– Не удержит деньги Женя-дурачок. Все вытянет несчастная Эллинька.
Лиза получила уже второй гонорар, позволявший оплатить ее съемную квартиру на полтора года вперед, и на ближайшем общем собрании сообщила о своем уходе с проекта по семейным причинам. Новенькая ведущая Лера попросила объяснений наедине, провоцировала, подлавливала, сплетничала про Ольгу, обещала поддержку, но Лиза твердила одно: проблемы дома. И ведущая отступилась, за что позже получила нагоняй от редакторов и даже продюсера, потому что любовный треугольник Лизы, Ольги и В. занимал телезрителей, был не вполне типичным, а значит, обещал много соблазнительных экранных конфликтов и внятных пикантных обсуждений впереди.
Редакторы любили четкие, прямолинейные, но не совсем уж тривиальные скандалы: над ними парил продюсер, обожавший эту прямолинейность. Идея продюсера была надменна и проста, как мечта Гумилева: с народом надо разговаривать простым языком! Ясным и доходчивым при любом уровне образования. В скобках печально и округло означивалось: с народом НАДО разговаривать, главное слово – «надо», отсюда проблемы. И чтобы народ не только понимал, но удерживал внимание на теме разговора и запоминал важное по возможности. Эту мысль продюсер мог бы и сам выпродюсировать и уже почти… Но основополагающее содержание простых мыслей, которые следовало народу внедрять, втютюривать, навязывать для запоминания и формирования его, народа, мировоззрения, продюсеру подсказали, за что он был безмерно благодарен подсказчикам, тем паче благодарности вещественной не требовалось, только следуй генеральной линии подсказанной правильности.
Простодушный В. впал в ограниченную панику из-за ее решения покинуть проект, и Лиза отсиделась на женской половине: при свидетелях В. не мог так уж неистовствовать. Лиза надеялась, что В. не пропадет, «спарившись» с Ольгой, искренне переживала за него, но звонить, писать или как-то иначе поддерживать связь не собиралась.
9
Рыжий шел за Ириной, прикрывая веки, чтобы не слепило солнце. В поле зрения попадали икры и щиколотки Ирки, на подъеме в гору «впереди» значило «выше», тонкие-тонкие щиколотки таяли в тени, икры же туго светились: солнце швыряло на них яростные блики. Рыжий не поднимал веки, не видел бёдра и так далее, только каменистую или песчаную тропу и Ирку до колен. С каждым ее шагом под веками пульсировало в такт, словно под веками билось сердце. Отсчитывать шаги сердцу надоело: заныло, и Рыжий почти закрыл глаза. И почти увидел другие ноги: полные икры, незагорелые белые-белые подколенные ямки. Давно. Тогда…
Неделю назад сожгли Лильку. Толстую, вульгарную, крикливую, пошлую Лильку. Лильку-огонек сожгли. Со всей ее нетерпимостью, жизнелюбием, энергией, жадностью к жизни, ко всему. С ямочками под коленями, с пышными ягодицами и безразмерными грудями. В подъезде стало темнее – или казалось?
– Малявка, что не заходишь? Заходи, музыку послушаем, – попросил Максим-Рыжий.
– Макс, – неестественно обратилась к нему Ирка, – извини, мы с Лизой тут…
У Ирки появилась приятельница, наконец-то. Он стал не нужен. И свободен. Это хорошо? Он свободен от ее детского обожания, от невысказанной благодарности за тот далекий день, когда Ирка под Rammstein уснула в слезах на его диване? Это отлично! Он свободен! Но будь проклята эта Лиза! В этот день, когда Лильку отправили в крематорий, нет, уже неделя прошла – будь проклята эта неизвестная Лиза в эту неделю!
Ирка перепрыгнула лужицу мелкого щебня, мелькнула подошвой, интимной частью грубой кроссовки. Оранжевый квадратик вспыхнул почти посередине подошвы, там, где свод стопы. Оранжевый. Рыжий…
Лифт остановился этажом ниже, почему-то. На лестничной площадке у лифта, опершись локтем о перила, вальяжно расположилась тетка, соседка с нижнего этажа – вероятно, она вызвала лифт, чтобы спуститься, потому тот и остановился. Максим, еще просто Максим, ее хорошо помнил, хотя прочих соседей не узнавал – у этой ямочки везде, рыхлая такая, подвижная, смешливая, полу-пожилая: лет за тридцать. Соседка ухмыльнулась:
– Красавчик! Ах, какой красавчик вырос, и надо же – как раз надо мной! Любишь сверху, да?
Максим покраснел, наверное, до коленей. Ему казалось, что даже воротник его косухи, выдубленный и выкрашенный в черный цвет, побагровел вместе с ним.
– Помоги-ка соседке тяжелые сумки донести!
– А где ваши сумки? – по-дурацки спросил он.
– Дома, голубчик, на кухне! Пошли, покажу!
Соседка взяла его за руку, как ребенка, рука у нее была мягкая, пухлая и прохладная, но Максим вздрогнул, как от ожога, и повела – на заклание, пытался он иронизировать про себя. Заклание действительно произошло: на кухне на полу и стремительно. А после еще раз в гостиной (у Максима в квартире это была его комната, совмещенная с общей) и еще раз в спальне соседки (у Максима это была родительская спальня). В спальне получилось уже почти хорошо и даже нестрашно.
– Ну что, можно и познакомиться, – это были первые слова, что услышал Максим от соседки внутри ее квартиры. – Я – Лиля, можно Лилька. А ты Максим, знаю. Но я буду звать тебя – Рыжий. Пушок у тебя такой славный, рыженький – знаешь где? И сам конопатый, ой, да и рыжий, конечно, – ну, почти рыжий!
Так он стал Рыжим. Ему нравилось. Словно простился с детством, поменяв имя.
10
Рыжеватый боярышник колюче щерился: пошли прочь! Сосны стали ниже ростом и не защищали от солнца, хотя было очень и очень рано. Тропа вихляла, осыпаясь и съезжая. Даже орел-змееяд не сел на валун на миниатюрном плато – поприветствовать или обругать их, не прилетел орел. Знакомый пейзаж менялся на глазах, плутал и разочаровывал. Однако к восьми утра они уже были на месте. Ущелье бархатно темнело внизу, падая, пугая.
Они излазили всю тропу над ущельем, обшарили, поскальзываясь, крутые склоны, каждый сантиметр их желто-коричневой неверной тверди, но вход в пещеру, свой заповедный Орех, не нашли. Девять утра, десять утра. Полдень, пекло. Кожа горит, в волосах – песок, на зубах – песок и песок в обуви. Маленькие сухонькие ящерицы замерли на песке, не моргали остановившимися глазами, ленились – греются.
– Вы забыли, перепутали место! – сердилась Ирина, но экспедиция дружно утверждала, что вход – вот здесь вот, должен быть здесь. Вот она, вчерашняя осыпь. Даже следы падения Игоря-Гарика почти сохранились; две широкие полосы на склоне – это его следы, а что еще? И вход. Вчера здесь был.
Искали почти девять часов кряду, безуспешно. Спорили. Возвращались на плато, отдыхали в скудной тени кустов. Пили нагревшуюся воду из пластиковых бутылок. Опять искали. Обратно почти бежали, опасаясь, что спускаться будут дольше, чем поднимались, и упадет темнота. Боярышник шипел, кизил ворчал. Вниз на море они не смотрели, что им море. А начинавшийся было шторм неожиданно успокоился, волны мелко шлепали растянутыми губами по блестящей гальке, втягивали плоские камешки – пососать, как мятный леденец, спасаясь от жары.
На пляжах у поселка было полно народа, в отдельных кафе уже кричала музыка, созывая вечерних гостей. Разочарование не слишком их удручало, находка-то никуда не делась, ждала в палатке. А пещера… Ну, может, все-таки следует сообщить местным археологам… Если завтра не найдут вход. Или послезавтра. У них ведь целая неделя впереди. А шторм отменили.
Ужин Лиза не приготовила. Сидела на корточках перед палатками, глаза с нездоровым блеском светятся – без фонарика в полутьме заметно, щеки запали, даже волосы как будто отросли и потемнели. Видно было, что Лизу бьет лихорадка. Гарик обогнал остальных, сел рядом с Лизой, обнял:
– Да у нее температура сорок, не меньше!
– Я знаю, что там написано, на Скрижали. – Лиза не стала дожидаться, когда все подойдут ближе, и почти кричала: – Это универсальная матрица языка. Не праязык, не язык ангелов, а наши человеческие языки, все языки мира вообще. Ну, по крайней мере английский, французский, немецкий, русский, болгарский я сразу распознала… Но это неважно… Я их все выучила, теперь могу на любом языке говорить, хоть на самом экзотическом! – И затараторила невнятную скороговорку, сплошь из согласных звуков. Капельки пота стекали по ее лицу, торили блестящие дорожки на щеках, словно шел частый дождь. Пахло от Лизы как раз дождем, а не кисленьким потом.
Максим отстранил Гарика, присвистнул:
– Ребята, это похоже на бред! Бред от лихорадки, имею в виду, она заговаривается! – И Лизе: – Давай-ка, детка, в больничку собираться. Так дело не пойдет. Сейчас я тебя отвезу. Сбегаю за машиной, а Ира пока поможет тебе переодеться и вещи собрать на первое время. Что ты выдумала! Болеть в такое время!
– Я тоже… – сопротивляясь, начал Игорь-Гарик, но не договорил.
– Какие дураки! – продолжала кричать Лиза, на виске у нее некрасиво вздулась синяя узловатая жилка. – Вы не слышите, что говорю? Я все поняла. Одну ночь, еще одну ночь надо провести со Скрижалью и Стержнем, и сами сообразите! Какая больничка, я совершенно здорова!
Максим, кратко бросив Гарику: «Успокой!» – уже взбегал по берегу, направляясь в поселок, освещенный терпеливыми фонарями, вспыхнувшими к вечеру.
– Я скоро! Узнаю, куда ее везти, есть ли больница или фельдшерский пункт поблизости. А может, врача сюда доставлю.
Гарик потащил Лизу в девичью палатку, оставшаяся поредевшая часть экспедиции вознамерилась помочь, но Гарик дрожащим голосом спросил:
– Я сам, ладно?
Ирина махнула рукой:
– Ладно, все равно сейчас врач приедет. Или Максим машину пригонит. А вещи я после быстро соберу, что там собирать-то!
Максим вернулся на старенькой, но жизнеспособной «девятке» через четверть часа, оставил машину с водителем у самой кромки спуска и припустил к ним, черный в сумерках песок визжал под его кроссовками. Пахло морем, солью и тревогой. Сергей, Ирина и Рыжий стояли тесно и растерянно смотрели на маленькую пеструю палатку, откуда доносились стоны и всхлипы. Нейлоновая крыша поднималась и опадала бело-синими жабрами, задыхаясь, палатка слабо, но ритмично раскачивалась, только что не скрипела, как старая кровать. Что происходит внутри, было ясно даже рюкзачку, брошенному у скользкого, пусть и не прозрачного выпуклого бока палатки.
– Игорь что, совсем обалдел? – возмутился Максим, шагнул к палатке, но Ирина повисла на нем:
– Подожди! Минутку! Нельзя же врываться сейчас!
– Ну, вы даете! Это что, филиал психбольницы? «Кащенко» на выезде? Но санитары со смирительными рубашками что-то в дефиците нынче! Сергей, ты куда смотрел?! Ты, взрослый человек…
– Ну, – Сергей развел руками, – надо признать, реакция началась стремительно и абсолютно неожиданно для наблюдателей, практически сразу процесс перестал быть управляемым. Что тут сделаешь? Остается только подождать минуту-другую, как предлагает Ирина.
Через ожидаемый промежуток времени из палатки весьма шустро выполз Гарик, испуганно поглядывая на Максима, виновато бормоча что-то вроде:
– Я не хотел, она сама… Да я и не смог бы, но она…
Максим дождался, когда Гарик поднимется на ноги, от души влепил тому затрещину и сам полез в палатку за Лизой. Экспедиция дружно отвернулась и деликатно разглядывала море, пока Лиза не крикнула:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66552804&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
