Он вырвал свою руку и ткнул перстом в сторону ворот монастыря, которые в этот момент были пусты, потому что все – и полиция, и монастырские противоборствующие стороны, и журналисты-телевизионщики – все переместились во двор.
– Это кто, по-вашему? – громко, торжествующе спросил отец Афиноген.
Глава 7
Как все начиналось, или Психоз № 3
За два дня до описываемых событий
Для Клавдия Мамонтова все началось с вызова к начальнику Бронницкого УВД майору Денису Скворцову, с которым они подружились крепко со времен дела об отравлениях в доме на Бельском озере [2 - Подробно об этом деле читайте в романе Т. Степановой «Циклоп и нимфа».]. Тот сообщил: «Братан, а у тебя опять командировка нарисовалась, просит тебя помочь такой человек, которому не откажешь».
Надо отметить, что свой Бронницкий отдел ГИБДД, в котором он вообще-то по документам числился как сотрудник автоинспекции, Клавдий Мамонтов не посещал давным-давно. Он кочевал по командировкам из одного отдела полиции Подмосковья в другой – его негласно «брали в аренду», как бывшего телохранителя-бодигарда высокого класса, имевшего большой профессиональный опыт в задержаниях не просто одиночных вооруженных преступников, но целых групп. Делалось это по одной простой причине – полиция не желала кланяться в ноги Росгвардии, в которой числились теперь спецподразделения. Хотели обойтись своими силами – дешево и сердито, если наклевывалось серьезное дело с задержанием, погоней и стрельбой. И приглашали Клавдия Мамонтова «по-дружески оказать содействие».
Однако в этот раз все было иначе.
– Кто просит помочь?
– Сам начальник криминального управления Главка Федор Матвеевич Гущин, вы же с ним знакомы. – Майор Скворцов поправил на носу свои модные очки, столь похожие на старинное пенсне. – Он позвонил мне сейчас. И позвонит тебе. Я тебя откомандировываю в Главк в его распоряжение до тех пор… ну, пока он сам тебя назад не прогонит.
Затем Клавдию Мамонтову позвонил сам полковник Гущин и сухо-деловито попросил его приехать завтра утром к девяти в Главк в Москву в Никитский переулок. При этом произнес какую-то странную фразу – как подойдешь к КПП Главка, позвони мне, я тебя встречу.
Чтобы сам шеф криминального управления встречал прикомандированного сотрудника полиции из заштатных Бронниц? Где это видано?
На следующее утро Мамонтов исполнил все инструкции четко. Приехал в Главк, позвонил Гущину – по его номеру на мобильный, который у него определился. Полковник появился со стороны узкого коридора, ведущего во двор Главка.
И Клавдий Мамонтов, увидев его, потерял дар речи. Полковника Гущина он еле узнал!
Он прекрасно помнил, как выглядел шеф криминального управления раньше – здоровый плечистый толстяк за пятьдесят, лысый, тяжеловесный и немногословный. А сейчас он видел тень!
Полковник Гущин похудел на тридцать килограммов. Теперь это был высокий плотный стройный мужчина с крупными руками, на котором мешком висел его старый деловой синий костюм. Он помолодел лет на десять внешне, однако… Клавдия Мамонтова поразило выражение его лица – нервозное, неспокойное. Щека дергается в тике, взгляд какой-то затравленный.
Он шел по пустому коридору, где никого не было. Увидев Мамонтова у КПП, он сунул руку в карман пиджака и достал медицинскую маску. И тут же надел ее. Клавдий Мамонтов заметил на его руках латексные перчатки.
– Привет, – хрипло сказал полковник Гущин. – Спасибо, что приехал. Пойдем во двор, надо поговорить.
Мамонтов поймал взгляд дежурного у КПП – тот смотрел на Гущина странно: с какой-то затаенной жалостью и недоумением.
Сразу после окончания карантина Клавдий Мамонтов краем уха слышал о Гущине лишь то, что тот в середине апреля на пике эпидемии в Москве заразился и заболел коронавирусом. Болезнь протекала очень тяжело. Он находился в инфекционном госпитале полтора месяца – из них почти три недели в реанимации, был и на искусственной вентиляции легких. Затем его выписали домой. Через две недели, уже летом, в июне он вышел на работу. Ему стало плохо прямо на улице – он едва не задохнулся тогда. На «Скорой» его снова отвезли в госпиталь, где лечили еще две недели.
Судя по всему, с больничного он вышел совсем недавно.
– Клавдий, поработаешь со мной? – спросил полковник Гущин. – Снова, как в прошлый раз?
Мамонтов знал, что он имеет в виду то дело об убийствах на Патриарших прудах и в Бронницах, на котором судьба впервые свела его с полковником и… с ней… с Катей [3 - Подробно об этом деле читайте в романе Т. Степановой «Грехи и мифы Патриарших прудов».]. Они были с ней напарниками в том деле, а Гущин – их шефом.
– Мне неловко вам отказывать, – сказал Мамонтов. – Но в этот раз я пас. Я не могу быть здесь в Главке. По личным причинам, Федор Матвеевич.
– По каким личным причинам? – спросил Гущин.
– Она с вами всегда работает. Вы знаете, кто…
– Ее не будет в этом деле. Екатерину я привлекать не стану. К тому же ее нет в Главке. Она в командировке, пресс-служба другими делами сейчас занята. А я официально для всех пока еще на больничном, на реабилитации. Вы поссорились с ней?
– Мы не ссорились. Просто она… не хочет меня видеть. А я не желаю навязываться.
– Повторяю, ее сейчас нет в Главке. Вы не встретитесь с ней здесь даже случайно, пока ты будешь работать в паре со мной.
– Тогда ладно. А что за дело, Федор Матвеевич?
– Нет вроде пока никакого дела. Есть лишь предчувствие, фантом. Но возможно ДЕЛО скоро случится. Вот-вот…
Клавдий Мамонтов воззрился на Гущина. Это как же понимать?
– Наша жизнь кардинально изменилась, – заявил полковник Гущин, достал из кармана пачку сигарет, сунул по привычке сигарету в рот – нелепо под маску и… сразу выбросил. – Я вот курить не могу. Не бросил. Просто не могу. Кашлем захожусь сразу. А все в стороны шарахаются, как от зачумленного. Я с некоторых пор не могу и… Ну, то, что я делал раньше легко, не думая, самые обычные вещи – теперь все это превратилось в некое непреодолимое препятствие. Для меня.
– Не врубаюсь что-то я, Федор Матвеевич.
– Ты мне нужен, Клавдий. Ты умный. Ты внимательный. Ты собран, не заторможен. Ты видишь детали и обращаешь внимание на мелочи. Ты делаешь то, что делал я сам, когда мог… Я хочу, чтобы ты не просто работал со мной. Я хочу, чтобы ты стал моими глазами и моими ушами, моими органами чувств.
– То есть как это?
– Так. И чтобы не задавал мне лишних вопросов.
– Но я не понимаю. И задаю вопросы. Объясните мне – что вы от меня хотите.
– Будешь всегда при мне здесь, на работе. Когда я скажу – войдешь в помещение. Я снаружи останусь. Ты снимешь все на телефон. Или включишь видеовызов и покажешь мне обстановку внутри. Ты будешь общаться с людьми… со свидетелями, подозреваемыми… если я не смогу с ними сам говорить… Потом все в деталях перескажешь мне. Если это будет людное место… ты вообще станешь там работать автономно, сам, поддерживая со мной связь по телефону или в этом, как его… в «зуме». Сейчас технологии позволяют работать и в паре, и дистанционно.
– Хорошо. Ладно. – Клавдий Мамонтов смотрел на полковника. Что у него с головой, а? – Только как же это… почему?
– Потому. Не надо никаких вопросов. Такой у нас уговор.
– Ладно. Уговор. Но почему? Федор Матвеевич?
– Тебе здесь в Главке скажут, что я после ковидного госпиталя свихнулся. – Полковник Гущин выпятил свой раздвоенный подбородок. – Психоз. Ну, что смотришь на меня так, парень?
– Вы и правда очень изменились, Федор Матвеевич.
– Я умер. – Гущин как-то слабо, жалко, печально усмехнулся ему. – Считай, что перед тобой – ходячий мертвец. Воскресший по чистому недоразумению. Совершенно случайно.
– Мне когда приступать к своим обязанностям? – тихо спросил Клавдий Мамонтов.
– Прямо сейчас. Ты завтракал?
– Нет. Я рано утром на машине рванул прямо из Бронниц сюда в Москву.
– Все там же живешь – на папиной профессорской даче?
– Да.
– Далеко тебе будет ездить в Бронницы, у родителей в Москве придется пожить это время.
– Я что-нибудь придумаю с квартирой. Сниму.
– Еще насчет машины. – Гущин помолчал. – Я со своим водителем сейчас не езжу. А сам пока водить не могу – задыхаюсь, в глазах темнеет. Покатаешь меня на своей?
– Хорошо.
– Это в уговор наш входит. В наш пакт. Я ненормально себя веду. А ты этому не удивляешься, парень. И не задаешь мне вопросов.
– Я попытаюсь поступать, как вы хотите, – честно ответил Мамонтов.
– Пойдем завтракать. Ты зайдешь в «Кофеманию», внутрь. – Гущин говорил о знаменитом кафе на Большой Никитской, которое посещали сотрудники областного Главка, – купишь нам с тобой кофе и бургеры – навынос. Вот деньги. – Он достал из портмоне купюры. – Они чистые, я их санитайзером обливаю, а потом оставляю сохнуть.
– Можно на открытой веранде сесть, Федор Матвеевич.
– Там народу полно. На бульваре поедим. На вольном воздухе.
– Ладно, все куплю. Сладкого чего-нибудь взять вам в кафе?
– Сладкого себе возьми. Ты молодой.
– А что за дело нам предстоит, Федор Матвеевич? Которого нет?
– Скоро все узнаешь. Я думаю, ждать недолго. – Гущин повел его через внутренний двор не к КПП, а к въездным воротам, достал пульт и сам открыл их.
Через двор шла группа полицейских.
– Федор Матвеевич, мы к вам как раз. Надо решить… вы к себе в кабинет? Когда к вам можно зайти?
– Вы мне позвоните, – ответил полковник Гущин. – Все вопросы можно решить и по телефону.
Он вышел из ворот в Никитский переулок. Мамонтов чуть замешкался, услышал, как один опер тихо сказал другим:
– Он работать не может. У него с головой совсем плохо. Ковид, видно, и на мозги действует. Это просто другой человек стал!
Они все были без масок и без перчаток.
Клавдий Мамонтов вышел за ворота. Гущин пультом ворота закрыл.
– И самый главный вопрос, – обернулся он к Мамонтову. И тот понял – и правда, перед ним другой человек! Не прежний Гущин. Но кто? – Ты переболел?
– Нет. Я не болел «короной».
– Значит, у тебя нет антител.
– Наверное.
– И тест не сдавал на вирус?
– Нет, Федор Матвеевич.
– А если я попрошу, сдашь?
– Сдам. Только это ведь на один день. Что, каждый день прикажете тест сдавать?
– Тоже считаешь меня ненормальным?
– Вы сильно изменились. Я должен к этому еще привыкнуть.
– Привыкай. – Гущин смотрел на него. – Впрочем, ты можешь отказаться. Вернуться в Бронницы.
– Я вас сейчас не оставлю. – Мамонтов хотел добавить – в таком состоянии, но прикусил вовремя язык.
– Значит, ты не болел. И у тебя нет антител. И ты можешь быть бессимптомным носителем.
– Вы болели. У вас у самого есть антитела. Иммунитет.
– Нет. У меня его нет. В том-то и дело. – Полковник Гущин смотрел на Мамонтова. Глаза над маской. Взгляд такой… пристальный и прямой. – Парадокс. У всех тяжело переболевших есть, но не у меня. И врачи не знают, почему это, может, гены такие. А ты, значит, для меня смертельно опасен.
И он вдруг медленным жестом стянул маску на подбородок. И улыбнулся Клавдию Мамонтову отеческой благодарной светлой улыбкой.
Глава 8
Чудо
– Это кто, по-вашему? – воскликнул схиигумен Афиноген.
И ткнул скрюченным пальцем в сторону ворот монастыря.
Они все, как по команде, подчиняясь его властному окрику, оглянулись – и паства, и противники, и полиция, и телевизионщики.
В пустых воротах – приземистая фигура. Полная грудастая женщина в долгополой юбке с туго набитой хозяйственной сумкой на колесиках, которую она волочила за собой. А сейчас остановилась – сняла платок, обмотанный вокруг шеи, и начала повязывать его на голову «комсомолочкой». Клавдий Мамонтов успел заметить ее тусклые светлые крашеные волосы. На ней, кроме юбки и кроссовок, была черная футболка. Теплая вязаная кофта обвязана вокруг широкой талии.
Монастырские смотрели на нее изумленно и вроде как со страхом. Полиция с недоумением.
– Серафима… Это ты?! – тревожно-испуганно выкрикнула одна из монашек – противниц отца Афиногена.
– Я… а вы чего здесь все? Митингуете? – женщина с сумкой на колесиках выглядела удивленной.
