Как и в предыдущие дни, Кахеп сидел, привалившись спиной к стене, и что-то сосредоточенно писал. Низкий стол перед ним был завален листами бумажного тростника – и пустыми, и исписанными. Иногда старик вдруг обращал взгляд внутрь себя или просто клевал носом, но потом непременно возвращался к своему занятию.
Анирет тихо проговорила слова приветствия и села напротив. Нэбмераи устроился рядом. Ничего не происходило – писец их попросту не замечал. Царевна разгладила складки своего одеяния, чтобы как-то занять руки и не слишком раздражаться. Её страж смотрел на Кахепа тяжело, неотрывно, точно надеялся каким-то образом пробить заслон воли старого Таэху.
В конце концов, Анирет решила, что это будет последний раз, когда она приходит, и переступила границу приличий – взяла ближайший свиток и сделала вид, что хочет подняться и уйти с ним. Нэбмераи понял и подыграл:
– Да, давай посмотрим – вот там, в коридоре, освещение лучше.
– Ты что себе позволяешь! – возмутился старик, тут же выходя из своего транса. – Мои друзья не любят, когда их трогают всякие!
– Прошу прощения, почтенный, – обезоруживающе улыбнулась царевна, встречая и удерживая его взгляд, и осторожно положила свиток на место. – Ни в коей мере я не хотела обидеть тебя, но мой интерес к твоим трудам уже сильнее меня.
Писец фыркнул, но, кажется, был польщён. И почему ей только в голову не пришло поступить так раньше? Проклятая вельможная учтивость.
– Выгнал бы я тебя отсюда, даром что Императрица, – буркнул он, погрозив ей костлявым пальцем. – За непочтение.
– Царевна, – мягко поправила Анирет, невольно вздрогнув от такой оговорки.
Кахеп посмотрел на неё долгим оценивающим взглядом.
– Эпохи чередуются. Былое поднимается и оживает, – пробормотал он. – Ладно, девочка, пока ещё не носящая прозвание Справедливая. Ты ж ещё не успела его получить, да? Так чего пришла-то?
– К тебе пришла, мудрый Кахеп. За знанием.
– А ты чего притащился? – старик вдруг хмуро зыркнул на Нэбмераи, словно только сейчас заметил. – За Владычицу свою опять просить? Так уж понял поди – бестолку. Сама пусть просит.
Лицо стража Таэху осталось непроницаемым.
– Думай, что говоришь, мудрый, – очень тихо процедил он. – Не только твои друзья могут услышать нас здесь.
Старик не то закашлялся, не то рассмеялся – Анирет сразу и не поняла, и настороженно переглянулась с Нэбмераи.
– Все знают, что я живу не только сегодня и сейчас, – отсмеявшись, отмахнулся писец. – Мало ли чего сболтну. Ну?
Прежде, чем прийти сюда, Анирет долго размышляла над тем, какой вопрос задать ему, долго взвешивала, и потому сейчас была готова.
– Храбрый Инени прошёл сквозь бурю, ведь так?
Кахеп прищурился. В его потускневших синих глазах было гораздо больше осмысленности, чем он делал вид – прав был Нэбмераи. А может, ясность нисходила на старика только в определённые моменты.
– Прошёл, – вздохнул писец и, опустив взгляд, любовно провёл ладонью по листу, на котором уже высохла краска. – Когда-то я обещал, что разберу его на слова, разложу на священные символы… что дам ему новое тело из бумажного тростника, способное пережить много веков… Вечность и память, понимаешь, маленькая царица?
Анирет уже не стала поправлять его – побоялась сбить с мысли – и только кивнула.
– Он должен пополнить ряды моих друзей… а всё не то! – писец расстроенно стукнул кулаком по столу. – Он достойный, и доказал это. А новая форма выходит недостойная его! Не выходит вовсе! Не знаю всех слов, которые нужны…
– Так ты пытаешься запечатлеть его историю, полностью, – прошептала царевна, по-новому глядя на разбросанные листы, в которых была заключена целая жизнь.
– Он уже не в силах сам разложить себя на слова, – с горечью сказал Кахеп. – Его разрушили… И я виноват, ох как я виноват, – схватившись за голову, он запричитал, покачиваясь из стороны в сторону. – Не дозваться теперь, не дознаться. А ведь всё прошло как нужно!
– В чём ты виноват, мудрый?
– Не подготовил достаточно. Предупреждал же, а не подготовил. Но он увидел всё, что должен был! Так много открылось! И золотая нить, пронзающая сердце… – Кахеп осёк себя и задумчиво поскрёб когтем писчую палочку, счищая присохшую краску.
Они подобрались к тому, что Анирет жизненно важно было узнать. Осторожно она спросила, повторяя слова из конца сказки:
– Он нашёл сокола. Но молвил ли его Владыка слова, от которых сердце его возвысилось и освободилось?
Старик вдруг усмехнулся и сгрёб свои свитки ближе к себе.
– Э-э-э нет, потом прочтёшь, маленькая царица… или сама увидишь. А может, и не увидишь – кто ж скажет наверняка? Может, мы так и не узнаем, чем закончилась эта история.
– Она ещё не закончилась, – глухо возразила Анирет, раздосадованная его загадками и тем, что он раскусил её нехитрый замысел. – Для меня Инени пытался… разложить себя на слова, как ты это называешь. Я тоже пытаюсь воссоздать, собрать воедино.
– Для тебя? – подозрительно переспросил Кахеп. – А почему для тебя?
– Потому что любил её, – ответил за царевну Нэбмераи, которого явно тоже раздражало происходящее.
– О… О-о-о! – взгляд старика просветлел, и он вдруг кинулся перебирать листы, выискивая нечто определённое, дописывая что-то. – Служить другому Эмхет, – бормотал он. – Вот оно что, ага… Да-да, так он и говорил. Спрашивал, что будет, если служить другому Эмхет? А я ещё узнать пытался, кому же он хочет служить…
Анирет видела, как напряжённо Нэбмераи вслушивался в бормотание писца, который знал и понимал куда больше, чем говорил. Хотелось встряхнуть Кахепа, объяснить, как это важно, заставить рассказать прямо! Да только вряд ли это что-то даст – разве что дух вытряхнет из его тщедушного тела, а этим никому не поможешь.
– Всё, уходите. Кыш, – замахал на них руками старик. – Мешаете. На том Берегу меня и так заждались, а я ещё здесь не всё успел.
– Ты ничего не сказал мне, почтенный, – в голосе царевны была сталь. – Я прихожу сюда не из праздного любопытства, и только сейчас ты изволил вообще обратить на меня внимание. Я не уйду отсюда, пока ты не скажешь.
Она думала, что Кахеп снова впадёт в транс, или просто молча вернётся к работе. Но старик вдруг вздохнул тяжело, скорбно.
– А что я скажу тебе, когда понимаю, что ты хочешь услышать? – прошелестел он. – Того, кого ты знала, больше нет и не будет. Это надо принять, девочка. Идите, куда шли. У вас много, много дел впереди… а у меня – совсем мало времени завершить мои.
И Анирет поняла, что говорил он не только о Павахе. Означать это могло всё, что угодно – окончательную смерть брата… или, что ещё хуже, полужизнь, как у его телохранителя.
Силы оставили её – она даже поднялась с трудом. На сердце было больно – померкла упрямая надежда, отчаянно не желая угасать.
– Благодарю тебя. Пусть нужные слова придут к тебе, и Инени обретёт новое тело.
Кахеп уже не ответил, погрузившись в написание.
Той ночью они сидели на крепостной стене, у статуи стража, наполненной Силой многих поколений – совсем как после ритуала, когда Джети соединил их судьбы. Древний гигант из тёмного камня стоял на одном колене, протягивая чаши в сторону западного горизонта – по-своему живой, почти как големы острова Хенму.
Впереди под ними на сколько хватало глаз простиралась бескрайняя Каэмит с её песками и скалами, наполненная ночными голосами неведомых хищников. Над серебристыми барханами мерцали в сине-фиолетовом небе самоцветы Аусетаар.
Взгляд Анирет был прикован к ближайшим скалам, в очертаниях которых она ещё в прошлый раз различала танцующих женщин, и профиль неизвестного Владыки в двойном венце, и другие готовые вот-вот ожить в игре теней и призрачного света образы. Но теперь вместо незнакомца, от которого она не знала, чего ожидать, рядом с ней был родной мужчина, завоевавший её доверие, разделявший её помыслы. Она придвинулась ближе, и Нэбмераи обнял её за плечи, протянул ей свою неизменную флягу.
– То, что надо, – откашлявшись после пары обжёгших горло глотков, признала царевна. – Как же погано на душе…
– Я как раз пополнил запасы – нам хватит надолго. Для столичных интриг. Для обучения на острове Хенму. Ну и куда там нас ещё занесёт после… Прости, что не могу помочь тебе добиться всего, что нужно.
– Что ты! Без тебя я бы уже выла, как шакал Ануи. Бессилие вгоняет меня то в злость, то в отчаяние. И всё-таки, я рада, что мы здесь. Пусть мы и не получили ответов, за которыми шли.
– Получили, – возразил он и вздохнул. – Не те, что хотелось бы, но как есть.
– Ну хоть ты не сгущай тени тайн, – грустно улыбнулась девушка, посмотрев на него.
Таэху колебался, но она чувствовала: к каким-то своим выводам он уже успел прийти, просто не привык делиться сомнениями, не подкреплёнными доказательствами. Как тогда, с Мейей.
Задумчиво он погладил Анирет между рогами, поправил тонкий палантин на её плечах. Царевна поймала его руку и сжала в своей.
– Тебе же есть, что сказать.
– Я могу только поделиться своими мыслями. И едва ли они тебе понравятся.
– Пусть так. Но ты явно понимаешь больше, чем я.
– Предполагать что-либо о твоём брате я опасаюсь. Очевидно одно: если б всё было хорошо, тебе бы уже рассказали. И если б ты могла что-то сделать, тебя бы тоже не держали в неведении.
– Я… понимаю это. Просто неведение порой пугает больше страшной правды. И все эти тайны тяготят… Нет, уже не просто тяготят, – призналась она твёрдо. – Вызывают злость. Я устала быть понимающей и деликатной. Теперь более правильным кажется пойти к Владыке, спросить напрямую – и будь, что будет.
– Не знаю, что это даст, но попробуй. По крайней мере, ты будешь знать, что сделала всё, что смогла. Это само по себе успокаивает сердце.
– Мне это нужно, да.
Отец ушёл в глухое горе, и говорить с ним о Хэфере было поначалу почти невозможно. Но ведь теперь это должно было измениться? За этот год они стали ближе, чем были всю жизнь. И даже если Император не даст ответ, то хотя бы объяснит, почему.
– Это ведь не всё, что ты хотел сказать мне, – заметила Анирет, когда молчание затянулось.
– Сказал бы, что не стоит продолжать, но это малодушно, – вздохнул Нэбмераи. – Когда мы покидали Обитель, ещё в третьем месяце Сезона Всходов, ты была потеряна, слишком удручена самим фактом предательства, чтобы прислушаться к словам бывшего друга. Но я их услышал. И запомнил. «Возможно, тебе лучше не возвращаться в Апет-Сут, хотя бы пока. Останься здесь, в Обители. Многие боятся твоего возрастающего влияния. Времена грядут неспокойные».
Теперь вспомнила и Анирет. А ведь тогда она отмела слова Паваха, его попытки предупредить о чём-то, разгневанная, всё ещё не в силах принять его ложь, его роль в гибели Хэфера. Но Павах был вовлечён в заговор и хорошо понимал, о чём говорил. В Империи всегда существовало множество фракций – многоликое, многоуровневое переплетение и борьба интересов, которые властители направляли в единое полезное Обеим Землям русло. Вот только царевна даже представить не могла, кому уже успела перейти дорогу.
– Над этими словами я много размышлял после, – продолжал Нэбмераи. – Ещё раз хочу заметить: я сейчас не выдвигаю обвинений. У меня нет прямых доказательств – это только мои мысли.
– Да выскажи ты их уже!
– Когда Павах говорил «царица», он мог говорить… не о тебе. Эта мысль могла уцелеть в разрушенном сознании – необходимость предупредить тебя о том, о чём он не сумел предупредить тогда.
Нэбмераи замолчал, глядя ей в глаза, предлагая достроить остальное самостоятельно.
– Нет… Такого просто не может быть! – потрясённо покачала головой Анирет. – Допустить, что моя мать способна организовать покушение на наследника трона, так же немыслимо, как подумать на дядю… или даже самого отца. Они всю свою жизнь положили на служение Таур-Дуат! Царица никогда бы не стала развязывать войну. Она столько лет, столько сил посвятила сохранению мирного договора, ещё даже до своего восхождения на трон – и как вельможная дама, и как член посольских миссий моего дяди. Какие бы ни были у нас непростые отношения… она не желала зла Хэферу, никогда. По крайней мере, относилась к нему не хуже, чем ко мне.
– То есть, безразлично, до тех самых пор, пока он не начал представлять опасность.
Пугаясь простой правды, стоявшей за его словами, девушка возразила:
– Если б царица хотела ему навредить, то не стала бы ждать. Когда они с отцом только поженились, Хэфер был совсем ребёнком. Проще было избавиться от него ещё тогда, разве нет? И потом, Нэбмераи, они с дядей ведь расследовали убийство, и мать принимала непосредственное участие в поисках. Это их осведомители обнаружили то проклятое эльфийское поместье.
– Обнаружить то, о чём знаешь, не так уж сложно, – веско заметил Таэху. – А после оказать всю посильную помощь. Что до ожидания… Мы не знаем, какие ещё силы вовлечены во всё это. Возможно, только теперь подготовка завершилась, и момент был подходящим. А возможно, она надеялась, что Владыка изменит своё решение о преемнике.
– Я не вижу за этим цель. Какой бы матерью ни была Амахисат из рода Шепсаит – царицей она всегда была совершенной. Даже я это понимаю. Разрушить дело всей своей жизни просто так? Ради чего?
– Почему же разрушить? Создать череду событий, которая приведёт к лучшему результату. И всё это можно сделать, служа Обеим Землям и величию народа верно и истово. Поддержать фракции, мечтающие о мести соседу. Расширить влияние Империи. Заменить одного наследника другим…
– Ренэфом, – прошептала Анирет.
Она подумала, что да – ради того, чтобы возвеличить любимого сына, мать и правда пошла бы на многое…
На многое, но всё же не на такое!
– Ренэфа едва не убили в Лебайе, – жёстко напомнила царевна. – Мать бы никогда не подвергла его такому риску, ради сколь угодно высоких целей. Даже если предположить невероятное – что она и правда могла бы желать… смерти Хэфера. Вот я произношу эти слова и не верю в них. Ты ведь сам говорил об ударе, направленном на обоих моих братьев! Это всё нити одного полотна событий. Я могу с уверенностью сказать тебе: царица скорее бы отравилась сама, чем рисковала бы жизнью Ренэфа.
– Покушение на Ренэфа и бой в холмах действительно плохо ложатся в эту историю, – согласился Нэбмераи. – Разве что в Лебайе что-то пошло не так, как она предполагала. Не по изначальному плану. Тогда ровно сейчас она меняет узор сети, и кому-то крепко не поздоровится. Посмотрим, кому именно.
– Боги, да я даже думать об этом трезво не могу! Хорошо, а как ты объяснишь вот это? Хэфер был объявлен наследником трона не один год назад – опять-таки, зачем выжидать? А когда он… погиб – посмотри! Отец в итоге призвал в прямую ветвь рода моего дядю. Для влиятельных лиц Империи именно дядя, а не Ренэф – негласный наследник! И царица не могла не предусмотреть этого заранее… – когда Таэху холодно прищурился, Анирет всплеснула руками. – Нет, только не говори, что ты ещё и дядю подозреваешь. Он же знает о нас с тобой! И я всё рассказывала тебе, показывала письма. Скажешь, они в сговоре?
– Скажу, что нам нужно как следует подумать, кому из Эмхет желал служить Павах до того, как стал Храбрым Инени, – устало возразил Нэбмераи. – И какую цель он видел перед собой, чтобы пойти на то, о чём после пожалел, – Таэху окинул царевну многозначительным взглядом.
Анирет вдруг вспомнила свой сон, в котором рядом вместо Нэбмераи был Павах, и содрогнулась. Мысль о том, что её могли обещать кому-то в награду, ужасала, особенно когда она думала, в награду за что могли обещать.
– Мне не хватает смелости поговорить с ним снова, – чуть слышно призналась царевна. – Я понимаю, что должна попытаться ещё раз… и не могу заставить себя.
– Скорее, тебе хватает милосердия не делать этого, – мягко возразил Нэбмераи. – Что бы в нём ни уцелело от него прежнего… видеть тебя ему, должно быть, настолько же невыносимо, насколько и отрадно.
Сердце сжималось при мысли о духе в оковах мёртвого разума. Анирет со вздохом уткнулась в плечо Таэху.
– Но правитель не всегда может позволить себе милосердие… не так ли?
– Ты всё знаешь и так, моя царевна.
Анирет почувствовала, как Нэбмераи потёрся щекой о её волосы, обнимая её крепче, и постаралась не думать о его страшных словах, от которых под ногами разверзалась бездна.
* * *
Ночь кровавого пламени врезалась в сознание такой же глубокой нестираемой печатью, как ожоги – в плоть. Вспоминая и переосмысливая, она до сих пор не могла до конца осознать, что же пережила. Но гость с Западного Берега был реальным, как и гневный взор Стража Порога. Боги не были слепы – Они видели всё. И как бы ни усыпляли убийцы свою совесть разговорами о необходимости содеянного – приговор теперь был ясен, и оправдаться можно было лишь одним способом.
Исполнить клятву.
Идаэт не собиралась лукавить перед Богами, как не собиралась и предавать свои изначальные обещания и стремления. Страж Порога прочтёт её сердце, увидит всё, что она сделала, и почему. Но прежде, чем явиться во дворец к Владыке, она должна была закончить ещё кое-что.
Искусные целители обработали её раны смягчающими боль бальзамами, и повязки покрывали её плотно, точно мумию. Плоть мучилась, горела, но воля Идаэт была сильнее боли. Женщина не дала себе времени на исцеление и позволила лишь небольшую слабость: проделала этот путь не пешком, а в паланкине. Пустыня была не милосерднее разгневанных Богов. Жаркое дыхание Владыки Каэмит выпило бы из неё последние силы, которые требовались ей для иного.
Давно Идаэт не доводилось бывать в Обители Таэху. А с тех пор, как произошло всё это, она и вовсе не решилась бы приблизиться к этим руинам, которые на самом деле руинами не были.
Но теперь так было нужно. Её небольшой отряд прибыл сюда вместе с другими паломниками, и жрецы провели их сквозь преломлённое иллюзией пространство ложных дверей. Идаэт ожидала, что проход дастся ей тяжело… Тяжелее, чем уже было после встречи с мертвецом, ей не стало. Возможно, Владычица Таинств, Госпожа Очищающей Боли, зрившая в самую душу, одобряла путь, который собиралась проделать нынешняя матриарх угасающего рода Мерха. Очищающая Боль, да.
Вечер спускался на Обитель, когда Идаэт со свитой расположилась в просторных покоях одного из гостевых домов. Плата за постой была невелика для вельмож и шла на поддержание храма. Идаэт распорядилась, чтобы жрецам заплатили больше – увеличивать пожертвования не возбранялось, это оставалось на усмотрение постояльцев. Ужин она велела подать ей в спальню, не откладывая, направила своего вестника к Таэху и только потом позволила себе отдохнуть. Войти к ней она разрешила только сопровождавшему её целителю. Никого не хотелось видеть.
Лёжа в мягком исцеляющем полумраке, она вслушивалась в собственное хриплое дыхание и сжимала забинтованной ладонью рукоять верного хопеша. Мысли текли тяжело – усталость давала знать о себе, ведь Идаэт выдвинулась в путь прямо на следующей день.
