* * *
Когда я появилась в офисе, кандидаты уже расположились вдоль одной из стен. Склонив аккуратно причесанные головы, они уставились в экраны телефонов, сидя под пластиковым логотипом-переростком нашего журнала: «От»[1 - Первая часть выражения «от-кутюр» (фр. «haute couture»), «высокая мода»; само по себе может означать «вершина», «сливки», «элита», «лучшее из лучшего» и пр.]. Одна из любимых шуток Мофф – полные надежд люди помещались под довольно прямолинейным указанием на то, чего они хотят достичь.
Я достаточно хорошо знала своего босса, чтобы осознавать, что она срежиссировала практически всю свою жизнь. Будучи в первую очередь охотницей за сенсациями, Мофф видела их практически во всем: фотографии, дизайн страниц и заголовки – только это занимало каждый ее день. Две женщины, соперничающие друг с другом за редкую возможность поработать в одном из самых успешных в стране журналов мод – пусть даже то короткое время, пока я буду в декретном отпуске, – коллизия, коей главный редактор этого журнала, Эмили Моффатт, не могла пропустить. Наверняка предложит проигравшей написать о своем опыте в следующий номер.
Я быстро прошла мимо, стараясь не разглядывать их слишком пристально, благодарная богу за то, что живот пока еще не слишком сильно выпирает и что я все еще похожа на этих двух изящных, хорошо одетых женщин, пришедших побороться за мое место. Не относясь к той части представительниц индустрии моды, что балансируют на грани истощения, я, тем не менее, высокая и достаточно стройная женщина, обладающая достаточной долей цинизма, чтобы понимать: внешние факторы будут играть не последнюю роль в битве на утренних собеседованиях.
Радуйся, что еще кому-то нужна и не ходишь вразвалку, как утка.
Я хорошо понимала, что хотя главная цель Мофф – найти такого же писучего и квалифицированного фешен-редактора, как нынешний, она станет также внимательно оценивать, как каждый кандидат будет смотреться перед камерой и на обложке журнала и носить дорогущие дизайнерские наряды, как попало хранящиеся в гардеробной в конце холла, напоминающей кладовую благотворительной организации.
Когда я появилась здесь впервые в качестве практикантки много-много лет назад, личный помощник Мофф провел меня к этой гардеробной и велел «навести тут хоть какой-то порядок».
В работе в «От» было много такого, что не совпадало со сценарием «Дьявол носит “Прада”»[2 - «Дьявол носит “Прада”» – фильм 2006 г., рассказывающий о девушке, которая делает карьеру в модном журнале «Подиум».]. Его я, двадцатидвухлетняя, посмотрела всего за месяц до моего появления здесь. Меня встретили холодные туалеты, где курьеры, доставлявшие одежду в мешках с логотипами модных домов, прятались, чтобы в перерыве почитать таблоиды; прогорклый запах рулетов с копченой грудинкой, поднимавшийся из кафе Спироса на первом этаже; парни с верхнего этажа, где располагалась редакция журнала «Гол!», которым обязательно надо было втиснуться в уже переполненный лифт; и, наконец, мышь, регулярно появлявшаяся между колесиками моего рабочего кресла, готовясь сожрать хлопья, оставленные на столе.
Но самое большое отличие от этой сказки о мире моды заключалось именно в гардеробной. Помню, как загорелись мои глаза – а они загорались у всех, – когда у меня появилась возможность заглянуть в нее. Я ожидала увидеть – как и все, кто посмотрел гребаное кино, – идеальный дизайнерский бутик с подсвеченными полками, негромкой музыкой и рядами обуви и сумок вдоль стен, как будто ждущими покупателя.
Мое разочарование тем, что я узрела в действительности, было настолько сильным, что граничило с отвращением. Гардеробная размером с ванную комнату, причем скромных размеров, с рядами полок от пола до потолка на всех стенах и четырьмя вешалками, стоящими в ряд посередине помещения, а весь пол, от двери до окна в дальней стене, завален едва ли не по пояс набитыми под завязку пакетами из бутиков, о которых я в то время могла только читать в журналах.
Из пакетов торчали обитые атласом туфли карнавальных цветов на высочайших шпильках, сумки из крокодиловой кожи, украшенные заклепками и шипами из розового золота, шелковые блузки с принтами, воздушные тюлевые юбки, кожа, деним, парча, стразы. Все это было предназначено для редакторов и стилистов и привозилось в редакцию с одной только целью – чтобы они выбрали что-то, что потом будет сфотографировано на лучших моделях и размещено на страницах журнала, о чем они потом будут писать и кричать на всех углах, чем будут восхищаться и что будут продвигать, – ну и для ассистентов, в чьи обязанности входило отправить всю эту роскошь назад после того, как необходимость в ней отпадет.
Никогда в жизни я не созерцала такую красоту столь близко, никогда не касалась ничего подобного и, уж конечно, не примеряла (пока за мной не закрылись двери гардеробной). И в то же время никогда не видела более пренебрежительного отношения к вещам стоимостью в три мои зарплаты или даже больше. Сама с детства очень бережно относилась к своим вещам, была аккуратной и чистоплотной, и всегда уважала стоящие вещи, не говоря уже о дорогих. И вот тогда я поняла пропасть, разделяющую меня и женщин, оставшихся за закрывшимися дверями. Для них красота и деньги были расходными материалами, запасы которых практически неисчерпаемы.
Раньше мне нравилось думать, что Мофф взяла меня на работу за мой искрометный литературный дар, за мое остроумие и за мой стиль, музыкой льющиеся со страниц журнала – и все это босс действительно впоследствии оценила в своем фешен-редакторе, – но в глубине души я знала, что работу получила за превращение гардеробной из блошиного рынка в абонементный зал библиотеки.
Начала я с того, что глубоко вздохнула и очистила пол от роскошного мусора, разложила мелочь по полкам, помеченным инициалами редактора, затребовавшего их, с указанием даты, когда они были доставлены, а одежду развесила на вешалках по именам дизайнеров и в соответствии с сезонными трендами. Частенько среди барахла находились одиночные туфля или сережка – их я откладывала в сторону в надежде позже найти пару.
Я нашла вещи, считавшиеся давно утерянными и полностью оплаченные под нажимом разъяренных рекламщиков того или иного лейбла: меховую шубку, направившуюся прямиком в угловой кабинет Мофф – ее она с тех пор время от времени надевала зимой; заколку для волос с бриллиантами, которую Трина, наш бьюти-редактор, надела на свою помолвку, и странно скроенное шелковое платье-футляр: его Лора, бывшая тогда фешен-редактором, выбирала для выгула в каждом сезоне, при этом театрально подмигивая мне так, чтобы это видел весь офис.
– Большое спасибо вам, мисс Джонс! Лучшая уборщица в мире моды! – заливисто смеялась она при этом.
На какое-то время прозвище пристало. Надо признаться, начало моей работы в мире моды было более обыденным, чем у большинства женщин в нашем офисе, ведь многие из них пришли, в отличие от меня, не с улицы, а унаследовали свои места как представительницы целых династий. В то же время мой провинциальный акцент и тот факт, что Мофф обратила на меня внимание только из-за того, что я прибралась в гардеробной, слишком напоминали историю Золушки, чтобы не воспользоваться этим в дальнейшем.
На эти возгласы я краснела и пожимала плечами. Среди моих находок был также помятый габардиновый плащ: я постоянно воображала Джеки О[3 - Жаклин Ли Бувье Кеннеди Онассис (1929–1994) – вдова президента США Дж. Ф. Кеннеди и греческого миллиардера А. Онассиса, в свое время заметная фигура в мире высокой моды.] в черном свитере и обтягивающих брюках, накидывающей его. Чтобы купить такое произведение модного лейбла, я должна была бы копить несколько лет. И тот факт, что мне пришлось бы расстаться с кучей денег в магазине, не мог не вызвать чувства праведного гнева.
Но мне сказали, что я могу взять плащ себе за великолепно проделанную работу – мало кто мог предположить, что десять лет спустя я все еще буду здесь. Время от времени я надеваю этот плащ – будучи уже поглавнее многих.
* * *
К тому моменту, когда должно было начаться первое собеседование, я все еще ничего не получила от Винни. И чувствовала, что не могу избавиться от мыслей о трагедии, особенно когда перед глазами вставали хлопковые чепчики, купленные для Джека, до смешного крохотные носки, покупая которые мы весело хихикали в воскресенье, и пластмассовая ванночка, прислоненная к умывальнику в ванной комнате.
С трудом верилось, что я все еще не разрыдалась – наверное, благодаря гормональным изменениям в организме, – ведь в последние недели я охотно ревела над рекламой приютов для бездомных животных и страхования жизни. Вместо того чтобы реветь белугой, я ощущала горе моей подруги как тупую боль где-то в глубине горла. Она распространялась на сердце, дрожащие руки и живот, где бабочки уступили место печали, глухой и тяжелой, как булыжник.
Наверное, бывают несчастья, не проливающиеся слезами – просто причиняющие боль.
Я ничего не могла рассказать Мофф – не знала, как это сделать, а она наверняка не знала, как воспринять подобные новости. Ведь это звучало бы как отрывок из сентиментальной телепередачи.
Только там можно услышать об умирающих младенцах. Хоть они и умирают каждый день, мы предпочитаем притворяться, что этого не происходит.
Мне не хотелось рисковать, чтобы не разрыдаться на глазах у своего босса – с эмоциями у Мофф всегда были проблемы. Конечно, сначала она будет шокирована и постарается казаться отстраненной, а потом наверняка отправит меня домой. А остаться в одиночестве – последнее, что мне было нужно.
Поэтому я повесила пальто за рабочим столом и расправила безразмерную рубашку, которую надела вместе с джинсами цвета индиго.
Пока не собираюсь одеваться как беременная!
И стала рыться в своей жесткой кожаной сумке – справки о беременности, витамины для беременных, бутылка с водой, косметичка – в поисках черного футляра с мобильным телефоном, пропуском и записной книжкой. Отыскав его, прошла в комнату для переговоров со стеклянными стенами рядом с кабинетом Мофф.
Две женщины, пожелавшие занять мое место, меня уже знали. Видели фото в Сети – крайне неудачно обрезанный снимок, который я ненавидела и который сопровождал большинство моих статей, где он располагался на самом верху страницы, как раз рядом с именем. Они знали меня по тому месту, которое я занимала на показах: таблички с каллиграфически написанными именами расставлялись на креслах или – через слишком лестные для иных бедер интервалы – на жестких белых скамьях; чтобы все знали, чья задница займет то или иное место. И пока приглашенные ищут свое имя, прогуливаясь вдоль подиума, они читают чужие, чтобы позже нагло заговорить с кем-то нужным или чтобы безжалостно обсудить чьи-то промахи с членами своей клики.
Я даже сказала Мофф, что смутно представляю себе, кто такие эти две соискательницы. Хотя, честно говоря, знала абсолютно точно. Потому что изучила тех, кто, возможно, заменит меня, не менее тщательно, чем изучала кандидаток в няньки будущего ребенка. Заранее готовилась к тому времени, когда вернусь из отпуска. Потому что, хотя моя работа и не заставляла меня трепетать от восторга, она все-таки была частью моей жизни. Частью значительной, часто эмоционально напряженной, иногда бесившей, но тем не менее живой и доставлявшей удовольствие – свою работу я люблю. И выполнить ее могла только наиболее способная из кандидаток.
Женщина, способная выполнять все распоряжения Мофф и в то же время готовая безропотно свалить через год.
Первая соискательница, известная по колонкам светской хроники, была замужем за наследником миллионной консервной империи. Я заметила, как Мофф насторожилась, ощутив аромат денег, исходивший от этой женщины, увидев ее безупречные волосы, забранные в конский хвост и брошенные на плечо, заметив светящуюся изнутри кожу, ухоженные, но не покрытые лаком ногти и достойные птеродактиля острые локти, говорившие о потреблении калорий в количествах, едва достаточных для нормального функционирования организма. Изящная кукольная фигурка была затянута в идеально сидевшие черные брюки и простую водолазку, а на ногах сидела пара лоферов[4 - Лоферы – туфли, напоминающие мокасины на толстой подошве, с каблуком и часто без декоративных «кисточек».], за которые любой фешен-редактор продал бы душу дьяволу.
Когда я подумала о том, что она может занять мое место, внутри меня все похолодело – я всегда неуютно чувствовала себя с людьми столь же богатыми, сколь и безукоризненными. Я знала, что являюсь по натуре девушкой трепетной и неуверенной в себе (Винни вечно распекала меня за это, грозя пальцем и приговаривая: «Посмотреть не на что!»), но эта женщина действительно была воплощением всего того, чем я не была, так что, если она получит мою работу, Мофф может в конце концов понять, что копия иногда бывает гораздо лучше оригинала. Уверенность, дающаяся только соответствующим образованием, внешний вид, являющийся результатом естественной красоты и приобретенного лоска, легкость в обращении – результат абсолютной убежденности в том, что собеседник хочет тебя выслушать…
Только через мой труп.
Пока Мофф хихикала над сплетнями кандидатки и расспрашивала ее об общих знакомых, я обдумывала свою стратегию. Мне пришло в голову, что женщина, которую мало интересуют деньги, являющиеся важной частью предлагаемой позиции, скорее всего сломается, узнав об абсолютной преданности делу, требуемой Мофф от всех сотрудников. Так что я рассказала, как иногда приходится оставаться в офисе за полночь, чтобы вовремя сдать материалы в печать, как приходится писать срочные сообщения прямо в телефоне на улице под дождем – с тем чтобы информация «От» непременно оказалась первой в ленте новостей.
Глаза женщины, глубоко посаженные над аристократическим носом, расширились…
Слишком просто сдалась!
Она наверняка сообщит о своем отказе прямо из такси по дороге домой.
– А теперь у нас… – Мофф посмотрела на следующее резюме после того, как первую соискательницу проводили из конференц-комнаты, а вторая заняла место напротив нас за столом с красной плексигласовой столешницей. – Марго?
– Ой, что вы, нет, – поправил ее приятный голос, пока его хозяйка поправляла рукава ладно скроенного темного пиджачка. – Так написано в моем резюме, но меня никогда не звали «Марго» – слишком официально и попахивает нафталином. – Женщина улыбнулась – сплошные непокорные темные кудряшки и вульгарная красная помада. – Зовите меня Мэгги.
2
Мэгги Бичер
Она чуть не умерла, поняв, что сморозила. Официально! Попахивает нафталином!
И это об имени женщины, попадавшемся ей на глаза все эти годы каждый раз, когда она открывала «От», имени, стоявшем в выходных данных, где, возможно, будет заменено ее собственным именем… Хотя теперь вряд ли.
Боже, Мэгги, какая же ты идиотка!
Ей часто говорили – обычно мужики на строительных площадках или в пабах, – что у нее большой рот (с яркой помадой он является одной из самых привлекательных ее черт), но она никогда не открывала его настолько широко, чтобы облажаться по полной. До сегодняшнего дня. Ну что на это скажешь? На нервах она полный отстой…
А направляясь на собеседование, Мэгги реально нервничала. Такая работа на дороге не валяется. Еще бы. Фешен-редактор глянцевого журнала – это нереально круто.
Сидишь и думаешь о всяких красивых вещах, а те, кто делает такие вещи, присылают их тебе, чтобы ты убедилась, насколько они красивы. Много путешествуешь – наверняка надо быть на всех Неделях моды, – а кроме этого берешь интервью у шикарных людей в разных необычных местах, иногда оказываясь там только потому, что у бренда, желающего завоевать твое расположение, просто имеется достаточно денег, чтобы оплатить твое пребывание там.
Проще говоря, она вполне могла бы взять на себя эту работу – по крайней мере на год, до тех пор, пока Марго Джонс не решит вернуться. Мэгги с удовольствием согреет место Марго в ее отсутствие.
Надо отдать должное фешен-редактору – она не обратила никакого внимания на вырвавшиеся слова. И пока Мэгги старалась как-то сгладить впечатление, Марго улыбнулась и сама начала беседу.
– Привет, Мэгги! Вот уж не знала, что ваше полное имя – Марго… Судя по всему, нас не так уж мало в этом мире. Как ваши дела?
Мэгги так и подмывало объяснить свою ошибку тем, что женщина, сидящая напротив, действительно Марго, Марго-Марго, то есть та, до кого соискательнице очень далеко. Она никогда не соответствовала этому элегантному имени – невысокого роста, грудастая, грубоватая и способная на кошмарные оплошности в общении.
Другая же Марго высокая и гибкая, ухоженная, с длинными прямыми светлыми волосами и очень чистой бледной кожей. Как всегда, она выглядела безукоризненно, хотя, возможно, и чувствовала себя чертовски скверно. Интересно, на каком месяце? Наверное, уже скоро. Но все равно сейчас Мэгги ощущала себя менее комфортно, чем визави, особенно запутавшись в рукавах пиджака, одолженного у соседки по квартире Кэт.
Но об этом Мэгги ничего не сказала.
– Да всё в порядке, спасибо, – ответила она.
В этот момент Мэгги по глазам Мофф поняла, что та готова послать ее куда подальше – до этого они светились живой заинтересованностью, связанной с оплошностью и возможным раздражением Марго по этому поводу. И вновь Мэгги привычно прокляла себя за то, что не смогла подать свою персону с более выгодной стороны. Тем не менее ей показалось, что Марго в нее верит.
Впервые они встретились много лет назад, во время поездки для СМИ – одной из тех, что бренды устраивают не слишком часто, считая их очень уж дорогими и совершенно бесполезными. В тот раз один из нишевых водочных брендов отправил толпу журналюг на три дня в Исландию и разместил в отеле со всякими прибамбасами, где их возили на теплые источники исключительно на «Мерседесах» и организовали экскурсию на гейзеры на вертолетах; кормили же в лучших ресторанах Рейкьявика. Мэгги получила место, пообещав написать обо всем в колонке местной газеты, посвященной еде и напиткам, а Марго пригласили как фешен-редактора «От», то есть человека, который должен знать о нишевой водке, если производитель хочет, чтобы водка вышла за пределы ниши, по крайней мере для определенных кругов.
Группа была странная. Сердце Мэгги чуть не ушло в пятки, когда все встретились в аэропорту возле выхода на посадку, и большинство оказались мужчинами средних лет, пишущими о потребительских товарах для крупных газет. Мужчины среднего возраста – и эта гламурная блондинка в черной кожаной байкерской куртке, серых джинсах и сапогах до колена, казалось, потрясенная видом спутников не меньше, чем Мэгги. Объединенные обстоятельствами, они были вынуждены держаться вместе. Во время поездки мужчины вели себя как завзятые холостяки и пили не по-детски, так что две женщины развлекались, наблюдая за ними.
– Я почти рада, что я – неисправимая холостячка, – сказала Мэгги Марго, когда в первый вечер они сидели спиной к плиточной стене бара, похожей на стены метро. Заведение, в расчете на хипстерские вкусы, пыталось походить на лабораторию, и напитки подавали в колбах и пробирках. Есть какое-то очарование в том, что европейцы так и не поняли: ничего крутого тут нет.
– Я лучше останусь старой девой, чем выйду замуж вот за этого, – продолжила Мэгги, указав на одного из членов группы, который клеил игривую исландку на танцполе, полном людей, годившихся ему в сыновья.
Может быть, сказано слишком сильно, но в то время Мэгги была зла на весь мир. С момента ее последнего значимого романа прошло уже шесть лет, а через пару месяцев ей тридцать. Она ходила на свидания и даже завела парочку кратковременных интрижек, но ничего действительно серьезного. Вся проблема заключалась в том, что она наконец смирилась с одиночеством. И теперь даже наслаждалась им.
– Надежнее завести младенца в одной из этих штук, – ответила Марго, покачав пробиркой с зеленой жидкостью.
Тогда они обе рассмеялись и стали рассказывать друг другу о своих самых кошмарных ухажерах: один вечно ковырял в носу, другой беспробудно пил, третий постоянно угрожал (поделилась Марго), а еще один носил кожаное пальто в пол (поведала Мэгги).
У Мэгги создалось впечатление: Марго, как и многие женщины ее возраста, находящиеся в отношениях, пытается сказать, что в душе она тоже всегда одинока. Подобные верят, что по большому счету являются безалаберными бабенками, живущими в заваленных обувью жалких квартирках, и лишь случайно встретили мужика, оказавшегося не полным дерьмом. Что ж, без этой веры они действительно были бы как Мэгги, живущая в жалкой квартирке. Попытка проявить солидарность, исходящая от человека более успешного, рассудила Мэгги, – просто завуалированная жалость, ведь так?
Во время поездки они отлично проводили время. Встречались за завтраком в гостинице и на всех мероприятиях сидели рядом. Их дружба была подобна той, что возникает в девичьих скаутских лагерях: официальной и в то же время очень тесной, теплой, но временной. Вернувшись домой, Мэгги купила реплики всех нарядов, виденных на Марго, – в значительно более дешевых магазинах, где товар выдают в пластиковых пакетах, а не в бумажных. Звучит, конечно, жутковато, но, в конце концов, работа Марго именно в том, чтобы заставлять окружающих одеваться как она. Хотя Мэгги чувствовала, что ей будет не-много не по себе, если Марго узнает об этом.
С тех пор они встречались несколько раз – на ланчах и редких обедах, устраиваемых каким-нибудь модным лейблом или компанией по производству шикарных письменных принадлежностей, или на показах, где Мэгги находилась в задних рядах, – и в таких случаях всегда находили время поболтать. Когда же Марго написала, что беременна, и предложила временно занять ее место в модном журнале, девушка не могла поверить в такую удачу. Конечно, гарантий, что она это место получит, не было никаких, Мэгги прекрасно понимала это, но поддержка Марго дорогого стоила.
Будучи фрилансером, Мэгги никогда не сидела абсолютно без денег, но работа оплачивалась по-разному – то густо, то пусто, – к тому же перерывы между заработками бывали довольно значительными. Работа с фиксированной зарплатой подошла бы гораздо больше. Мэгги могла бы слегка расслабиться, может, даже начать кое-что откладывать или вступить, наконец, в пенсионный фонд – то есть сделать то, о чем постоянно врала родителям. Учитывая остальные преимущества работы в «От», это могло бы стать вишенкой на торте, но, судя по увиденному за это утро, ни один из сотрудников издания и близко не приближался ко всяким сладостям, с вишенкой или без нее.
Вроде бы после того, как они закончили со вступительной ерундой, собеседование проходило достаточно успешно. Не будучи фешен-редактором, Мэгги все-таки была журналисткой до мозга костей. Врожденный нюх на интересный материал, умение его искать, мастерский подход к делу превращения заурядного сюжета в историю…
Мэгги всегда очень интересовало, что делает вкус отдельных людей модным трендом. И достаточно рано поняла: большинство людей интересуются именно тем, что представляет интерес с точки зрения кого-то другого.
Казалось, ее энтузиазм достаточно быстро вновь вернул благосклонность Эмили Моффатт – как только главная поняла, что перед ней далеко не новичок. Мэгги приходилось называть ее полным именем: как же иначе, ведь это действительно Эмили Моффатт. В глянцевых журналах не было фигуры более яркой и обладающей большим влиянием. Многие в мире моды критиковали Моффатт у нее за спиной – мол, сука, тиран, карикатура на саму себя, – но все, кого знала Мэгги и кому довелось с ней работать, сходились на том, что сука эта была настоящим профессионалом. И даже те, кто работал вместе с ней много лет, предпочитали говорить об Эмили Моффатт исключительно шепотом.
И вот теперь она сидит напротив Мэгги, как оживший портрет, и собеседует ее. Искусно уложенные волосы цвета воронова крыла – словно отдельный аксессуар, который можно снять, как парик с человечков «Лего», серый брючный костюм в гленчек[5 - Также «Принц Уэльский»; популярный клетчатый орнамент, как правило, черно-бело-серой гаммы, на основе шотладского тартана (где видны четкие квадраты и перпендикулярно пересекающиеся группы полос) с плетением, формирующим ломаные ячейки, известные как «гусиные лапки».], чьими стрелками можно шинковать морковь, лицо настолько утонченное и ухоженное, что для определения возраста обладательницы нужно срезать макушку и посчитать годовые кольца. И эта женщина беседует с ней!
Мэгги скорее почувствовала, чем увидела, как главный редактор посмотрела на нее в тот момент, когда она вошла. Одним движением глаз Эмили Моффатт осмотрела и оценила Мэгги с головы до пят, начиная с прически (с утра Мэгги посетила парикмахера, зная, что непокорные кудри неуместны в такой важный момент) и кончая расшитыми вельветовыми балетками, в панике купленными накануне вечером (нечто похожее было надето на Марго, когда они виделись последний раз).
А в промежутке между крайними точками Моффатт успела заметить пиджак, одолженный у подруги (материал и крой намного лучше, чем у всего, что Мэгги могла себе позволить), «идеальную белую футболку», как это называют фешен-редакторы (по мнению Мэгги, «идеальность» объясняется только сотней фунтов цены) и черные брюки (простенькие, но со вкусом). Кроме того, она успела оценить основные параметры соискательницы. Так, по крайней мере, показалось. Мэгги почти испугалась, что вероятный будущий босс сейчас скажет, что у нее неподходящий размер бюстгальтера, совсем как продавщицы в магазинах женского белья, которые с одного взгляда могут определить, что у вас – 34С или 34D.
Она никому не рассказала бы, сколько времени потребовалось на выбор наряда, но сроки подачи одной статьи точно были нарушены. Как подобрать одежду для встречи с человеком, который еще полгода назад решил, что именно вы должны носить в этом сезоне?
С того самого момента, как она впервые с ними столкнулась – хотя и на расстоянии, – Мэгги не переставала удивляться тому, как одеваются сами фешен-редакторы. Да, на глянцевых страницах своих журналов они могут рассказывать, что в следующем сезоне вернутся 70-е, так что все должны носить горошек, но сами, скорее всего, будут надевать джинсы и свитера или белые блузки натурального хлопка. Конечно, при условии, что джинсы дизайнерские, а свитера кашемировые на миллион процентов. Так что, если отбросить самые одиозные фигуры, в жизни эти женщины – вовсе не те павлины, которыми должны быть, если судить по их публикациям.
Их простой деловой стиль вовсе не значил «вот я какая». Статус зарабатывался неброскостью, чтобы все понимали, что они над схваткой – а это гораздо сложнее, чем выделяться среди толпы каким-нибудь желтым моднючим нарядом и шпильками в цвет. Такой стиль они оставляли для соцсетей.
На пике своего цинизма Мэгги твердо верила, что такая манера одеваться среди фешен-редакторов – результат невысказанного желания продемонстрировать окружающим свою природную красоту. Ведь для того, чтобы хорошо выглядеть с минимумом косметики, в синем свитере и мешковатых джинсах, требуются молодость, постоянные физические упражнения, уход за собой и милые – или подкорректированные – черты лица. И у Марго все это есть. А вот Мэгги выглядела как мальчишка-подросток, и ее вид мог вызвать только стоны сожаления, если она не была в полной боевой раскраске с утянутым до крайней степени поясом. Понадобилось все мужество, чтобы не явиться на шпильках.
Соседка никак не могла поверить.
– Неужели в этих балетках? – произнесла она со своим явным ирландским акцентом утром, когда бедняга разрывалась на части, готовясь к встрече.
Если б у Мэгги было больше времени до электрички, она обязательно указала бы соседке на то, что если быть по-настоящему модной, то со шпильками следует надеть шелковые пижамные штаны. Без шуток.
Эмили Моффатт успела изучить Мэгги, пока та садилась за стол, а Марго вела себя совсем по-другому. Казалось, была погружена в свой собственный мир – холодные голубые глаза смотрели куда-то вдаль, она машинально покусывала нижнюю губу, демонстрируя белоснежные зубы, а в руке рассеянно вертела ручку. Будто вообще не замечала Мэгги, пока та не заговорила (боже, опять дурацкая фраза в самом начале!).
У Марго был настолько отсутствующий вид, что Мэгги подумала, уж не стоит ли сделать вид, что они не знают друг друга. Где-то она уже слышала, что иногда подобное рекомендуется, потому что якобы главный ни за что не выслушает с благосклонностью кандидата, предложенного уходящей в декрет сотрудницей. Им просто не нравится то, что новичок получил одобрение будущей мамочки, посчитавшей кандидатуру «безопасной» – в этом случае на работу мог выйти простофиля или зануда.
Естественно, Мэгги задумывалась над тем, что Марго могла выбрать ее именно потому, что не видела угрозы своему положению. Была бы идиоткой, если б не думала об этом. Объяснение, в общем-то, на поверхности: Мэгги ниже и толще, у нее нет шика и успешности. Невысокая, непримечательная Мэгги против ледяного гламура Марго. Идеальная «замена». Но Мэгги хотелось надеяться на веру фешен-редактора в то, что знакомая может справиться с работой и станет лояльной заменой, а не пригретой змеей.
Когда собеседование началось, Марго повела себя достаточно дружелюбно и постепенно втянулась в процесс. Так что беседа стала больше напоминать светский разговор, а не допрос с пристрастием. Мэгги даже умудрилась несколько раз удачно пошутить. Когда закончили, Эмили Моффатт сказала, что издательство свяжется с ней через несколько дней, а Марго одарила теплой улыбкой. Мэгги показалось, что та хотела сказать ей, что все прошло удачно, и так расслабилась, что чуть не забыла задать собственный вопрос.
Ей всегда говорили, что кандидат, задающий вопросы, выглядит в глазах работодателей заинтересованным и уверенным в себе, – конечно, если вопрос подходящий. Она продумала его заранее.
– А какова вероятность, что я смогу продолжить сотрудничество с «От» после отпуска Марго? – спросила Мэгги, глядя на главного босса.
И именно в этот момент с Марго произошло нечто странное. Она как раз просматривала сообщения, что по нынешним временам допустимо даже во время разговора. Но вдруг побледнела, задрожала; губы стали серыми, кожа – взмокшей, а глаза – пронзительными и взволнованными. Она смотрела на Мэгги и в то же время сквозь нее. Сухожилия на шее напряглись.
– Мы еще поговорим об этом, – резко сказала Марго. – Что-нибудь еще?..
3
Марго
Пришедшее фото не сразу отобразилось на моем экране. Только имя, которое я ждала – жаждала – увидеть все утро, с того самого момента, как услышала кошмарные новости.
Винни.
«Как ты там, моя хорошая? Какого ответа я вообще жду? Как можно продолжать жить, когда будущее внезапно становится прошлым?»
Трясущимися руками я открыла послание от подруги, и оно потихоньку загрузилось на телефон. Большое.
