Не переставая жевать, я отвечаю, что еду в Благодатный и что мой папа – его коллега, редактор журнала «Родные просторы». При слове «Благодатный» мужчина немного вздрагивает. Или мне кажется? Скорее всего, нет, потому что он тут же начинает нервно стучать пальцами по столу.
– В Благодатный… – повторяет он. – Ты это… Будь там поосторожней…
– А что там? – заикаясь, спрашиваю я.
– Да нет, в общем-то, ничего особенного, – так же, как и отец, успокаивает он и даже выдавливает из себя некое подобие улыбки. – Ну, со связью там мобильной не очень, да и вообще… А так-то все нормально… – Его взгляд беспомощно мечется по сидящим за другими столиками, потом перекидывается за пределы буфета, замирает и…
– Ой, извини, друг, – радостно восклицает новый знакомый, – срочно надо поговорить с одним человеком. – И, оставив недопитый кофе, устремляется к женщине в зеленом, которую я назвал про себя Крокодилицей.
Мне уже не хочется есть. Мне вообще ничего не хочется. Но я знаю, что должен слопать всю выпечку, потому что иначе, наверное, сойду с ума от охватившей меня тревоги. И я мужественно все доедаю и немного успокаиваюсь. И не только. Я начинаю соображать. До меня вдруг доходит, что я не успел (точнее – не захотел) сделать одну важную вещь, о которой предупреждал отец: прежде, чем отправляться в командировку, нужно как можно больше узнать о том месте, куда едешь. Увы, увы… Ничего-то я не узнал, и теперь я почти бегу в зал ожидания, чтобы достать планшет и выйти в Интернет. Прохожу мимо Смирнова и Крокодилицы, которые о чем-то беседуют.
«… в Благодатный и совершенно один!» – доносится до меня голос журналиста.
Я замедляю шаг. Они так увлечены разговором, что, похоже, меня не замечают.
– Ужас! – восклицает Крокодилица и прикладывает руки к груди.
– В том-то и дело! – горячо поддерживает ее Смирнов. – Лично я бы ни за что туда своего ребенка не отпустил! Ни за какие коврижки!
Это опять лишает меня сил, а ведь я только что подкрепился, и неплохо. Стариковской походкой ковыляю до зала ожидания и буквально валюсь в кресло. Отдышавшись, достаю из сумки планшет и выхожу в Интернет. Вбиваю запрос в поисковик и вижу, что информации об островке российского благополучия, как называл его дядя Миша, очень немного. «Горняцкий поселок Благодатный, известный в советские годы на всю страну в нем не одно десятилетие добывалось серебро, умирает, – читаю я. – Те, у кого была возможность, давно его покинули, из 2000 жителей теперь осталось чуть больше 200. А между тем в последнее время появилась реальная возможность возродить Благодатный: разведка показала, что в шахте, действовавшей с 1960-х до 1990-х годов прошлого столетия, еще есть запасы руды драгоценного металла. Временно исполняющий обязанности директора шахты Евгений Саянский делает все возможное для того, чтобы…»
– Объявляется посадка в самолет, следующий рейсом… – доносится из динамика.
Это мой рейс.
В последний момент взгляд выхватывает часть фразы «… старая шахта… закрылась в 1917 году…», быстро скачиваю те немногие материалы о Благодатном, которые удалось найти, и бегу в накопитель. Жаль только, что я так и не узнал, отчего у жителей поселка волосы встают дыбом.
Часть II
Благодатный
Глава 1
Из-за вынужденной посадки самолет прилетает в Читу не ясным днем, как должно быть по расписанию, а синими сумерками. Я выхожу на трап и понимаю: зря не послушал родителей и не стал надевать теплую куртку и теплые ботинки.
Но это не самое страшное. Куда страшнее то, что мне придется добираться до Благодатного одному. Хорошо, что мы с отцом предусмотрели и этот вариант. Я знаю, что нужно доехать на поезде до Приаргунска, ну а там, как сказал отец, на автобусе прямым ходом до островка российского благополучия. Как писал дядя Миша: «Автобусы ходят исправно, через каждые два часа».
И все-таки мне понадобилось какое-то время, чтобы немного прийти в себя (потому что тревога от того, что впереди новый, неизвестный маршрут, не отпускает) и двигаться дальше.
От здания аэропорта до автобусной остановки метров, наверное, пятьдесят. Это не так уж и много, но от слабости рюкзак с вещами кажется таким неподъемным, что приходится то и дело останавливаться, чтобы передохнуть.
В одну из таких передышек слышу скрежет тормозов, а вслед за этим потоки ненормативной лексики. Похоже, эти «рулады» относятся ко мне. Поднимаю голову – передо мной серебристый микроавтобус, которого только что не было и в помине. Из окна высовывается упитанная физиономия с крошечными, заплывшими, злобными глазками.
– Совсем спятил? Еще немного – и размазал бы тебя по асфальту! – вопит физиономия. – Отвечай потом за тебя, жирный!
Я отскакиваю в сторону и краем глаза вижу номер серебристого красавца: три шестерки.
Жирный! А сам-то настоящая будка, думаю я и сажусь в подошедший автобус. К счастью, дальнейший путь до вокзала проходит без особых происшествий, и вот я уже мчусь на поезде к станции Приаргунск. Под стук колес немного успокаиваюсь, и предстоящий маршрут уже почти не пугает меня. «И чего я боялся, – недоумеваю я, – доеду до конечной станции, пересяду на автобус до Благодатного, вот и все дела».
Пассажиров в поезде немного, а в купе я вообще один. Не знаю, хорошо это или плохо. Возможно, было бы лучше ехать с каким-нибудь веселым попутчиком. Напившись чаю, смотрю в темное окно, за которым мелькают редкие огни, и в очередной раз думаю, что все-таки было бы неплохо, если бы нас было хотя бы двое.
Внезапно открывается дверь, и в купе влетает пожилая цыганка в длинной черной юбке, бросает на пустующую нижнюю полку шубку, садится, какое-то время тоже смотрит в окно. Потом говорит:
– Послушай, милый, дай руку, погадаю. Дай, не бойся.
Но я боюсь. Я много раз слышал, что цыганам верить нельзя, наговорят всяких ужасов, потом вздрагивай от малейшего пустяка.
– Не бойся, – словно прочитав мои мысли, успокаивает она. – Давай погадаю, не пожалеешь.
Мне страшно, но в то же время хочется узнать, что же все-таки ожидает меня в Благодатном, и я протягиваю ей руку.
Она всматривается в ладонь, ее лицо омрачается. Или это мне только кажется?
– Что там?
– Все хорошо, – как-то неуверенно говорит она, – что-то со зрением сегодня, не все линии вижу. Лучше, пожалуй, карты раскину.
Она достает из широкой юбки колоду карт и быстро разбрасывает их на столике.
– Тут то же самое, – теперь уже с тревогой в голосе произносит она. – В общем, так, милый, мой тебе совет: если есть возможность, не езди туда! Там опасность. Большая опасность.
Поезд замедляет ход, в сумочке цыганки звонит телефон.
– Да, подъезжаю, пятый вагон. – И, обернувшись, бросает мне напоследок: – Будь осторожен!
Глава 2
Цыганка уходит, поезд стоит, наверное, минуты две, потом трогается с места, а меня накрывает волна тревоги и отчаяния. Из головы не выходят слова: «Если есть возможность – не езди туда!». Но как я могу не ездить, если я уже еду! И зачем только я согласился, чтобы она погадала! Теперь я чувствую себя одинокой песчинкой в огромном и опасном мире.
Выхожу в коридор, чтобы хоть с кем-то поговорить и отвлечься от мрачных мыслей, но коридор пуст – ведь уже почти полночь. И все же здесь, как ни странно, становится спокойнее. Какое-то время стою у окна, вглядываясь в темноту. Убеждаю себя, что гаданию верить нельзя, потому что это фигня, и уже собираюсь возвращаться в купе, как откуда-то появляются двое. Взглянув на них, невольно задерживаюсь. Какие-то они особенные, не похожие на других. Один низкоросл, коренаст, с приплюснутым носом и узкими маленькими глазками. Второй высоченный, худой, с длиннющим носом и выпученными глазами. На обоих старые, растянутые, неопределенного цвета свитера, а широченные штаны заправлены в сапоги.
Эти особенные, не похожие на других останавливаются неподалеку от меня, я делаю вид, что думаю о своем и не обращаю на них никакого внимания. На самом деле мои уши превращаются в локаторы – жуть как интересно, о чем они будут говорить.
– Ну так че у тебя с кругосветкой-то? – слышу я хриплый голос.
– Дак че? Все нормально! Осталось только деньги найти, – отвечает тонкий, почти женский голос. Оказывается, это голос длинного.
– А много надо?
– Дык, где-то около девяносто трех штук…
– Девяносто трех штук!? – ужасается хриплый.
– Долларов, – уточняет тонкий.
– Это где ж столько денег-то взять?
– Дак че, искать надо… А остальное все готово. Лошади уже стоят…
Возникает короткая пауза, после которой хриплый спрашивает:
– Из Америки-то давно?
– Неделю назад как уехал…
Вот это странно. Если этот, с тонким голосом, собирает деньги на кругосветку, при чем тут Америка?
– Счастливый… А я вот пять лет, как там не был… – интересненько, неужели и этот был в Америке? – Ну и че, как там народ-то поживает?
– Дак как пять лет тому назад жил, так и сейчас живет… – отвечает тонкий голос. – Этим летом, правда, событие произошло офигенное…
Я невольно приближаюсь к собеседникам.
– Че такое? – спрашивает хриплый.
– Старую шахту помнишь?
– Ну…
– Так вот. Говорят, в отвалах золотишко есть…
Поезд набирает скорость, сквозь стук колес я почти ничего не слышу. Проходит какое-то время, и до меня снова доносится тонкий голос длинного:
– Ну вот, взял и сбил меня с мысли… Так вот, инженер Епанчинцев…
Тонкий голос становится тише, и опять я слышу всего лишь обрывки фраз, – С раннего утра с тележками, с колясками… тащат с хвостов… дворы им завалили…
– И че?
Стук колес опять заглушает голоса, и, чтобы их услышать, я почти вплотную подхожу к собеседникам.
– Че-че? Выпустил на свободу души замученных стражников!
Души замученных стражников… Так может, они и есть та опасность, о которой тихо, чтобы я не слышал, говорили родители, а потом и Смирнов с Крокодилицей? Но разве душа может существовать отдельно от тела? Да и вообще, о каких стражниках, да еще замученных, идет речь? А если они замученные, то есть уже неживые, то как они могут представлять опасность?
Какое-то время попутчики, как и я, молча смотрят в окно, и вдруг длинный начинает громко смеяться, смех у него отвратительный, похожий на бесконечное чихание.
– Чего ты?
– Да вот… – он понижает голос. – Слышь, только никому, ага?
– Ага.
– В голову вдарило. Р-раз – и вдарило!
– Ага.
Тут только до меня доходит, что они пьяны. Но как же я сразу не заметил? Длинный как будто бы отвечает на мой мысленный вопрос:
– Эй, послушай, а что за фигню мы с тобой это… пили? Ка-а-к вдарит в башку… Вдруг…
– А фиг его знает. У меня вот тоже… Эй, че хотел сказать-то?
– Точно никому?
– Никому!
Длинный бросает в мою сторону равнодушный взгляд, наклоняется к коренастому. Вдруг коренастый испуганно отскакивает от него и чуть не налетает на меня.
– Ты че, сдурел? Нафига связался? Дура-а-к…
– Угу, – отвечает длинный и противно хихикает. – Бабла-то хочется. Лошади уже десять лет как ждут!
– Думаешь заплатят?
Лицо длинного омрачается и, кажется, становится еще длиннее.
– В том-то и дело, что…
– Главный-то кто?
– Фиг его знает… Над нами-то Шеф. А вот над ним… Где-то слышал, будто какой-то там Шахматист…
Поезд опять разгоняется, и я опять ничего не слышу, потом, наконец, доносится, как назло, прерывистое:
– Случайно узнал, что…
– И че, вместе с людями?
– В том-то и дело… И с Гришкой, и с Гошкой – их-то ты знаешь, шахтерами-проходчиками были… Ну и еще несколько мужиков…
– И че, всех на воздух?
– Дык, а че остается делать? Донесут ведь куды надо!
– Зря ты туды поперся! Как был дураком в школе, так и остался.
