– Ничего не понимаю.
– Этим сейчас все занимаются, бизнес номер один, – затараторила няня, – деньги рекой текут. Надо только покупать составляющие на фирме. Но в интернете на форуме написано, что можно и свои использовать, тогда получится авторский вариант. И незачем об этом тем, кто Франчизку продал, рассказывать. Они могут оштрафовать.
– Кого? – оторопела я.
– Няня договорилась с фирмой, – закричала из коридора Киса, – ей продали кастрюлю и пустые банки. Еще она приобрела пакетики с порошком. Из них нужно готовить кремы, маски, пилинг для лица и тела, а потом продавать все кому хочешь. Главное, чтобы это в скляночки фирменные запихивать. Вся выручка твоя. Фирме только за пакеты с порошком платить надо, и аппарат купить. Он электрический. Я могу готовую массу по баночкам ложкой раскладывать. Нельзя в аппарат что-то свое запихивать, так на фирме предупреждают, а в интернете пишут, что можно! Вот банки придется у них брать!
– Франшиза! – осенило меня.
– Ну да, я все время так и говорила, – сказала няня, – Франчизка. А ты твердила: Франческа.
Я опустилась на унитаз и выдохнула, Роза Леопольдовна тем временем продолжала:
– Я начала с элементарного. Питательный крем для лица, рук, ног, тела всей семьи, подруг и соседей.
Краузе сунула мне под нос открытую банку с массой цвета асфальта.
Я в этот момент делала вдох и чуть не скончалась.
– Фу! Вот он, запах жженой пластмассы!
– Это натуральный крем, – обиделась няня, – те, что с ароматами, отрава! В них химия, а у меня кремы без отдушек. Но я еще завтра поэкспериментирую. Кстати, эту банку уже купили.
– Кто? – удивилась я.
– Рыжая тетка, – ответила Роза, отнимая у меня крем, – мы с ней в лифте познакомились. Я Франчизку в кабину впихивала, ее упаковали вместе с пакетами и складным столом. Все в одну здоровенную коробку. Еле-еле ее до подъезда дотащила, и силы закончились. Представляешь, мне посторонний человек помог.
И тут раздался звонок в дверь.
– О! А вот и она! – обрадовалась Краузе. – Первая ласточка моего успешного бизнеса. Киса, держи крем, положи его в пакетик. Отдашь клиентке.
Я не успела издать ни звука, Роза помчалась по коридору, за ней бросились мопсы, Киса и Альберт Кузьмич.
– Еще раз здравствуйте, – заголосила няня, когда стройная женщина лет пятидесяти вошла в прихожую, – вы так здорово выручили меня.
– Право, это ерунда, – смутилась незнакомка, – я просто помогла толкать ящик.
– Не всякая так поступит, – возразила Краузе, – давайте познакомимся. Я Роза, няня Кисы.
– Алина, я тоже работаю с детьми – представилась женщина, – преподаю им немецкий язык.
Я улыбнулась.
– Меня зовут Евлампией, но я предпочитаю имя Лампа.
Киса протянула Алине пакетик:
– Это ваш заказ. Банка с кремом, к ней инструкция. И пробник маски.
– Все из натуральных ингредиентов, – заверила Роза.
– Только что сделано, – запрыгала Киса.
Клиентка вынула кошелек.
– Сколько с меня?
Краузе прищурилась.
– Это подарок!
– Ой, нет, – запротестовала Алина.
– Вы мне помогли, – повторила Роза Леопольдовна, – берите. От всего сердца презент, не обижайте меня.
– Ну… – замямлила гостья, – ну… вроде как я его выпросила!
– А вот и нет, – вмешалась в разговор взрослых Киса, – у каждого бизнесмена, когда он делает крем, есть подопытная мышь. Мы любим животных, на них тестировать ничего не станем. А на вас можно, вы же не кролик, не собака, не крыса. Ой, Лампа, ты мне на ногу наступила.
– Прости, это нечаянно, – соврала я и подмигнула девочке.
Но та не сообразила, что я прошу ее замолчать, Киса весело вещала:
– Денег Роза Леопольдовна не возьмет. Но если вы хотите ее отблагодарить, то есть другой способ. Ой, Лампа, ты меня ущипнула за попу.
– Прости, это случайно, – сказала я и выпучила глаза.
Но и это не подействовало. Киса продолжала:
– Расскажите в своих соцсетях о нашей продукции, похвалите кремы.
– Хорошо, – кивнула Алина, – непременно.
У меня зазвонил телефон, это был Махонин. Я быстро ушла в глубь квартиры и спросила:
– Что случилось, Николаша?
– Вот объясни мне, почему женщины всегда задают этот вопрос, – сказал парень.
– Наверное, из-за повышенной тревожности, – предположила я. – Мы договорились встретиться завтра в офисе, вроде все ясно. И вдруг твой звонок!
– Я пытался поговорить с Максом, но у него телефон вне зоны доступа.
– Вульф всегда, когда из командировки возвращается, бежит в фитнес штангу ворочать, – пояснила я, – трубку в шкафчике оставляет, никогда в зал ее не берет.
– Надо, наверное, и мне спортом заняться, – протянул Махонин, – сутками у компов сижу, ходить почти разучился. Слушай, тут вот какая ситуация. Вера Арамакина меняла паспортные данные. И она вовсе не пожилая, ей сорок лет с небольшим было. Имя она оставила прежнее, Вера Ивановна.
– Мне кажется, что Алла называла другое отчество, – пробормотала я, – Петровна, Сергеевна, Николаевна, как-то так. Хотя я могу ошибаться.
– Не помню, что говорила Федина, – отрезал Махонин, – я работаю с документами. От рождения фанатку скрипачки звали Верой Ивановной Марамамакиной. Она дочь Анелии Борисовны Ореховой…
Я подпрыгнула.
– Кого?
– Анелии Борисовны Ореховой, – повторил Николаша, – преподавателя музыкальной школы.
Я опять спросила:
– Кто ее ребенок?
– Ты меня не слушаешь, – рассердился Махонин. – Вера Арамакина до четырнадцати лет носила фамилию Марамамакина. Ее мать Анелия Борисовна Орехова, она преподавала…
– Историю музыки, – перебила его я.
Настал черед Николаши удивляться.
– Ты ее знаешь?
– Когда я только начала учиться в музыкальной школе, там была педагог Анелия Борисовна Орехова, – объяснила я, – злая до оторопи баба. Получить у нее четверку – невозможное дело, она ставила детям или три, или два. Двойку очень охотно и часто. Когда к ней обращались возмущенные родители, говорили: «Наш ребенок достоин пятерки», – эта Баба-Яга отвечала: «На „отлично“ любой предмет знает только Господь Бог, педагоги могут претендовать на четверку. А ваш отпрыск и двойки-то недостоин».
Директор школы всегда был на стороне Ореховой. Если же разъяренная мать показывала Ивану Алексеевичу дневник ученика, в котором стройными рядами стояли пятерки, а двойки только от Анелии, и кричала:
– А ну-ка, посмотрите! Мальчик прилежный ученик, ни по каким другим дисциплинам у него даже четверок нет. Орехова к нему просто придирается, велела рассказать о рельефе в гробнице Ван Чучжи, она датирована девятьсот двадцать четвертым годом. И давай спрашивать: «Сколько там изображено музыкантов? Танцоров? Кто кроме них еще есть? Исполнители мужчины или женщины?» Вот вы сами ответите? – Директор молча выслушивал ее крики, обещал приструнить Анелию, но та продолжала вести себя по-прежнему.
– Ни фигасе, – перебил меня Николаша, – интернет во времена твоего детства еще не изобрели. Где инфу нарыть? И как вы без компов жили?
– Не поверишь, очень даже здорово, – засмеялась я, – ходили в театр, кино, на концерты. Многие дети уроки делали в районных библиотеках. Там был читальный зал и добрые старушки-сотрудницы. Они всегда советовали нужную литературу. Если же необходимых книг у них не было, то мы отправлялись в Ленинку в юношеский зал. Там стояли лампы с зелеными абажурами, а в каталоге было все! Еще мне там нравились в буфете сосиски с зеленым горошком. А в школе срабатывала взаимовыручка. Ученики рассказывали друг другу, какие вопросы грымза им задавала и как нужно на них отвечать. Она уже умерла, наверное. Когда я поступила в первый класс, ведьма была уже старой.
– Маленькой девочке двадцатипятилетняя мать кажется пожилой, – сказал Махонин.
– Верно, – согласилась я, – а когда взрослеешь, удивляешься: оказывается, мама-то молодая. Подожди! Орехова мать Веры, фанатки Аллы?
– Ну да, я с этого начал, а ты меня перебила и погрузилась в воспоминания, – пробурчал Николай, – ты права. Она умерла.
– А почему ее дочь не Орехова, а Марамамакина? – спросила я.
Глава десятая
– Лампа, ты достойна премии за свой вопрос, – рассмеялся Махонин. – У девочки был отец! Ребенок, как правило, носит его фамилию.
– Отец Веры Иван Марамамакин? – уточнила я.
– Скажем так, этот мужчина записан ее отцом, – сообщил начальник отдела компьютерного поиска, – а уж от кого училка ребенка родила, знала только она сама.
– Стой, стой, – зачастила я, – директора нашей музыкальной школы звали Иван Алексеевич Марамамакин, у него была жена Людмила Павловна, очень милая дама. Она у нас не работала, но часто приходила к мужу. Красивая, хорошо одетая, никакой обожаемой советскими дамами «химии» на голове. На фоне педагогов она казалась райской птицей в стае куриц. Но если директор записал Веру как свою дочь, значит, он ее отец. Ну и ну!
– Тебя удивляет факт измены мужа супруге? – осведомился Махонин.
– Нет, – возразила я, – во все времена есть люди, которые не хранят верность партнеру по браку. Но Иван Алексеевич глава школы, скорей всего он был коммунистом. Поход «налево» мог спровоцировать развод с женой и, как следствие, развал семьи, потерю руководящей должности. В СССР строго соблюдали так называемый моральный кодекс строителя коммунизма. Пошарь в интернете, думаю, он там есть. Когда кого-то из граждан СССР собирались отправить в составе делегации в соцстрану, кандидатуры тех, кто поедет, всегда обсуждали на парткоме. Если выяснялось, что один из предполагаемых делегатов замечен в адюльтере, секретарь партийной организации заявлял:
– Сегодня он жене изменил, а завтра Родину продаст.
И вычеркивал фамилию сластолюбца из списка. Это правило распространялось как на мужчин, так и на женщин. Поэтому любовники старательно скрывали свои отношения, не хотели неприятностей ни дома, ни на работе. Иногда правда выплывала наружу, и тогда возникала война местного масштаба. Изменников могли побить их вторые половины, порой пары разъезжались, жена отправлялась к своей матери, или муж сбегал на дачу. Но посторонним о разрыве не сообщали, делали вид, что все в порядке. Получение новой квартиры, путевки на море, продвижение по службе и много чего еще зависело от морального облика человека. Мне трудно представить, что какой-то мужчина посмотрел на Анелию как на женщину. Но я рассуждаю с позиции ребенка, которому Орехова с энтузиазмом ставила колы. Интересно, почему Вера сменила фамилию, но оставила отчество? Если она затаила обиду на отца, то должна была стать Ореховой.
– Вера получила десятилетнее образование, – прервал меня Николаша. – Но есть нюанс. Девочка – инвалид. Она училась в так называемой «лесной школе». Что за болезнь у нее, я пока не выяснил. Вера получила паспорт на фамилию Марамамакина. Недуг не помешал ей поступить в институт, выучиться на редактора и работать в военном издательстве. Замуж Вера вышла за генерала, переехала жить к нему, супруг был значительно старше ее. После его кончины Вера устроилась в архив и работала там до своей смерти от инфаркта. Единственный странный шаг с ее стороны – смена фамилии за пару лет до смерти. Анелия Орехова умерла в июле, а в сентябре ее дочь стала Арамакиной.
– Марамамакина – Арамакина, она просто убрала часть отцовской фамилии, – вздохнула я. – Знаешь, Николаша, будь Анелия жива, я не согласилась бы ехать к ней ни за какие коврижки.
– А и не надо! Сходи к законной жене Ивана, – тут же предложил Махонин, – это Людмила Павловна Будкина. Живет она в паре шагов от тебя, на соседней улице, за пять минут ты легко дойдешь. Дом называется «Лебединое озеро».
– Знаю, – обрадовалась я, – это многоэтажная башня за забором. Сквозь него видно, какая у них красивая детская площадка. Киса очень хотела там играть. Но жильцы запрещают пускать посторонних. Горки, качели и все прочее только для местных ребят и для тех, кого приглашают их родители. А почему Людмила Будкина? Муж-то у нее Марамамакин?
– После смерти Ивана Алексеевича вдова вернула себе девичью фамилию, – объяснил Николай.
– Какая-то странная чехарда, – пробормотала я. – Вера тоже сменила фамилию.
– Я договорился с Людмилой, – сообщил Махонин, – позвонил ей до того, как соединился с тобой. Просто подумал: если муж признал девочку от любовницы, то жена точно знает о существовании незаконнорожденной. И какие чувства к Арамакиной она испытывает?
Забыв, что Махонин меня не видит, я кивнула:
– Возможно, добрые, но скорее всего не очень.
– Значит, она расскажет про Веру все, что знает! Без прикрас! Ой! – воскликнул Николаша.
– Очки опять разбил? – спросила я.
– Нет, раздавил, – расстроился мой собеседник. – Одна пара упала, а я не заметил, решил на стуле до подоконника доехать и прокатился по оправе. Капец ей!
– У Энтина для тебя всегда есть набор вторых глаз, – напомнила я. – Мой тебе дружеский совет: хоть раз в месяц передвигайся по комнате на ногах. А то они отсохнут за ненадобностью. Во сколько мне завтра надо прийти к Людмиле?
– В восемь! Утра!
– Ты уверен? – удивилась я.
– Да. Она так сказала!
– Ну ладно, – согласилась я, – заведу будильник на шесть тридцать.
– Зачем вставать в такую рань? – спросил Махонин. – Полвосьмого поднимешься, не опоздаешь. Идти тебе пять минут черепашьим шагом.
– Надо умыться, причесаться, одеться, наложить макияж, позавтракать, – перечислила я, – за тридцать минут я не успею.
– Как у вас все сложно, – хмыкнул Коля, – хорошо, что я родился не женщиной! Сплошное неудобство и трата времени на всякую ерунду.
