– Все верно. Так вы согласились?
– Да.
– Отлично. Удачи, мистер Вулф.
– Благодарю. А могу я узнать, как далеко вам удалось продвинуться?
– Вообще никак. Мы зашли в тупик.
– А ваше расследование выходило за рамки установленных процедур?
– Зависит от того, что вы называете установленными процедурами. Дело было совершенно очевидным, парню пришлось туго, и мы, можно сказать, приложили все усилия. У меня этим делом по-прежнему занимается весьма толковый человек. Если вы пришлете нам Гудвина с письмом от Херолда, мы с удовольствием покажем ему отчеты.
– Спасибо. Какие-нибудь соображения имеются?
– Боюсь, нет. Желаю удачи.
На сей раз Вулф уже не стал говорить спасибо, а просто повесил трубку.
– Превосходно, – сказал я. – Он считает, что подсунул нам полное дерьмо. Впрочем, так оно и есть, черт возьми! Итак, с чего начнем?
– По крайней мере, не с Бэттери-парка, – проворчал Вулф.
– Уговорили. Ну так откуда? Дело, похоже, еще более поганое, чем кажется. А что, если Пол специально все обтяпал так, чтобы его заподозрили в краже двадцати шести штук, чтобы иметь повод слинять от папаши? После встречи с этим родителем я бы не удивился. А потом парень видит объявление с просьбой связаться с отцом – ни слова о матери или сестрах, – только с отцом, так как произошла ошибка, и что ему остается делать? Он либо решает рвануть в Перу или на Ближний Восток – опять Ближний Восток, – либо покупает себе накладные усы. Кстати, это мысль. Мы можем проверить всех покупателей накладных усов за последний месяц и, если найдем…
– Заткнись! Есть идея.
– Боже мой! – Я вытаращился на Вулфа. – Значит, еще не все потеряно. Я просто пытался вас немного расшевелить, заставив включить мозги, и, коли на то пошло…
– Я сказал: «Заткнись!» Как думаешь, уже поздно подать объявление в завтрашние газеты?
– В «Газетт» – нет. В «Таймс», возможно, и да.
– Бери блокнот.
Даже если у него внезапно поехала крыша, выхода у меня не было. Я подошел к письменному столу, достал блокнот и открыл его на чистой странице.
– Поместить в разделе «Разное», – сказал Вулф. – Объявление разместить в две колонки высотой три дюйма. Под заголовком «Для П. Х.». Набрать жирными прописными буквами, с точками после «П» и «Х». Внизу текст, более мелким шрифтом: «Ваша невиновность доказана, и мы сожалеем о совершенной по отношению к вам несправедливости…» – Вулф сделал паузу. – Нет, пожалуй, исправь «сожалеем» на «осуждаем». Далее: «Не позволяйте обиде помешать торжеству истины. – (Еще одна пауза.) – Никто насильно не принуждает вас вступить в контакт. Но ваша помощь необходима для установления настоящего преступника. Я с уважением отнесусь к вашему нежеланию возобновлять оборванные связи». – Вулф поджал губы и кивнул. – Этого вполне достаточно. Укажи мое имя, адрес и номер телефона.
– А почему бы не упомянуть его мать? – спросил я.
– Мы не знаем, как он относится к своей матери.
– Он посылает ей поздравительные открытки на день рождения.
– Но из каких побуждений? Тебе это известно?
– Нет.
– Тогда не стоит рисковать. Мы можем с уверенностью утверждать о наличии у него двух чувств: обиды за поклеп и жажды мести. В противном случае в нем или слишком много, или слишком мало от нормального человека, и мы никогда его не найдем. Я, конечно, понимаю, что мы стреляем наугад в невидимую цель, попасть в которую можно только чудом. А у тебя есть другие предложения?
Я ответил «нет» и пододвинул к себе пишущую машинку.
Глава 2
В любой конкретный момент времени в большом городе насчитывается примерно 38 437 человек, несправедливо обвиненных или считающих, что их несправедливо обвинили, причем шестьдесят шесть из них носят инициалы П. Х. Половина из этих шестидесяти шести, то есть тридцать три человека, видели объявление, и одна треть из этих тридцати трех, а именно одиннадцать, откликнулась на него: трое написали письма, шестеро позвонили и двое явились лично в старый особняк из бурого песчаника на Западной Тридцать пятой улице, Манхэттен, которым владеет Вулф, где он живет и властвует, правда лишь до тех пор, пока мне не начинает казаться, что он зашел слишком далеко.
Первым откликнулся не П. Х., а Лон Коэн из «Газетт». Он позвонил во вторник утром и поинтересовался нашей ролью в деле Хейса. Я ответил, что у нас нет никакой роли в каком бы то ни было деле Хейса, на что он сказал: «Чушь собачья!» – и продолжил:
– Вулф дает объявление, где говорит, что знает о невиновности П. Х., а вы тут ни при чем? Ой, да брось! И это после всего, что я для тебя сделал! Ведь я только спросил…
Я его оборвал:
– Неправильно набран номер. Но я должен был знать, впрочем, так же как и мистер Вулф. Мы ведь читаем газеты, а следовательно, в курсе, что парня по имени Питер Хейс сейчас судят по обвинению в убийстве. Но не нашего П. Х. Впрочем, это может чертовски осложнить дело. Я молю Бога, чтобы он не прочел объявления.
– Ну ладно. Вы явно что-то скрываете, а когда Вулф что-то скрывает, значит он скрывает что-то ценное. Но когда ты созреешь и немного расслабишься, вспомни обо мне. Меня зовут Деймон, мой Пифий.
Разубеждать его было бесполезно, и я решил замять для ясности. Я не стал тревожить Вулфа, который, как всегда по утрам, занимался в оранжерее, чтобы упрекнуть его за то, что он запамятовал о другом П. Х., обвиняемом в убийстве, поскольку мне и самому следовало об этом помнить.
И в течение дня этот другой П. Х. постоянно отрывал меня от дел. Некто Филип Хорган не стал для меня проблемой, так как явился лично, и я с первого взгляда понял, что он несколько старше пропавшего сына нашего клиента. Еще один человек, явившийся лично, причем во время ланча, оказался крепким орешком. Его звали Перри Хеттингер, и он решительно отказывался верить, что объявление адресовано не ему. К тому времени как я от него отделался и вернулся в столовую, Вулф уже успел доесть пирог с почками, оставив меня без добавки.
С телефонными звонками оказалось несколько сложнее, так как я не видел звонивших. От троих я отделался после соответствующего продолжительного разговора, но еще на троих мне следовало посмотреть самому, поэтому я договорился о встрече с ними. Поскольку я оказался привязан к дому, то пришлось позвонить Солу Пензеру, и он, забрав фотографии пропавшего Пола Херолда, отправился вместо меня на назначенные встречи. Столь детское задание было настоящим оскорблением для Сола, лучшего из всех существующих оперативников со ставкой шестьдесят баксов в день. Но клиент хотел именно Сола, а кто платит, тот и заказывает музыку.
Как я и ожидал, нахождение П. Х. под судом по обвинению в убийстве оказалось большим неудобством, да еще каким. Нам позвонили из всех газет, включая «Таймс», причем две из них отправили к нам журналистов, с которыми я поболтал на пороге. Около полудня позвонил сержант Пэрли Стеббинс из убойного отдела. Хотел поговорить с Вулфом, но я сказал, что мистер Вулф занят. Это было истинной правдой, так как в данный момент Вулф корпел над кроссвордом в лондонском «Обсервере». Я спросил Пэрли, чем могу помочь.
– От тебя дождешься, – огрызнулся Стеббинс. – Впрочем, так же как и от Вулфа. Но когда он публикует объявление, где говорит обвиняемому в убийстве, что уверен в его невиновности и хочет установить настоящего преступника, мы хотим знать, что еще он собирается выкинуть, и мы это узнаем. Если он не скажет мне по телефону, я буду у вас через десять минут.
– С удовольствием сэкономлю твое время, – заверил я Пэрли. – Но я тебе вот что скажу. Ты ведь все равно мне не поверишь, а поэтому лучше позвони лейтенанту Мёрфи из Бюро по розыску пропавших людей. Он расскажет все об этом деле.
– Это что, шутка?
– Я серьезно. Разве я позволил бы себе разыгрывать представителя закона?! Если результаты встречи тебя не удовлетворят, приезжай к нам на ланч. Перуанская дыня, пирог с почками, эндивий с мартиникской заправкой…
В трубке что-то щелкнуло, и Стеббинс пропал. Повернувшись к Вулфу, я посетовал на то, что от Стеббинса не всегда так легко отвязаться. Вулф еще какое-то время пялился в лондонский «Обсервер», а затем поднял голову:
– Арчи…
– Слушаю, сэр.
– Этот суд над Питером Хейсом начался две недели назад.
– Все верно.
– В «Таймс» есть его фотография. Найди ее.
– Разве это не здорово?! – ухмыльнулся я. – У меня тоже мелькнула мысль о такой возможности, когда позвонил Лон, но я вспомнил фотографии Хейса в «Газетт» и «Дейли ньюс» и выбросил все это из головы. Но еще раз посмотреть явно не повредит.
В одну из моих обязанностей за шестнадцать тысяч долларов в год входило держать подшивку «Таймс» в шкафу под книжными полками. Присев на корточки, я отодвинул дверцу и очень скоро нашел то, что нужно, на семнадцатой полосе номера за двадцать седьмое марта. Бросив взгляд на фото, я вручил газету Ниро Вулфу, после чего, вынув из ящика письменного стола фотографию Пола Херолда в академической мантии, протянул Вулфу и этот снимок. Вулф положил две фотографии рядом и нахмурился. Я встал у него за спиной, чтобы помочь. Газетный снимок был не слишком хорошего качества, но в любом случае, даже если на нем был запечатлен тот самый П. Х., за прошедшие одиннадцать лет он здорово изменился. Пухлые щеки впали, нос усох, губы стали тоньше, подбородок выпятился.
– Нет, – заявил Вулф. – Ну что?
– Совершенно с вами согласен, – кивнул я. – Меньше всего нам хотелось бы найти его в этом месте. Может, мне сходить в зал суда посмотреть на него?
– Не уверен. В любом случае не сегодня. Ты нужен мне здесь.
Однако это лишь на несколько часов отсрочило агонию. Днем, уже разделавшись с журналистами, несколькими П. Х. и послав Сола на задание, я принял неожиданного посетителя. Буквально через три минуты после того, как Вулф отправился на свою ежедневную – с четырех до шести – конференцию с орхидеями, в дверь позвонили, и я пошел открывать. На крыльце стоял мужчина средних лет, которому ближе к вечеру явно не помешает побриться, в мешковатом плаще цвета мокрого асфальта и в шикарном новом хомбурге. Возможно, это был очередной П. Х., но точно не журналист. Посетитель сказал, что хотел бы переговорить с Ниро Вулфом. Я ответил, что мистер Вулф занят, представился и спросил, чем могу помочь. Он сказал, что не знает, и посмотрел на часы. Вид у него был взволнованный.
– У меня очень мало времени. Меня зовут Альберт Фрейер, адвокат. – Вынув из кармана кожаный футляр, он достал визитную карточку и протянул мне. – Я адвокат Питера Хейса, который обвиняется в убийстве первой степени. Меня ждет такси, так как присяжные скоро вернутся и я должен быть на месте. Вам что-нибудь известно об объявлении, которое Ниро Вулф поместил в сегодняшних газетах, «Для П. Х.»?
– Да. Мне все известно.
– Я увидел объявление лишь час назад. Но не хотел обсуждать это по телефону. Я собирался задать вопрос мистеру Вулфу. Объявление предположительно адресовано моему клиенту Питеру Хейсу. И мне нужно задать ему вопрос, это так или нет.
– Я могу ответить. Все было не так. Мистер Вулф впервые узнал о Питере Хейсе из газетных репортажей о суде.
– Вы можете за это поручиться?
– Безусловно ручаюсь.
– Хорошо. – Адвокат выглядел слегка потерянным. – Я надеялся… Впрочем, не важно. А кто этот П. Х., которому адресовано объявление?
– Человек, имя которого нам неизвестно. Только инициалы.
– А о какой такой несправедливости шла речь в объявлении? Которую нужно исправить?
– О краже, произошедшей одиннадцать лет назад.
– Понимаю. – Он бросил взгляд на наручные часы. – Все, уже опаздываю. Я хотел бы оставить сообщение для мистера Вулфа. Конечно, в жизни случаются подобные совпадения, но нельзя исключать и обычный рекламный трюк. Тогда это может нанести ущерб моему клиенту. Дающий основания для того, чтобы вчинить иск. Было бы неплохо, когда позволит время, поближе ознакомиться с вашим делом. Вы передадите мистеру Вулфу?
– Конечно. Уделите мне, если можно, еще двадцать секунд. Ответьте на мои вопросы. Где родился Питер Хейс? Где провел детские годы? В каком колледже учился?
Он повернулся ко мне вполоборота:
– А почему вас это интересует?
– Я бы предпочел не уточнять. Будем считать, что это праздное любопытство. Я ведь тоже читаю газеты. Я ответил на шесть ваших вопросов. Почему бы вам не ответить на мои три?
– Потому что я не могу. Просто не знаю. – Он повернулся ко мне спиной.
Но я проявил настойчивость:
– Вы это серьезно? Вы защищаете его по обвинению в убийстве и ничего о нем не знаете?! – Он уже спустился на семь ступенек. Пришлось спросить у его спины: – А где его семья?
Посетитель неохотно обернулся:
– У него нет семьи. – И пошел дальше.
Сел в ожидающее его такси, захлопнул дверь, такси отъехало. Я вернулся в кабинет и позвонил в оранжерею по внутреннему телефону.
– Да? – Вулф терпеть не мог, когда его отрывали от орхидей.
– У нас были гости. Адвокат по имени Альберт Фрейер. Он адвокат Питера Хейса, и он не знает, где родился Хейс, где вырос, в какой колледж ходил. Фрейер утверждает, что у Хейса нет семьи. Беру свои слова обратно. Думаю, стоит прокатиться, такси за счет клиента. Все. Я поехал.
– Нет.
– У вас это чисто рефлекторно. Да.
– Отлично. Предупреди Фрица.
Чурбан! Я всегда предупреждаю Фрица. Я отправился на кухню и, выполнив указание Вулфа, вернулся в кабинет, убрал вещи, запер сейф, переключил телефон на кухонный, после чего снял с вешалки в прихожей шляпу и пальто. Фриц уже ждал меня там, чтобы закрыть за мной дверь на цепочку.
Когда привычные действия переходят в разряд автоматических, ты уже их не замечаешь. Как-то раз много лет назад, когда я выходил из дому, за мной увязался хвост, о чем я и не подозревал, и то, что он узнал из моих передвижений за следующий час, стоило нам лишней недели работы по раскрытию очень сложного и важного дела, а нашему клиенту – нескольких тысяч долларов. Наученный горьким опытом, следующие пару недель я, уходя на задание, всегда проверял тылы, успев за это время довести привычку до автоматизма, и теперь оглядывался практически машинально. В тот вторник, направляясь днем на Девятую авеню, я, кажется, оглянулся шагов через пятьдесят, поскольку это уже вошло в привычку, но если все так и было, значит я ничего не увидел. Когда, сделав еще пятьдесят шагов, я автоматически снова посмотрел назад, у меня в подсознании что-то щелкнуло. Причиной щелчка в подсознании стал шедший за мной примерно в сорока футах субъект, который возник словно из-под земли. Я остановился и повернулся к нему лицом. Замявшись, он достал из кармана листок бумаги, посмотрел на него и принялся изучать фасады домов справа и слева от себя. Ничего умнее и не придумаешь, это даже лучше, чем завязывать шнурки, поскольку его внезапное появление означало, что он или вынырнул из переулка, чтобы последовать за мной, или вышел по своим делам из ближайшего дома. Но тогда зачем глазеть на номера соседних домов?
Итак, за мной увязался хвост. Если я попробую прижать его к ногтю исключительно логическими выводами, он наверняка попросит не морочить ему голову. Конечно, я могу создать ситуацию, когда в моем распоряжении окажется нечто большее, чем просто логика, однако на это потребуется какое-то время, а Фрейер говорил, что присяжные скоро вернутся для вынесения вердикта, и, следовательно, нужно было спешить. Я решил, что вполне могу постоять пару минут и получше рассмотреть этого типа. Среднего роста, в коричневом плаще реглан и фетровой шляпе с загнутыми полями, с худым узким лицом и острым носом. После первой минуты он явно занервничал и поднялся на крыльцо ближайшего дома, где находился кабинет доктора Волмера, и позвонил в звонок. Дверь открыла Хелен Грант, секретарша доктора. Тип в плаще реглан перекинулся с ней парой слов, повернулся, даже не дотронувшись до полей шляпы, спустился на тротуар, после чего поднялся на крыльцо соседнего дома и нажал на кнопку звонка. Мои две минуты истекли, да и вообще хорошего понемножку, поэтому я, уже не оглядываясь, направился на Девятую авеню, остановил такси и велел водителю ехать на перекресток Сентр-стрит и Перл-стрит.
В это время дня в коридорах здания суда было полно народу: адвокатов, клиентов, свидетелей, членов жюри, друзей, врагов, родственников, посредников, вымогателей, политиков и просто обычных жителей. Справившись у служащего внизу, я поднялся на лифте на третий этаж, прошел по коридору и завернул за угол в крыло XIX, рассчитывая легко попасть в зал заседаний, поскольку дело Хейса было самым рядовым, отнюдь не сенсационным.
И действительно, я без труда попал внутрь. Зал заседаний оказался практически пустым – ни судьи, ни жюри присяжных, ни секретаря или стенографистки. Ни Питера Хейса. На скамьях для зрителей в разных концах сидели восемь-девять человек. Наведя справки у стоявшего в дверях пристава, я узнал, что жюри присяжных еще совещается и неизвестно, когда вернется. Тогда я нашел телефон-автомат и сделал два звонка: сперва – Фрицу, чтобы сказать, что, возможно, приду домой только к обеду, а возможно, и нет; затем – доктору Волмеру. Мне ответила Хелен Грант.
– Радость моя, ты меня любишь? – спросил я.
– Нет. И никогда не полюблю.
– Отлично. Я всегда боялся просить об одолжении влюбленных в меня девушек, а от тебя мне нужно именно это. Пятьдесят минут назад мужчина в коричневом плаще реглан позвонил в вашу дверь, и ты ему открыла. Чего он хотел?
– Господи! – возмутилась она. – Скоро ты начнешь прослушивать наш телефон! Только не вздумай впутывать меня в свои темные делишки!
– Никаких темных делишек. Он что, пытался продать тебе героин?
– Вовсе нет. Он спросил, не здесь ли живет некий Артур Холком, и я ответила «нет». Тогда он спросил, не знаю ли я, где он живет, и я снова ответила «нет». Вот и все. Арчи, а в чем дело?
– Ни в чем. Забудь. Расскажу при встрече, если тебя это все еще будет интересовать. А твои слова, что ты меня не любишь, просто художественный свист. Скажи «до свидания».
– Прощай навсегда!
Итак, за мной действительно был хвост. Человек, который ищет Артура Холкома, не должен красться и выскакивать из переулка как черт из табакерки. Конечно, гадать на кофейной гуще не имело смысла, и все же, когда шел обратно по коридору, я естественно задавал себе вопрос: был ли этот тип как-то связан с П. Х., а если и был, то с кем из них?
Подойдя к двери в крыле XIX, я обнаружил некое оживление. Люди входили в зал. Я подошел к судебному приставу и спросил, вернулось ли жюри, на что он ответил:
– Не задавайте вопросов, мистер. Здесь все обо всем знают. Кроме меня. Не задерживайтесь, проходите вперед.
Я прошел в зал заседаний и отошел в сторону, чтобы не мешать движению и спокойно осмотреться. Внезапно меня кто-то окликнул. Я повернулся. Передо мной стоял Альберт Фрейер. Выражение лица у него было не слишком приветливым.
– Значит, вы никогда не слышали о Питере Хейсе, – сквозь зубы процедил он. – Ну, тогда вы еще услышите обо мне.
