– Ты врешь, – вдруг вырвалось у Алисы. – Не может такого быть, чтобы твоя мама отдала все твое наследство Роману.
– Почему нет… Маман в восторге от учения Ромусика, она в него свято верит. Самой ей надо очень немного, для нее главное – покрасоваться на публике. Она завсегдатай на общественных мероприятиях, у нее и хор, и танцы, и какие-то собрания, и прочее… Ее всем приводят в пример. Она образец той самой бодрой старости, к которой должны стремиться все женщины элегантного возраста, как ты сама только что заметила.
– Это понятно, но я все равно не верю, что она могла все наследство отдать на сторону, – возмутилась Алиса. – А жить тогда на что?
– Так у нее пенсия есть, и очень даже неплохая. Довольно много льгот, с учетом того, кем был мой отец. Ну, и ко всему прочему, есть я. Который оплачивает «коммуналку», покупки и прочее.
– Не верю, не верю, не верю…
– Алиса, а ты что, не слышала, как люди отдают разным гуру все свое, нажитое?
– Это не про Романа, он так не делает, он живет за счет своих книг…
– Но не погнушался взять у моей матери то, что должно было по праву принадлежать мне. Ну, ладно, она ему свое отдала, ее воля, но зачем, заодно – и мое-то?!
– Да не верю я тебе! – окончательно рассердилась Алиса. – Роман бы просто не взял у Ларисы Игоревны ничего лишнего…
– Ты его не знаешь, – покачал головой Игнат.
– Я с ним семнадцать лет живу!
– Вот именно. Ты семнадцать лет под его крылом, в полном неведении, и ты настолько далека от обычной, реальной жизни… Да ты как из бункера не вылезаешь!
– Я же не взаперти существую, я хожу везде, и мне никто ничего не запрещает…
– Тебя продали ему. Продали глупой, несовершеннолетней девчонкой, и он тебе сразу запудрил мозги, он превратил тебя в зомби…
– Меня – продали?! Да я сама согласилась стать его женой, я в него влюбилась…
– Ага, в свои семнадцать лет ты была абсолютно адекватной и знающей жизнь!
– Я знала главное, то, что Роман меня любит и он очень серьезно настроен… Да, у нас с ним разница в возрасте, и значительная, и что теперь? Он дал мне счастье, он окружил меня заботой, он считает меня Прекрасной Дамой!
– Кем?! – изумился Игнат.
– Прекрасной Дамой. Как у рыцарей. В древние времена. Как у поэтов Серебряного века… Ты читал у Блока, например? «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо – все в облике одном предчувствую Тебя. Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо, и молча жду, – тоскуя и любя…» – задыхаясь от волнения и подступивших слез, продекламировала Алиса. – Я для Романа – Вечная Женственность, он с самого начала так говорил. Я его Прекрасная Дама, его Королева…
Алиса сроду никому об этом не рассказывала. Это была их тайна с Романом, такое вот романтичное (в тон его имени!), немного сказочное, возвышенное общение… Когда он – Рыцарь, а она – его Прекрасная Дама.
Но, верно, ее напряжение достигло такой силы, что Алиса уже не могла себя сдерживать. Откровения теперь сами рвались из нее:
– Роман ждал меня, искал – всю свою жизнь. Предчувствовал меня. Грезил обо мне. Он вызывал меня у Вечности, у Вселенной, он звал меня, он силами, ему данными, пытался визуализировать свою мечту, и у него это, в конце концов, получилось. Я для Романа – свет, разгоняющий мрак, а значит, я для мужа – любовь, счастье, радость, вдохновение. Я для него – божество, явившееся из иного измерения. Он поклоняется мне, он молится на меня, как на икону… Ах, Игнат, поверь, любая женщина мечтает о такой преданной, возвышенной любви!
Игнат смотрел на нее широко раскрытыми глазами, в которых плескалось изумление и… смех. Издевательский такой, очень недобрый, грубый, саркастический смех, да.
– «И веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука…» – пробормотал он с иронией. – А что дальше у Блока, в этих стихах про Незнакомку, ты помнишь? Что-то там про пьяное чудовище… Поэт сам себе не верил, краешком сознания, но, верно, все-таки понимал, что вся эта возвышенная поэзия не имеет никакого отношения к жизни. А ты в курсе, какие у Блока были отношения с его женой, Любовью Менделеевой, на самом деле? С той, которую он считал своей Прекрасной Дамой? Он с ней даже не спал, к проституткам бегал! В этой рыцарской романтике – сплошная ложь, Алиса! Проснись, открой глаза, наконец!
– Зачем? Чтобы что? – прошептала она. – Я вот сегодня пыталась это сделать, посмотреть на окружающих меня людей – и такая грязь, такая глупость и гадость вокруг…
У нее возникло нестерпимое желание рассказать Игнату о том, что Роман умирает, причем умирает мужественно и тихо, без жалоб, словно приносит себя в жертву человечеству. Наверное, Роман оставит завещание, в котором одарит всех. Вернет Игнату то, что когда-то передала ему Лариса Игоревна (если Игнат не врет, конечно). Роман наверняка оставит небольшие «подарки» своим поклонникам и почитателям – Елене, Марине, несчастной матери-одиночке Галине, другим…
Большую часть, конечно, Роман оставит ей, Алисе, своей жене, но остальное он ведь точно распределит между близкими ему людьми?.. Даже не надо его спрашивать, Роман, как никто, способен к благодарности. Не все окружающие вызывают у него теплые чувства, не ко всем Романа «тянет» (поскольку муж воспринимает благосклонно только Алису), но и что с того. Справедливость и честь для Романа превыше всего. Он не особо любит людей, отдельных личностей, зато он – любит человечество.
– Ты же хороший человек, – все так же негромко продолжила Алиса. – Я знаю. Мне рассказали… Ты добрый. Но чего ж ты завидуешь Роману… а ты завидуешь, завидуешь, это всем заметно. Ну восхищается им твоя мама старенькая, своим пасынком, моим мужем, Романом, больше всех, что ж с того… Прости ей. Тебе ведь почти сорок, да? А ты все как ребенок, играешь в это соперничество между братьями…
– Ты так ничего и не поняла, – уже спокойно произнес Роман. – Просто удивительно, насколько ты оторвана от жизни, Алиса. Мне жаль тебя.
Он развернулся и пошел быстро прочь. Алиса осталась на дорожках сада одна. Уже темнело, тени становились все гуще, все длиннее.
Алиса постояла, отдышалась, пытаясь привести нервы в порядок, затем, немного успокоившись, направилась к дому. Надо было закончить этот вечер, и как-то достойно это сделать, без скандалов и кислых гримас… Ради Романа.
«У Романа есть статья… В одном журнале, он показывал недавно… Надо найти этот журнал и дать его Игнату. Он прочитает эту статью и, возможно, изменит свое отношение к брату!»
В статье, написанной Романом, речь шла о счастье, о том, как его достичь. А принцип достижения счастья был очень простой: надо жить, получая радость и удовольствие от всего происходящего. Если удовольствие не достигается, то тут надо изменить – либо себя, либо свои цели, либо окружение, место жительства… Может, Игнату станет легче, если он уедет отсюда, куда-нибудь далеко. На расстоянии-то гораздо легче любить своих близких, прощать им все.
Да, хорошо бы этот человек куда-то уехал.
* * *
Игнат отвел Ларису Игоревну домой. Вернее, отвез на такси, затащил в ее комнату на себе, поскольку мать уже почти спала, ее развезло от шампанского, и она сильно устала от долгих разговоров за полночь, со множеством людей… Снижать планку социальной активности Лариса Игоревна никак не желала. Она по-прежнему чувствовала себя молодой женщиной, готовой плясать и куролесить круглые сутки.
Игнат не всегда сопровождал ее на подобных мероприятиях, делал это выборочно, и вот как раз тут, с этим юбилеем брата, пустить все на самотек уж точно никак нельзя. Если мать, напившись шампанского, упадет ночью на каблуках, то, весьма вероятно, сломает себе что-нибудь, кости-то уж хрупкие – возраст, остеопороз, все такое. Тогда придется за ней ухаживать по-серьезному.
Не самому, конечно, горшки из-под нее выносить, но искать сиделку, а это самое сложное – искать человека, готового терпеть вздорный и капризный характер Ларисы Игоревны.
…Игнат уложил мать на ее диван. Снял с нее туфли, парик, укрыл и вышел из дома.
Это был не его дом вообще, хотя он и провел здесь часть своего детства.
В свое время, давно, мать оформила дом на себя, ни метра тут теперь не принадлежало Игнату.
По ночному городу Игнат шел к Дарье, в Дарьин дом, и старался ни о чем не думать. Он в последнее время вообще ни о чем не думал, кроме своей работы. Так проще и так продуктивней, кстати. Если бы и остальные люди меньше размышляли бы о своих проблемах, о личной жизни, семейных неурядицах, а больше – о работе, то мир стал бы гораздо совершенней.
Все последние месяцы Игнат придумывал, чем бы заменить искусственную вентиляцию легких, процедуру достаточно тяжелую и несущую определенные риски при лечении пневмонии. ИВЛ – крайняя мера, и хорошо бы до нее не доводить пациента.
Поэтому Игнат создал свой, особый аппарат для ингаляций при начавшейся пневмонии. Там использовалась специфическая, раздельная система вдыхаемого и выдыхаемого воздуха. В легкие человека подавалась нагретая воздушная смесь, на основе кислорода и одного из инертных газов. Выдыхался же воздух уже по другому принципу.
Подобные ингаляции очень благотворно действовали на пациентов и позволяли обойтись без ИВЛ. Собственно, первым этот аппарат Игнат протестировал на себе сам, когда переболел коронавирусом.
Затем он протестировал эту систему на других пациентах, добровольцах, и все они быстро пошли на поправку.
Когда приходилось напряженно думать о работе, то для переживаний не оставалось времени. Жизнь скользила мимо – легко и быстро, практически не цепляя, не подбрасывая новых впечатлений.
…Игнат оказался у дома Дарьи во втором часу ночи. Осторожно открыл калитку, пробежался неслышно, на цыпочках, по дорожке, ведущей к крыльцу, поднялся на него и, тоже со всей осторожностью, принялся проворачивать ключ в замке.
Вытащил ключ, распахнул дверь и вздрогнул – на пороге стояла Даша, в ночной рубашке до пят, цветастый платок наброшен на плечи, волосы примяты в одну сторону.
– Зачем ты вскочила? – шепотом спросил Игнат. – Я же сам открыл…
– Ты шуршал гравием! – шепотом воскликнула Даша. – И еще калиткой стукнул.
– Ты сейчас точно детей перебудишь, если начнешь возмущаться.
Игнат переоделся, умылся и опять на цыпочках прокрался в их с Дашей спальню. Залез в темноте под одеяло. Но Даша не спала, как и следовало ожидать.
– Как ты долго! – с укором произнесла она. – Почему ты всегда так долго…
– Пошла бы со мной, не пришлось бы ждать теперь.
– Вот еще, что я там не видела… И ты зачем туда отправился? К этому человеку, своему брату, которого терпеть не можешь и который едва выносит тебя…
– Надо, – огрызнулся Игнат. – А кто бы маменьку стал транспортировать обратно…
– Она тебя ни в грош не ставит, а ты перед ней стелешься.
– Даша, я не стелюсь, я просто не хочу лишних проблем себе потом. У любимого пасынка маменьки – юбилей, она была намерена отметить это.
– Вот я потому и не стала тебя сопровождать, потому что там твоя мать, а она меня терпеть не может! – с возмущением напомнила Даша.
– Потому что ты ею пытаешься командовать, а она никому не дает командовать собой. С ней вообще лучше не спорить, я это уж сто лет назад понял, – сказал Игнат. – По маменькиному мнению, ты мне никто. Если бы мы поженились, она бы хоть как-то смирилась с твоим существованием.
– Мы не можем пожениться, потому что у меня – дети! – в свою очередь, напомнила Даша. – Если мы с тобой поженимся и я умру вдруг, то половина наследства достанется тебе.
– И тут наследство, как мне это надоело! – с раздражением произнес Игнат.
– Тише, детей разбудишь.
– С чего ты вдруг взяла, что ты умрешь, и умрешь внезапно, причем без всякой предрасположенности? Ты в конце весны диспансеризацию проходила под моим неусыпным контролем, все с тобой в порядке. Анализы идеальные, давление как у космонавта, сердце работает бесперебойно… Почему ты решила, что умрешь раньше меня?
– Я тебя старше.
– Не смеши. Всего на два года.
– В нашем возрасте – это уже много. Мне пятый десяток, между прочим.
– Даша, тебе только 40 недавно исполнилось!
– А это и значит, что мне уже пятый десяток пошел, – парировала Даша. – А вдруг какой-нибудь новый вирус нагрянет опять? И потом, умереть можно не только от болезни, бывает, что кирпич на голову падает…
– Ладно, спи.
– Что значит спи, ты мне лучше расскажи, что там, на вечере, было?
Игнат вздохнул, помолчал, борясь с подступающим сном, затем все-таки начал рассказ:
– Ну что… Собрались, праздновали. Подарки дарили, речи толкали.
– Чем угощали?
– Я не понял, если честно. Какие-то такие мелкие закуски на шпажках, какие-то корзиночки с чем-то… Но вкусно, да. Из алкоголя только шампанское.
– А что на горячее? – не унималась Даша.
– Какое горячее, это же Роман… При нем нельзя есть. Только так, по чуть-чуть закусывать.
– Он псих?
– Не знаю. Небольшие расстройства, возможно. Фобии всякие… Но нет, он не сумасшедший, он вполне вменяем и адекватен, насколько я могу судить, не будучи специалистом. И он, похоже, полностью отдает себе отчет в происходящем.
– А эта его, она нормальная?
– Кто?
– Алиса, кто еще, – фыркнула Даша.
– Алиса – да, она вполне, очень даже…
– Я не понимаю, чего ее все красивой считают.
– Но она симпатичная, объективно, – подумав, осторожно произнес Игнат.
– Она выглядит отвратительно.
– Даша, прошу тебя. Не надо. Ты и так уже всю мою семью изругала.
– А что ты Алису защищаешь, она тебе нравится?!
– Она совершенно безобидная девушка.
– Девушка?! Почему ты ее так называешь? Ей тридцать четыре, я слышала, она давно взрослая, какая девушка…
– Ладно, пусть будет женщина, – миролюбиво произнес Игнат. – Всё, спи давай.
– Она хитрая… Нашла себе богатого папика, катается как сыр в масле теперь… Ой, не верю я этим якобы простушкам… – не унималась Дарья, ворочаясь рядом. – Ей все лень, ничего не хочет делать. Домашними делами там прислуга занимается, а она просто по саду гуляет, эта Алиса. Дети? Какие дети, она только о себе думает… Она пользуется Эрлендом!
У Игната что-то екнуло внутри. Он как будто «включился», что ли… До этого момента был готов все терпеть и мимо ушей пропускать, ни на что не реагировать, а тут вдруг – раз, и запустились какие-то процессы внутри, выбросился в кровь адреналин, пульс зачастил.
– Даша… а ты мной что, не пользуешься разве? – спросил Игнат.
– Я? Ты что…
– Ты ведь мной тоже пользуешься, сама подумай. Причем, что интересно, с одной стороны, я тебе никто, с другой – я тебе должен. Моя родня тебе – все чужие и непонятные, но ты ими постоянно интересуешься… Ты уж определись, кто я тебе. И зачем, главное…
– Я тебя люблю! – быстро произнесла Дарья. Она действительно его любила, и Игнат это знал. Но, получается, она ничем ради него не была готова поступиться…
– Я тоже тебя люблю, – устало ответил Игнат. Сел на кровати, нажал на кнопку, вспыхнул синим светом «ночник». – Или любил?
– Выключи, ты чего! И что значит «любил»? Ты меня больше не любишь, что ли?! – Даша заерзала, тоже села в кровати, уставилась на Игната испуганными, ставшими круглыми глазами.
