно?
– Вполне, – произнес Китайгородцев дрогнувшим голосом.
– Помнишь ту историю с Лисицыным?
– Какую?
– Стас Георгиевич пригласил тебя отобедать вместе с семьёй. И за обедом заговорил о том…
– Да, я помню.
А о чём заговорил Лисицын? О том, что накануне ночью Китайгородцев видел какого-то старика, и что Китайгородцев сам об этом рассказал. И теперь Хамза туда же. Сговорились они, что ли?
– Я в тот раз решил, что Лисицын блажит, – признался Хамза. – Но сегодня я сам оказался в такой же точно ситуации.
Развёл руками.
Я не могу больше доверять тебе, дружок – так его следовало понимать.
Может, они с Лисицыным действительно зачем-то сговорились? Должно же быть какое-то объяснение всему этому кошмару.
* * *
Хамза решил, что в дом Лисицыных Китайгородцев больше не вернётся. И в Москве он тоже жить не будет – пока. Хамза распорядился снять коттедж на базе отдыха километрах в тридцати от Москвы: не сезон, коттеджи пустуют, только на выходные дни заезжают отдыхающие, чтобы уже вечером в воскресенье уехать – так что люди там все временные и приезжают ненадолго, вряд ли Китайгородцев им успеет примелькаться.
– Поживёшь там, Толик, – сказал Хамза. – Отдохнёшь немного.
– Сколько? – спросил Китайгородцев.
– Пока не наберёшься сил. Я с тобой Лапутина отправлю.
– Это зачем?
– Мне так спокойнее, – не стал кривить душой Хамза.
Значит, не ошибался Китайгородцев. Действительно, Лапутина к нему приставили с одной-единственной целью: присматривать.
* * *
Под холодным осенним небом цвета свежелитого свинца стояли однотипные одноэтажные коттеджи. Здесь росли сосны, под ними совсем уж было сумрачно, несмотря на непоздний ещё час. Ни одной живой души. Китайгородцеву здесь сразу не понравилось. Пустынно и безлюдно. Как в немилом его сердцу доме Лисицыных. А уже когда Лапутин принялся извлекать из багажника многочисленные пакеты с продуктами – тут вспомнился Михаил в похожих хлопотах, и у Китайгородцева окончательно испортилось настроение.
