Он засмеялся, высунув язык, как обезумевшая гиена. Я слегка сжал кулак – никаких драк и синяков. Но понимал, что к концу этого гребаного дерьмового дня без них не обойтись.
– Фрэнки, – окликнула мисс Сандерс. – Раз уж ты такой разговорчивый, может быть, ответишь мне? В этом романе Фицджеральд неоднократно упоминает про пепел и пыль. Мужчины с пепельно-серыми волосами, пыль, покрывающая все вокруг, – от автомобилей до самих персонажей. Как думаешь, что это символизирует?
– Э-э… наверное, это намекает на что-то старое или… ну типа того.
Несколько студентов засмеялись, а Фрэнки торжествующе стукнулся кулаками с другом.
Мисс Сандерс поджала губы.
– В следующий раз постарайся хоть немного подумать, ладно? – Она взглянула на меня. – Миллер? Не хочешь попытаться?
Несколько пар глаз с любопытством повернулись ко мне. Фрэнки явно насмехался. Я никогда не вписывался сюда. Все четыре года. Я так и остался мальчишкой, который жил в машине и чуть не умер после того, как описался на заднем дворе Макнамары.
– Он пишет, что повсюду оседает пыль, – произнес я. – Потому что так и есть. Она оседает на всем гребаном городе. На школе. Даже залетает в дом. И от нее невозможно избавиться.
Мисс Сандерс кивнула, проигнорировав бранное слово и раздавшееся следом хихиканье.
– И что, по-твоему, это значит?
– Что нет никакой надежды.
Меня подкараулили во время физкультуры, когда я шел к своему шкафчику.
Несмотря на все расчеты и предосторожности, после пробежки показатели упали. Я все еще как придурок был одет в спортивную одежду – белую футболку и желтые шорты. Мой шкафчик маячил в десяти футах, когда из-за угла появились Фрэнки и двое его приятелей.
– Черт бы все побрал, – пробормотал я. У меня дрожали руки и голос, а часы тревожно пищали.
– Ну-ка, кто это тут у нас? А тренер Мейсон знает, что ты забиваешь на физкультуру, чтобы кольнуться, Стрэттон? – поинтересовался Фрэнки, преграждая мне путь. Двое его друзей, Майки Гримальди и Тэд Бреннер, встали позади меня.
– Отвали, Дауд, – бросил я и попробовал протиснуться мимо него.
Он оттолкнул меня, и я споткнулся.
– Твоя мамаша все еще кувыркается с клиентами? – спросил Фрэнки, хихикая, и со всех сторон раздались грязные смешки.
– Не знаю, – закипал я, сердце бешено колотилось, а руки тряслись так сильно, что мне пришлось засунуть их под мышки. – Почему бы не спросить у твоего отца?
Глаза Фрэнки на мгновение вспыхнули, но потом он рассмеялся.
– Ты прав. Он должен знать, ведь это часть его работы – убирать с улиц проституток.
Перед глазами помутнело от ярости, но меня уже пошатывало.
– Ты неважно выглядишь. Вот-вот опять обоссышься?
Часы непрерывно пищали, а мышцы ног словно превратились в вату. Я снова попытался пройти мимо, зная, что это бесполезно. Обычно в драке с Фрэнки Даудом я сторицей возвращал все удары, но сейчас я едва держался на ногах.
– Убирайся к чертовой матери с дороги.
– Мне и здесь хорошо, – заявил Фрэнки, скрестив руки на груди. – Немного любопытно, что произойдет дальше.
Его друзья заерзали и огляделись.
– Эй, Фрэнки, он действительно хреново выглядит, – заметил Майки. Тэд кивнул.
– Ага, и у него эта пищалка…
– Нет, с ним все в порядке, не так ли, Стрэттон? – Фрэнки обхватил меня за шею. – Все еще ходишь с этой маленькой штуковиной в кишках? Что будет, если ее вытащить? Ну просто разглядеть поближе.
– Чувак, – снова окликнул Майки.
– Приятель, хреновые дела, – добавил Тэд, хотя ни один из них не двинулся, чтобы помочь мне.
Собрав все силы, я сжал руку в кулак и ударил Фрэнки под подбородок. Челюсть со стуком захлопнулась, и он отпрянул от меня, брызгая слюной и матерясь.
– Ах ты уфлюдок! – Он сплюнул красный сгусток. – Я на хрен прикуфил фебе яфык.
Через секунду он бросился на меня с ударом, от которого у меня не было сил увернуться. Внезапно кто-то бесцеремонно оттолкнул меня в сторону и вмазал кулаком Фрэнки прямо в нос. Раздался громкий хруст.
Повисло молчание, прерываемое отфыркиванием и руганью Фрэнки. Все уставились на появившегося из ниоткуда крупного темноволосого парня. На нем были рваные джинсы, потертые армейские ботинки, и он возвышался над всеми нами на добрых три дюйма. Выцветшая футболка открывала татуировки на бицепсах и на одном предплечье. Он был похож на беглого заключенного, а не на старшеклассника.
«Может, так оно и есть. Вернулся отомстить за то, что отец Френки посадил его за решетку».
Но под мышцами и татуировками, за холодным взглядом серых глаз, обращенных на Фрэнки, я видел юношу. Его переполняла сила, готовая выплеснуться через край…
У вице-президента Чаудера срабатывало шестое чувство на неприятности в его кампусе; он словно призрак материализовался позади нас.
– Что все это значит?
– Уфлюдок фломал мне нос, – гнусаво пропыхтел из-под ладони Фрэнки.
Чаудер презрительно поджал губы, глядя на сочившуюся сквозь пальцы Фрэнки кровь.
– Сходи к медсестре, Дауд. – Он пристально посмотрел на новенького. – Мистер Венц, в мой кабинет. Остальные возвращайтесь в класс.
Наконец его внимание привлек писк моих часов. Он окинул меня взглядом с головы до ног.
– С тобой все в порядке?
– Да, конечно. Лучше не бывает.
Я оттолкнулся от стены и сумел-таки добраться до своего шкафчика и поднять уровень сахара в крови, прежде чем впасть в гребаную диабетическую кому. Я задавался вопросом, откуда, черт возьми, взялся этот парень.
Долго гадать не пришлось. Быстро распространились слухи, что какой-то новенький ударил Фрэнки по лицу. К концу дня я узнал, что Ронан Венц переехал сюда из Висконсина две недели назад. Он прогулял первые дни в школе, и теперь его отстранили.
Я тоже забил на оставшиеся занятия, чтобы дождаться, когда он выйдет из кабинета Чаудера.
– Тебе не стоило делать это для меня, – произнес я, шагая рядом с ним, когда он шел по центральной дороге школы.
– Я сделал это не для тебя, – ответил Ронан. Его голос был низким и глубоким, а взгляд прикован к дороге под ногами.
– Тогда зачем?
Он пожал плечами в своей поношенной джинсовой куртке, с искусственной овечьей шерстью внутри. У него была такая же потрепанная одежда, как и у меня. Она не была намеренно потерта или порвана по задумке дизайнера. Я не понимал, почему богатые дети хотят одеваться как бедные и при этом издеваются над ними только за то, что они бедные. Но такова школа жизни.
Мы продолжали вместе идти по улице, он направлялся в сторону моего района, и я догадывался, что мы соседи.
Ронан мельком на меня взглянул.
– Это правда, что ты жил в машине?
Меня обдало жаром, и я отвел взгляд.
– Ты пробыл в кампусе всего десять минут и уже услышал об этом? Новый рекорд. Да. Давно. Но, кажется, никто не может об этом забыть.
– Тогда заставь их забыть.
– Как?
Он снова пожал плечами.
– У того парня, которого ты ударил, отец – коп.
Ронан скривил губы в улыбке, которая больше походила на оскал.
– Да пошли они оба.
– Что-то имеешь против копов?
Он ничего не сказал, и мы пошли дальше.
Мы оказались в моем районе ветхих цементных коробок с ржавыми железными решетками на каждом окне. Ронан остановился и уставился на угловую квартиру на втором этаже. Сквозь драную сетку на окне слышался рев телевизора.
– Это твоя?
Он кивнул.
– А моя в квартале отсюда.
Он не двинулся с места, и меня охватило странное чувство. Словно озарение свыше, которое обычно возникает, если слова песни так идеально ложатся на музыку, что кажется, будто они исходят не от меня.
«Показать ему хижину».
– Тебе нужно домой? – спросил я.
– Домой… – презрительно выплюнул он это слово. – Нет.
Я кивнул. Между нами было почти телепатическое понимание.
– Иди за мой.
– Нашел четыре дня назад, – заявил я. – С тех пор прихожу сюда каждую ночь. После работы.
– Что? – Ронан повернулся вокруг своей оси. Его крупное тело заполнило практически всю комнату. – А где работаешь?
– В Галерее игровых автоматов на Набережной.
Ронан кивнул и сел на скамейку.
– Отсюда видно океан, – почти с нежностью произнес он хриплым голосом.
– Да, это здорово. Хорошее место, чтобы просто…
– Убраться подальше от всех?
– Именно.
– До этого ты выглядел больным. – Он кивнул в сторону моего запястья. – Что это за часы? Почему они пищали?
– Это датчик. У меня упал уровень сахара в крови. – Я приподнял футболку, чтобы показать устройство. – У меня диабет.
Ронан кивнул, а затем на его губах внезапно расплылась улыбка, и он прикрыл ее ладонью.
– Что смешного? – спросил я, не обращая внимания на болезненно сжавшееся сердце.
Возможно, я ошибся в Ронане. Просто еще один придурок…
Он покачал головой.
– Я дружил с одной девочкой, когда был ребенком… лет в пять. – Его плечи начали сотрясаться от смеха, неудержимо накатившего на него, как приступ кашля. Казалось, это застигло его врасплох. Как будто прошла целая вечность с тех пор, как он смеялся в последний раз. – Ее тетя была диабетик. Девчонка называла ее диа-ба-титьки.
Я секунду пялился на него, но смех был таким заразительным, что в итоге мы оба заржали как идиоты, сложившись пополам.
– Никто… не поправил ее? – выдавил я.
Ронан покачал головой.
– А ты бы хотел?
– Черт, нет.
