Оба громко рассмеялись, и Сильвио тут же предостерегающе вытаращил глаза.
– Ну ладно, за работу.
Лоренс разложил на пластиковом столе три фотографии любовниц Морваля. Сильвио добавил к ним две свои.
– Честно говоря, я не понимаю, зачем нужно изменять жене, – сказал он. – До меня просто не доходит.
– Как давно вы с Беатрис вместе?
– Семь лет.
– И ты ни разу ей не изменил?
– Ни разу.
– Она сейчас наверху? Спит?
– Да. Но что это меняет?
– А почему ты ей не изменял? Может, она прекрасней всех женщин на свете и у тебя нет причин отвлекаться на других?
Сильвио перебирал фотографии. Судя по всему, он уже жалел, что завел этот разговор.
– Хватит, патрон. Мы собрались не для того, чтобы обсуждать мою семейную…
– Подожди, – перебил его Серенак. – Ты что, намекаешь, что твоя жена далеко не красавица?
Сильвио решительным жестом опустил на стол руки ладонями вниз.
– Красавица или не красавица, это не имеет никакого значения. Для семейной жизни это вообще неважно. Только полный кретин станет сравнивать свою жену с другими женщинами по красоте. Это же вам не конкурс! Какой бы прекрасной она ни была, всегда найдется другая, еще более прекрасная. Даже если вы женитесь на Мисс Вселенной, через несколько лет она постареет. Что ж теперь, каждый год разводиться и жениться на новой Мисс Вселенной?
Слушая тираду помощника, Лоренс как-то странно улыбался. Смотрел он при этом не в лицо собеседнику, а куда-то за его плечо.
– Вот, значит, как? Значит, я не первая красавица королевства?
Сильвио резко обернулся. Его щеки приобрели пунцовый оттенок.
В дверях стояла Беатрис. Лоренсу она показалась восхитительной. Потрясающей. Высокая, темноволосая, с длинными черными ресницами. На плечи Беатрис набросила кремовую шаль, красивыми складками ниспадавшую на круглый живот и делавшую ее похожей на античную статую и оттенявшую персикового цвета кожу. В глазах у нее плясали смешливые искорки. Интересно, подумал Серенак, Беатрис всегда была так прекрасна или неземной красотой ее наделило будущее материнство? Во всяком случае, у него сложилось впечатление, что она переполнена счастьем, весь ее облик будто светился. Лоренс что-то такое читал на эту тему в журналах, но своими глазами наблюдал впервые. Одновременно кольнула грустная мысль, что он, наверное, стареет: еще несколько лет назад ему бы и в голову не пришло, что беременная женщина может быть такой сексапильной.
– Сильвио, – сказала Беатрис, усаживаясь на стул, – ты не принесешь мне стакан сока? Все равно какого.
Сильвио вскочил и бросился на кухню. Беатрис поправила шаль у себя на плечах.
– Значит, это вы – знаменитый Серенак?
– Почему «знаменитый»?
– Сильвио мне про вас все уши прожужжал. Вы не перестаете его удивлять. Точнее говоря, изумлять. Ваш предшественник использовал более… классические методы.
С кухни донесся голос Сильвио:
– Ананасовый подойдет?
– Да!
После секундной паузы она, в свою очередь, крикнула:
– А бутылка открытая?
– Да, вчерашняя.
– Тогда не надо!
Они немного помолчали.
– Нужно в подвале посмотреть, там еще должен быть.
Может, беременные женщины и сексапильны, думал Серенак, но до чего капризны. Любопытно, а в нормальном состоянии жена Сильвио такая же пышнотелая? И ведь не спросишь…
– Правда, он прелесть? – спросила Беатрис. – Лучший из мужчин. Знаете, Лоренс, я ведь его давно заприметила. И сразу себе сказала: «Чур, мое».
– Подозреваю, что он не слишком долго сопротивлялся. Перед вами трудно устоять.
– Спасибо. – Шаль сползла с плеч, и Беатрис снова подтянула ее. – Приятно услышать комплимент, особенно от вас.
– Почему особенно от меня?
– Потому что вы умеете видеть женщин.
Она произнесла это с легкой иронией. Шаль, разумеется, снова соскользнула, после чего Лоренсу не оставалось ничего другого, как перевести глаза на плоды мастерства Сильвио и его папаши.
– Мне он тоже нравится, – изучая взглядом балки, кирпичную кладку и стеклянные двери, сказал он. – И не только из-за шоколадных кексов и коллекции грилей.
Беатрис улыбнулась.
– Симпатия у вас взаимная. Хотя я не уверена, что это мне по душе.
– Почему же? Вы опасаетесь моего дурного влияния?
Беатрис плотнее запахнулась в шаль и наклонилась к разложенным на столе фотографиям.
– Гм… Кажется, вы кого-то подозреваете?
– Это он вам сказал?
– Кто же еще? Это его единственный недостаток. Как все скромники, в спальне он становится болтлив.
– Манговый? – Голос Сильвио донесся откуда-то снизу, видимо, из подвала.
– Ну если другого нет! Только похолодней! – Она улыбнулась Серенаку: – Не осуждайте меня, Лоренс. Могу я поэксплуатировать его еще несколько дней?
Инспектор молча кивнул. Беременные женщины не просто сверхсексапильны, они еще суперкапризны.
– Думаю, он такой во всем мире один. И вы его вычислили.
– Я тоже так думаю, инспектор.
– Пожалуй, ему чуть-чуть недостает воображения?
– Вот уж нет!
Вернулся Сильвио с большим стаканом, из которого торчала соломинка. На боку стакана красовался кружок апельсина. Беатрис поцеловала мужа в губы.
– Ну, поскольку я вымок до костей, то испытывать жажды не могу по определению… – начал Серенак.
– Простите, патрон! Что вы выпьете?
– А что у тебя есть?
– Пиво?
– Прекрасно! Только похолоднее. На апельсин я не претендую, но от соломинки не откажусь.
Беатрис одной рукой придерживала шаль, а во второй сжимала стакан.
– Сильвио, скажи ему, пусть катится к черту.
Бенавидиш расплылся в улыбке.
– Темное, светлое или безалкогольное?
– Темное.
Сильвио снова исчез в глубине дома. Беатрис опять склонилась к фотографиям.
– Это кто? Учительница?
– Да.
– Понимаю вас, инспектор. Она действительно… как бы это сказать… хорошенькая. Неотразимая. Как будто сошла с романтической картины. Или как будто специально позирует.
Лоренс вздрогнул от неожиданности. Как странно. Во время встречи с учительницей ему пришла в голову та же мысль. Беатрис внимательно рассматривала остальные снимки. Она отбросила назад спадающие на лоб волосы и слегка нахмурила брови.
– Инспектор! Хотите, я вам помогу?
– С расследованием?
– Да. На этих фотографиях есть деталь, которая прямо-таки бросается в глаза. Во всяком случае, в глаза женщине.
19
Стефани Дюпен стояла возле круглого окна и глядела на улицу, по которой шли мокрые жители Живерни. На ней все еще было облегающее черное платье. Через несколько минут она отошла от окна на пару шагов и сняла платье. Полураздетый Жак лежал в постели на боку. Он поднял глаза от бюллетеня по продаже недвижимости в округе Анделис. Комната располагалась в мансарде. Посередине потолка тянулась дубовая балка, с которой свисала лампочка с абажуром, заливавшая комнату рассеянным светом. Кожа Стефани приобрела в этом освещении оттенок красного дерева.
Стефани снова приблизилась к окну и стала смотреть на вечернюю деревню – площадь возле мэрии, тополя, школьный двор.
«Что ты встала у самого окна, – подумал Жак, – тебя же с улицы видно!» Но вслух он ничего не сказал. Стефани буквально прилипла к окну. На ней был только лифчик, черные трусы и серые чулки.
– Почему на похоронах все время идет дождь? – чуть слышно прошептала она.
Жак отложил журнал в сторону.
– Не знаю. В Живерни часто идут дожди, Стефани. В том числе во время похорон. Просто про дождь на похоронах люди дольше помнят. – Он уставился на жену пристальным взглядом. – Ты ложишься?
Она ничего не ответила, но медленно отошла от окна. Развернулась в три четверти оборота и поймала свое отражение в круглом окне.
– Я потолстела, тебе не кажется?
Жак улыбнулся:
– Смеешься, что ли? Ты…
Он замялся, подыскивая слово, способное передать то, что он чувствовал, глядя на ее длинные волосы, гибкую спину цвета меда и изгибы тела.
– Ты… Настоящая мадонна.
Стефани улыбнулась. Завела руки за спину и расстегнула лифчик.
– Нет, Жак. Мадонна красива, потому что у нее есть ребенок.
Пристроив бюстгальтер на плечики, висевшие на вбитом в балку гвозде, она повернулась и, не глядя на Жака, села на край кровати и принялась медленно снимать чулки. Жак вытянул из-под одеяла руку и положил ее на плоский живот жены. Чем ниже она наклонялась, снимая чулок, тем ближе к его руке была ее обнаженная грудь.
– Кому ты хочешь понравиться, Стефани?
– Никому. Кому я должна, по-твоему, нравиться?
– Мне, Стефани. Ты должна нравиться мне.
Стефани ничего не ответила. Молча легла и накрылась одеялом.
– А мне не понравилось, – после некоторого колебания сказал Жак, – как на тебя пялился этот полицейский. На похоронах Морваля. Очень не понравилось.
– Не начинай. Хватит уже.
Она повернулась к нему спиной. Жак слышал ее ровное дыхание.
– Завтра Филипп и Титу зовут меня на охоту. На плато Мадри. Ближе к вечеру. Ты не возражаешь?
