– Если он вообще их выплюнул, – пробормотала Надя.
– Не то чтобы я с нетерпением ждала их возвращения, – продолжила царевна, проигнорировав ее замечание. – Честно говоря, мне все равно, что с ними произошло. Но мне были обещаны зубы Черного Стервятника, а у него они такие хорошие…
– Заткнись.
Катя вопросительно подняла бровь:
– Ты не должна по нему скорбеть.
– Не твое дело.
– Тебе стоит быть осмотрительней. Я не смогу защитить тебя от тех, кто возложит всю вину за произошедшее на твои плечи.
– За что именно? За его смерть? Или за смерть Маржени? А может быть, за Транавию, которая лишилась магии крови?
Катя побледнела и, понурив плечи, опустила ноги на пол. Теперь царевна выглядела не такой дерзкой и высокомерной, как прежде.
– Чего ты от меня хочешь? – спросила Надя.
– Разве это не очевидно? Если этот мальчишка… Боги, если они оба сделали то, о чем ты говоришь, то ты единственная, кто может нам помочь.
– Я только что упала с горы, после того как любимый мной человек убил мою богиню, а потом и сам был убит прямо на моих глазах. Катя, я не собираюсь никому помогать.
Царевна вздрогнула:
– И не смей больше говорить про зубы Малахии.
– Я и не собиралась, – тяжело вздохнула Катя. – Я бы солгала, если бы сказала, что сожалею о его смерти. Но мне жаль, что это причинило тебе боль.
– Боги, да ты просто сама тактичность.
Катя пожала плечами:
– Он убил тысячи калязинцев, и это только его личные заслуги. Представь, сколько жертв на счету его проклятого культа.
– Прекрати говорить о нем.
Запустив пальцы в свои темные локоны, Катя поднялась на ноги и принялась расхаживать из стороны в сторону:
– Так ты говоришь, что лишила транавийцев магии крови?
Надя не была в этом уверена. Марженя сказала, что они просто забудут, как творить магию. Может быть, они могут снова научиться читать заклинания, а может, все их магические способности утеряны навсегда. Судя по реакции Малахии, последнее предположение было ближе к истине.
– Я не знаю.
Катя посмотрела в окно.
– Нам пора уходить отсюда, – она прошептала эти слова так тихо, что Надя с трудом уловила их смысл.
Они с Рашидом обменялись озадаченными взглядами. Так ничего и не объяснив, царевна схватила недопитую бутылку с вином и выскочила из комнаты.
– Это было бесполезно, – сказала Надя, делая глоток чая. – Что случится с миром, если боги решат, что он им больше не интересен? – она нахмурилась. – Как нам пережить восстание чудовищ, которые обезумели за годы, проведенные во тьме?
– Я не готов к таким разговорам, – весело ответил Рашид.
Она одарила его тусклой улыбкой, когда дверь в комнату тихо открылась. Вокруг Нади обвились теплые руки, и на ее голову опустился чей-то подбородок. Она знала, что это Париджахан, но промелькнувшая черная прядь заставила ее сердце биться быстрее.
Надя не знала, как справиться с тем, что дорогие ей люди сперва возвращались к ней, а затем покидали ее навсегда. Сначала Костя, потом Малахия. Кого еще заберет у нее жестокая судьба?
– Вам обоим нужно уехать, – сказала она, склоняя голову к руке Париджахан и переплетая с ней пальцы. – Возвращайтесь в Аколу, пока еще не поздно.
Когда Рашид поднял взгляд на Париджахан, от Нади не ускользнуло выражение надежды и жалобной мольбы, на мгновение исказившей его лицо. Для них это была чужая война, чужие боги. Они могли бы уйти живыми и невредимыми. Наде отчаянно хотелось, чтобы ее друзья отправились домой, ведь тогда ей не придется видеть, как они умирают.
Париджахан вздохнула.
– Они хотят, чтобы ты вернулась, – тихо сказал Рашид.
Его слова многое проясняли. Вот почему Париджахан казалась такой расстроенной во время их путешествия в Тачилвник. Но это не объясняло их тайных разговоров с Малахией: старые друзья явно сердились друг на друга. Париджахан бежала от того, что ждало ее дома, но вряд ли это могло быть хуже надвигающегося шторма, который вот-вот накроет весь Калязин.
– Нет, не хотят, – ответила аколийка. – Цветистые письма с мольбами о прощении никогда не бывают искренними.
– Твои кузены не стали бы…
– Рашид, не будь дураком, – решительный тон Париджахан насторожил Надю, и она озадаченно нахмурилась. – Мы можем умереть здесь или умереть там.
– Хотя бы подумай об этом, – мягко сказала Надя.
Аколийка еще крепче обхватила ее руками:
– Я тебя не брошу. Только не теперь, когда мы потеряли его.
– Он уже был потерян, – пробормотала Надя. – Я знала, что лес его убьет, но и подумать не могла, что все случится именно так.
Париджахан замерла, а Рашид бросил на нее очень странный взгляд. Почему бы ей не взять всю вину на себя? Ведь она с самого начала знала, что Малахия не вернется из леса, только не ожидала, что его убьет Серефин. Но, в любом случае, это было неизбежно. Она вступила в игру против него, и он проиграл.
А ей досталось разбитое сердце.
– Даже если ты заранее задумала… – начала Париджахан.
– Задумала, – подтвердила Надя. – И очень сожалею о том, что сделала, но пути назад уже нет.
В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалилась Катя, таща за собой за запястье одного растерянного мага крови.
– Садись, – сказала Катя.
Сверкнув глазами, Остия продолжила стоять до тех пор, пока царевна сама не опустилась на стул. Ее и без того криво постриженные волосы свалялись комками, а повязка больше не прикрывала пустую глазницу, обрамленную шрамами.
Она тихо выругалась на транавийском и сняла с бедра книгу заклинаний, бросив ее на стол. В комнате воцарилась напряженная тишина.
Предплечья Остиии были испещрены свежими порезами. Некоторые из них уже начали покрываться коркой, а из других продолжала течь вязкая кровь, но девушка держалась так, словно ничего не замечала.
– Ничего не выходит, – прошипела она.
– Попробуй еще раз, – настаивала Катя.
– Подождите, – вмешалась Надя, но тяжелый взгляд царевны тут же заставил ее осечься, и она откинулась на спинку стула.
Остия покачала головой и, открыв свою книгу заклинаний, озадаченно нахмурилась.
– Я даже не могу их прочесть, – сказала она надломившимся голосом.
– Можно? – спросила Надя, нерешительно протянув руку за книгой.
Остия молча кивнула в ответ. Перевернув несколько страниц, Надя убедилась, что могла прочесть написанный текст: он совершенно точно был на транавийском, но в словах как будто не было смысла. Словно им не хватало чего-то важного.
– Для меня это выглядит как полная бессмыслица, – сказала Остия.
– Мы уезжаем, – объявила Катя. – Вы достаточно долго упивались своим горем и жалели себя. Пора отправляться в Комязалов. Мне нужно поговорить с отцом.
Встретившись с напряженным взглядом Остии, Надя тяжело сглотнула. Похоже, у них с транавийкой появилось что-то общее: обе девушки не горели желанием предстать перед царем.
3
Серефин Мелески
«Велес не различает правду и ложь. Для него все едино. Правда и ложь – это всего лишь слова, а слова ничего не значат».
Записки Влодзимежа
Лучше бы Серефин умер от потери крови. С тех пор как его охватила лихорадка, он не раз размышлял о том, как хорошо было бы просто сдаться.
Когда он пришел в себя, то не понял, где находится. Его окружали темнота и холод. Кто-то свернулся калачиком рядом с ним – что было совсем на него не похоже, – и его разрушенный мир начал складываться воедино, когда он понял, что это Кацпер. Серефин дотронулся до повязки на левом глазу, а вернее – до пустой глазницы. Прикосновение вызвало вспышку боли, похожую на невыносимую мигрень, но он больше не чувствовал себя так, словно ему в голову воткнули острое лезвие.
Серефин все еще чувствовал кровь брата на своих руках, чувствовал, как воля жестокого бога заглушает его собственную, пытаясь захватить сознание и использовать тело в своих неведомых целях. С тех пор он больше не терял контроля над собой. И для этого потребовалось всего лишь вырвать свой собственный глаз.
Учитывая все обстоятельства, это была небольшая цена за свободу.
Серефин устроился поудобнее и прижался лбом к затылку Кацпера, надеясь, что сегодняшняя ночь пройдет без кошмаров.
Но он снова оказался на фронте, а вокруг стоял оглушающий шум. Крики, плач и реки крови. Стрела, просвистевшая возле его лица, оцарапала щеку, и теперь его тоже заливала кровь. Подругу Серефина, Ханну, порубили на куски калязинские мечи, рассекая ее плоть с такой скоростью, что это просто не могло быть реальностью. Когда один из мечей нацелился на Серефина, он резко проснулся и, вздрогнув, провел рукой по волосам, пытаясь убедить себя, что фронт остался где-то позади, в далеком прошлом. Он был весь мокрый от пота, а его судорожные вдохи сменились мелкой дрожью, и он уткнулся головой в колени, изо всех сил стараясь взять себя в руки.
– О, доброе утро, – сонно пробормотал Кацпер, и от хриплых ноток, прозвучавших в его голосе, по телу Серефина пронеслась не менее лихорадочная волна согревающего тепла. – Это всего лишь ночной кошмар.
– Но когда ты находишься во сне, он кажется таким реальным, – пробормотал Серефин, прежде чем поднять голову.
Кацпер прищурился, когда на его лицо упал луч света, проникший сквозь щель их наскоро поставленной палатки.
– Ох, кажется, мы проспали. – Его смуглая кожа была теплой, а темные кудри растрепались после долгого сна. – Ты выглядишь так, словно тебе уже лучше, – с надеждой в голосе сказал он.
Они не просто проспали до полудня. Они вообще не должны были спать одновременно: кому-то из них стоило остаться на страже, но с каждым днем это становилось все сложнее и сложнее.
Серефин кивнул, теребя край своей повязки.
– Лихорадка прекратилась. Надеюсь, это хороший знак и я все-таки не умру.
– Или это плохой знак и ты все-таки умираешь, – сказал Кацпер.
– Выметайся из моей кровати.
Кацпер тихо рассмеялся, сел и перегнулся через Серефина, потянувшись к своей сумке:
– Это даже нельзя назвать кроватью. Снимай повязки.
Серефин ненавидел этот процесс, но все-таки послушно развязал бинт и начал осторожно его разматывать, открывая остатки своего левого глаза. Кацпер достал из сумки чистые бинты и на мгновение обхватил лицо Серефина ладонями.
– Как я выгляжу? – спросил Серефин. Все это время он избегал любых возможностей увидеть свое отражение.
– Как лихой разбойник. Потрепанный, но очаровательный, – с легкостью ответил Кацпер, и Серефин поднял бровь.
Кацпер осторожно провел пальцами по лицу своего короля. Его прикосновение было нежным и легким, как перышко, и Серефин с трудом удержался от того, чтобы не утащить Кацпера обратно в спальный мешок.
– Без шрамов не обойдется, – пробормотал Кацпер. Он дотронулся до пореза, который заканчивался возле губ Серефина. Заживая, тот слегка натягивал уголок его рта. – Некоторые люди будут судить тебя по внешнему виду, и твое лицо может их напугать.
Серефин закрыл глаза.
– Но я не из их числа, – продолжил Кацпер, понизив голос, и осторожно снял последний бинт.
Не выдержав долгого молчания, Серефин открыл глаз: старый целитель зашил его другое веко, пока глазница не заживет.
– Кацпер?
Моргнув, Кацпер опустил руки.
– Прости, – сказал он. – Опухоль поползла вниз. Тебе больно?
– Кровь и кости, да.
Серефин постоянно испытывал боль. Бесконечная мигрень то немного угасала, то разгоралась с новой силой.
Кацпер немного замялся, прежде чем прижать ладонь к щеке Серефина:
