Тот молчал и обреченно закатил глаза, прямо как библейский персонаж со средневековой картинки.
– Нет уж, не так быстро. – Грамарь схватил пленника за шиворот, бросил на капот и стал его обыскивать.
Штурмбаннфюрер сдавленно кряхтел.
Документы из кармана перешли к майору. Субъекта звали Отто Нойманн. Служил этот парень в полку СС, приказавшем долго жить одновременно с великой Германией. В карманах не нашлось ничего интересного, кроме засморканного носового платка. Этот тип даже не курил, вел здоровый образ жизни. Его швырнули в машину, подперли с двух сторон, и группа снова пустилась в путь.
Глава вторая
На улице Якобиштрассе в районе Кенигштадт произрастали дубы и липы. Разрушения здесь носили умеренный характер. В этом районе фашисты не задержались, сдали его практически без боя. Тут находились жилые дома, всевозможные конторы и мелкие фирмы. В тени деревьев пряталось двухэтажное учебное заведение, облюбованное квартирмейстерами под штаб.
В двух шагах гудела оживленная Александерплац, самая крупная городская площадь. А здесь, в глубине аллей и боковых улочек, все было тихо.
Охрану штаба нес целый батальон. Людей для этого теперь хватало. Со скрипом поднимались и опускались шлагбаумы. Караульные с любопытством поглядывали на пленного эсэсовца, отвыкли уже.
Контрразведка размещалась в восточном крыле здания, подальше от штабной суеты.
– Кого взяли? – поинтересовалась Ольга Ефимовна Догужинская, одна из немногих женщин, проходивших службу в ведомстве. Она дослужилась до капитана, занимала должность заместителя начальника шифровального отдела, имела статную фигуру, приятное лицо, обрамленное стянутыми на затылке пепельными волосами.
Характер у Ольги Ефимовны, невзирая на внешнюю доброжелательность, был непростой. Мужчин, желающих, культурно говоря, познакомиться с ней, она отшивала одним щелчком. А если отдельные самцы настаивали, то эта дама могла врезать по морде, после чего все вопросы отпадали.
К начальнику оперативного отдела Ольга Ефимовна относилась ровно, с некоторой долей иронии. Но иногда в ее карих глазах, направленных на майора, поселялась задумчивость, некая необъяснимая дымка. Впрочем, она быстро рассеивалась.
В данный момент женщина курила на крыльце и смотрела, как пленный эсэсовец выгружался из машины. Причин не любить подобную публику у Ольги Ефимовны хватало. В сорок третьем она потеряла мужа, через год умер от тифа маленький ребенок, проживавший с бабушкой на Урале. Беды и потрясения Ольга Ефимовна сносила стоически, жила дальше, и никто не знал, что творится у нее на душе. Плакаться в жилетку в ее привычки не входило.
– Кого надо, того и взяли, Ольга Ефимовна, – с любезной улыбкой отозвался Градов. – Прекращали бы вы курить. Женщинам в мирное время это не идет.
– Спасибо, что просветили, Владислав Сергеевич, – язвительно отозвалась дама. – Едва настанет мирное время, я сразу брошу и не забуду, разумеется, вам отчитаться. Посмотрите, какой орел! – Женщина с прищуром обозрела понурого эсэсовца. – Ощипанный, побитый, но все равно та еще птица. Где взяли, товарищ майор?
– Где взяли, там уже нет, – ответил на это Нагорный, толкая пленника к крыльцу. – А ну, двигай булками, герр хороший, пока не прилетело!
– Тьфу, какая гадость, – пробормотала Ольга Ефимовна. – И откуда они берутся?
Никто не возражал.
В отделе по работе с военнопленными штурмбаннфюрер Нойманн был встречен с распростертыми объятиями. Влад втолкнул его в комнату, и тот запнулся о порожек.
Эффект внезапности сработал. Подавился бутербродом майор Метлицкий, резко вскочил, схватился за кобуру. Остолбенел сидящий за соседним столом майор Гаусс Яков Семенович. Недоуменно заблестели круглые стекла очков. В отличие от коллеги, он был фактически лыс, имел круглую физиономию. Мода на образ Лаврентия Павловича Берии решительно не проходила. Улыбчивое лицо майора Градова за спиной немца было замечено офицерами только во вторую очередь.
– Вот черт! – пробормотал майор Метлицкий, пряча в кобуру пистолет. – Ладно, Градов, сочтемся.
– Проверка боеготовности, – сказал Влад. – Нельзя расслабляться, товарищи. Враг не дремлет, и всякое может случиться. Брать будете? Сегодня недорого. Группа эсэсовцев месяц просидела в канализации, а нынче сделала попытку пробиться к союзникам. Чем она закончилась, можете представить. Не уверен, что герр Нойманн – кладезь полезных сведений, но может поведать кое-что интересное. Рации при них не было, видимо, избавились они от нее. Не исключаю, что в подземельях могут обитать и другие подобные группы. Это несколько неуютно, согласитесь. Особенно для тех людей, которые будут восстанавливать канализацию с водопроводом.
– Оставляйте фрица, Владислав Сергеевич, – великодушно разрешил Гаусс. – Поговорим с человеком за жизнь.
– А потом его куда? – спросил Метлицкий.
– Тоже мне, проблема, – заявил Гаусс.
– Ну да, не подумал, – сказал Метлицкий. – Эй, конвой, увести задержанного!
Нойманн вздрогнул, зябко повел плечами. За последние полчаса он не сказал ни слова и вряд ли мог стать общительным собеседником. Но офицеры контрразведки Смерш раскалывали и не таких молчунов, полезный опыт наработали.
В помещение вошел автоматчик с суровым лицом, выразительно уставился на пленного. Нойманн втянул голову в плечи и поплелся к выходу.
– Расслабились, майор, размякли, потеряли хватку, – раздраженно выговаривал полковник Троицкий, снуя по кабинету. – Переполошили своей стрельбой весь район, а толк где? За штурмбаннфюрера, конечно, спасибо, хотя ума не приложу, что мы из него вытянем. Человек месяц просидел под землей. Источник сведений, конечно, бесценный. Признайся, ты специально его приволок, чтобы я не так громко на тебя орал? – Начальник контрразведки корпуса прервал бессмысленные метания и исподлобья воззрился на подчиненного.
Подобные взгляды заставляли людей трепетать. Градов не был исключением. Да и внешность у полковника была соответствующая. Рослый, с избыточной мышечной массой, с хорошо развитой нижней челюстью. Однако Влад хорошо знал все сильные и слабые места своего начальника.
– Но ведь сработало, товарищ полковник, – смущенно пробормотал Градов. – Вы не очень громко кричите. Виноват, оконфузились. Лазутчики засекли в окне красноармейцев, сделали попытку вырваться, вели себя глупо, сопротивлялись, а один и вовсе с собой покончил. Подозреваю, это власовцы, завербованные британской или американской разведкой. Шли с документами советского начсостава. Квартира действительно конспиративная, они прибыли на встречу. Сомневаюсь, что к ним теперь кто-то придет. Мы подняли много шума. Да и оцепление вокруг дома, которое мы выставили согласно инструкциям, наверняка было замечено. Разрешите исправить ошибку, товарищ полковник. – Майор непроизвольно вытянулся. – Уверен, мы действовали правильно, но вмешались обстоятельства. Этого не повторится. Но если вы решите передать это дело другим, а нас подвергнуть заслуженному наказанию… – Градов не закончил, принял сокрушенный вид.
– Ты еще глаза как у коровы сделай, – заявил полковник. – Чтобы растопить мое ледяное сердце. Честно говоря, не ожидал от тебя такого провала. Ну, хорошо, лазутчики заметили посторонних. Но взять их живыми вы хотя бы могли?
– Не уверен, что это принесло бы пользу. Эти люди – всего лишь курьеры, они не имеют ценности. Если подобным персонам известна личность «крота», то мне искренне жаль западную разведку. Она стремительно деградирует. Их задача – получить сведения и уйти обратно.
– Почему же двое? – язвительно спросил полковник. – Чтобы не страшно было? Эти люди знали пароль, который мы могли использовать. Эти люди могли доставить инструкции для «крота», были в курсе, кто их послал. Имена, должности, явочные квартиры в западном секторе. Да что я тебе говорю? – Полковник досадливо махнул рукой и вновь забегал по кабинету.
– Вы убеждены, что в штабе корпуса есть «крот», сливающий союзникам военную информацию, товарищ полковник?
– В этом убеждена наша разведка, имеющая своего человека в штабе британских оккупационных сил. Это не какой-нибудь двойной агент, его сведения заслуживают доверия. Уходят данные военного характера – количество наших войск в Берлине и его окрестностях, сведения обо всех прибывающих и убывающих частях, местоположение арсеналов, дислокации военнослужащих и тому подобное. Источник нашей разведки близок к британскому шифровальному отделу. Он один из тех, кто обрабатывает полученные сведения. Ему известен сам факт, но он не знает, кто этот человек, где и когда его завербовали. Что-то происходит, майор, и черт меня подери, если я понимаю, что именно. Но секретные данные отправляются регулярно, и самое мерзкое состоит в том, что они правдивы.
– Не так уж много людей, имеющих доступ к подобным материалам, – проговорил Влад. – Кстати, что вас настораживает, товарищ полковник? Фашистской Германии больше нет, она втоптана в грязь. С западными странами мы были временными союзниками. Теперь они наши противники, как бы ни улыбались и ни клялись в дружбе. Да, они собирают сведения о наших частях. Это нормально, для того и существует разведка. Она должна подтверждать, что не зря ест свой хлеб. Не собираются же они напасть на нас. Это полный абсурд. Теракты и диверсии тоже не станут устраивать. Ни к чему им крупные международные скандалы. Но это не значит, что мы должны пустить ситуацию на самотек. «Крот», если он есть, должен быть разоблачен.
– «Крот» есть, – сказал полковник и скрипнул зубами. – Его деятельность наносит нам колоссальный вред. Я чувствую, здесь что-то не так. – Взгляд Троицкого уперся в стену и застыл. – Это не простое человеческое любопытство, и англичане действуют не из спортивного интереса. Ладно, за провал на Беренштрассе получишь выговор, работай дальше. Есть еще одна наколка. Я получил ее сегодня утром из разведуправления, пока твои люди доказывали свою несостоятельность на Беренштрассе. Запасной вариант британской разведки – блошиный рынок на Потсдамской площади. Если по какой-либо причине не сработает основной вариант, то через три-четыре часа используется запасной. Если «крот» не является, то же самое повторяется через сутки. Если через двадцать четыре часа шпион снова не появляется, то боссы автоматически списывают его со счетов, и все блага, обещанные ему, автоматически аннулируются. Так что у «крота» есть серьезные основания не пропускать эти встречи. – Полковник посмотрел на часы. – Действуй, майор, реабилитируй себя. Известно только место и примерное время встречи. Понимаю, что задачка непростая, но кому сейчас легко?
Это была не просто сложная, а невыполнимая задача! Текли часы, над Берлином собрались тучи, закапал дождь.
Потсдамская площадь находилась к югу от Бранденбургских ворот, в том месте, где смыкались три зоны – советская, американская и британская. Она имела долгую историю, в семнадцатом столетии она являлась городской окраиной, перекрестком пяти дорог у Потсдамских ворот. В девятнадцатом веке здесь был возведен железнодорожный вокзал, и площадь стала крупным пересадочным пунктом. Тут всегда бурлила жизнь, сновали люди. На площади появилась станция подземки, росли отели, увеселительные заведения, предприятия общественного питания.
Сейчас практически вся площадь лежала в руинах, была завалена мусором.
Как ни странно, в вечернее время продолжали работать рестораны, кабаре и варьете. Там гремела музыка, танцевали и развлекались люди. Район считался средоточием местной проституции.
Но днем тут все выглядело уныло. Царил неубиваемый запах копоти и гниения трупов. Люди к нему уже привыкли.
Восточная часть площади использовалась как склад для хранения стройматериалов. Там гремели самосвалы, рычали бульдозеры.
В западной части Потсдамерплац работал стихийный блошиный рынок. Не сказать что власти приветствовали его появление, но особо работе не препятствовали. Сюда заглядывали не только советские патрули, но и британские, американские. До них никому не было дела. На рынке всегда было людно. Среди военных сновали подозрительные личности, в кулуарах заключались сомнительные сделки.
Сюда поступали продукты, украденные с армейских складов, и продавались по сумасшедшим ценам. В армиях союзников отмечалось такое же воровство. В этом советские интенданты и снабженцы были неоригинальны.
На рынке постоянно терлись американские и британские военные, мелькала советская форма. Но в основном сюда приходили простые берлинцы в надежде приобрести продукты, обменивали на еду припрятанные ценности.
В северном конце площади выстроилась очередь к советской полевой кухне. Посуду немцы приносили с собой. Розовощекий крепыш в поварском колпаке ловко орудовал поварешкой, вываливал кашу в протянутые миски. Но удовлетворить потребности всего района он не мог.
– Граждане, каша капут! – объявил боец, скрестив руки над головой.
Над очередью прошелестел горестный вздох. Люди неохотно расходились, шли на рынок. Здесь продавали и обменивали практически все: старую и новую посуду, картины, одежду, одеяла, книги, школьные учебники, предметы мебели, патефоны, древние телефонные аппараты. Кто-то продавал полуразобранный мотоцикл, кто-то – мешки с крупой, стыдливо прикрытые довоенными календарями. В продуктовых рядах народ разбирал страшноватую мелкую картошку с глазками, капусту, морковь. Вдоль рядов блуждали толпы людей, одни приценивались, другие делали покупки.
Наступила эпоха натурального обмена. Хотя в ходу по-прежнему были и деньги. Это рейхсмарки – за неимением других, английские фунты стерлингов, американские доллары, советские рубли.
Градов расставил людей. К услугам рядовых красноармейцев он решил не прибегать, обжегся уже. Романовский занял западный участок площади, Грамарь стоял на юге, где продавались семена и сыпучие продукты. Капитан Нагорный обосновался в восточной части рынка, делал вид, что приценивается к товару.
Все подчиненные были в форме. В противном случае Влад не смог бы выявить их в толпе.
Обмундирование тут никого не смущало. В присутствии военных люди даже чувствовали себя спокойнее, но на всякий случай не пересекались взглядами с советскими солдатами и офицерами.
Градов бродил по центральному ряду, делал вид, что присматривается к товару, а сам наблюдал за лицами людей. Иногда он как бы невзначай крутил головой, искал своих товарищей и не всегда их находил. Что-то постоянно заслоняло ему обзор.
Подползли черные тучи, и дождь усилился. Люди поднимали воротники, раскрывали зонты, натягивали на головы капюшоны. Другие бродили по рынку как ни в чем не бывало, не замечали воды, льющейся с неба.
Влад извлек из вещмешка плащ-палатку, накинул на голову и плечи. Торговцы спешно натягивали над товаром брезентовые тенты. На рынке стало свободнее. Дождь зарядил надолго. Тучи уплотнились, усилился ветер. Исчезли коробейники с табачными изделиями.
Продавцы опускали глаза, когда Градов смотрел в их сторону.
К майору привязался какой-то щуплый безумец.
Он шел, прихрамывая, за ним по пятам и бормотал на ломаном русском:
– Продай форму, продай форму.
Влад не выдержал, резко повернулся, положил руку на кобуру. Предпринимателя как ветром унесло.
Дождь, как ни странно, пошел на спад, но продолжал моросить. По рынку в серой хмари сновали размытые силуэты.
Влад притормозил у лотка. Торговец сразу возбудился, стал навяливать весь ассортимент – галстуки, шляпы, германские кепи военного образца.
Майор отмахнулся. Взгляд его скользил по рядам. Романовский смотрел на командира и горестно вздыхал. Грамаря Градов не засек, но вычислил Нагорного в дальних рядах. Капитан перелистывал книгу, из-под бровей следил за обстановкой.
Во всем происходящем не было смысла. Если «крот» и собирался встретиться на рынке со связным, то вряд ли им что-то могло помешать. Засечь мимолетный контакт практически невозможно. Пересекутся взгляды, прозвучит пароль, одна рука сунет в другую записку. Потом люди разойдутся как в море корабли.
Отчаяние пощипывало нервы майора.
«Неверный способ мы избрали, другим путем следовало идти», – подумал он.
Под навесом в глубине ряда военный с погонами сержанта тискал девку в платочке. Барышня не возражала, сдавленно хихикала. Корыстный интерес тут, разумеется, присутствовал. Немцы ошибочно полагали, что все русские теперь богатые. У них всегда водятся дензнаки, консервы, тушенка. Можно и потерпеть ради хорошего дела.
Видимо, барышня и была инициатором встречи. Она лопотала с придыханием, смотрела в глаза красноармейцу с щенячьей преданностью. Когда Влад проходил мимо, боец опустил руки, сделал постное лицо. Женщина обернулась и тоже замолчала. Она была худая и некрасивая.
Влад не стал вступать в разборки. Дело житейское, сами решат. Да и венерических заболеваний у солдат после его вмешательства меньше не станет. Когда он обернулся, женщина уже тянула ошалевшего бойца к строениям, расположенным на краю рынка. Любовь их постигла, не иначе.
Это еще не самое худшее. Немок наши солдаты пользовали на каждом шагу и далеко не всегда спрашивали разрешения. Сладить с этим бедствием было невозможно, оставалось лишь констатировать факты и копить заявления от пострадавших, которые шли в комендатуры сплошным потоком. Эти бумаги там назывались на английский манер – аффидевитами. Военные чиновники старались составлять их правильно. Иногда они помогали сделать бесплатный аборт.
Взгляд Градова споткнулся о советского офицера. Тот стоял спиной у лотка с матерчатыми изделиями, перебирал платки. Видимо, для сестры, жены, матери. Он был в фуражке, в брезентовой накидке с опущенным капюшоном. Рядом встал какой-то местный в пальто из потертой кожи.
Влад напрягся.
Берлинец потянулся к шапке из каракуля, стал мять ее, потом положил обратно, оторвался от прилавка, двинулся дальше.
Градов расслабился. Он был уверен, что эти двое не разговаривали и ничего друг другу не передавали. Мужчина в штатском споткнулся, выругался по-немецки. Офицер, перебиравший платки, вздрогнул, посмотрел ему в спину, затеял общение с торговцем, принялся жестикулировать.
В какой-то момент он повернулся. Их взгляды встретились. Лицо было незнакомое, какое-то иссушенное, с тонким носом.
Офицер нахмурился и спросил:
– Все в порядке, товарищ? Вы как-то странно смотрите на меня.
– Прошу прощения, задумался о своем, – сказал Градов, простовато улыбнулся и двинулся дальше.
Это было не то. Человек с грешками за душой отреагировал бы иначе, будь он даже эталоном хладнокровия. Офицер за его спиной начал торговаться, значит, человек честный. Мог бы забрать платки на своих условиях или вовсе ничего не платить.
Снова усилился дождь. Поредела толпа на рынке.
В этот момент Влад и обнаружил, что Грамарь с южной стороны подает ему знаки. Обычно невозмутимый, он был явно возбужден, мялся с ноги на ногу, тыкал пальцем себе за спину.
У майора екнуло сердце. Что такое?
Романовский тоже напрягся, стал озираться. Влад мотнул головой. Мол, туда!.. Молодой оперативник понятливо кивнул, стал пробираться к южному выходу. Капитан Нагорный на восточной стороне не сразу оторвался от своей книги. Чего он там изучал? Труды великих германских мыслителей? Наконец-то он поднял глаза, уперся в злобный командирский взгляд, сглотнул и тоже долго не тормозил.
Все трое с разных концов площади устремились на юг. Когда они вышли из рядов, Грамаря там не было. Он откатился к разрушенному зданию увеселительного заведения и снова семафорил. Оперативники припустили через пустырь, собрались на углу. Прихрамывающая молодая женщина в чудной шляпке испуганно шарахнулась от них и двинулась в обход.
– Мужчина лет пятидесяти, – зачастил Грамарь, – высокий, в шляпе, потертый коричневый плащ, под ним костюм с галстуком. Рожа худая, нос острый. Уходил с рынка очень испуганный, часто озирался. Шмыгнул в этот переулок.
– Ты обратил на него внимание только потому, что он испуганный, как тебе показалось, уходил с рынка?
– Есть другие варианты, товарищ майор? – с обезоруживающей простотой воскликнул лейтенант. – Это было единственное, на что я обратил внимание. У вас и того нет.
Вот черт. Это и есть та самая простота, что хуже воровства! Но выбора действительно не было. Грамарь бормотал, что с этим типом определенно что-то не то, у него интуиция, он нормальный сотрудник. Мол, вы же знаете, товарищ майор!
Градов отмахнулся, шагнул в переулок. Там, как назло, было полно народа. С этого края площадь подпирали жилые строения. Брели какие-то люди в штатском, тащили сумки и сетки. У продовольственного магазина разгружался старый «студебекер». На двери заведения висела табличка, извещающая, что оно закрыто.
Оперативники влетели в переулок, стали вертеть головами.
– Да где же он, мать его за ногу? – пробормотал Грамарь. – Полминуты назад вошел в этот переулок, далеко уйти не мог.
Сбежать этому типу было некуда. Магазин закрыт, других дверей или проулков в обозримом пространстве не было.
Оперативники двинулись вперед, заняв всю ширину переулка. Усилился дождь, небо потемнело. Влад замялся. Грузчики втаскивали в боковую дверь тяжелый ящик. А если он тоже сюда проскочил?
– Товарищ майор, вот же он! – прохрипел Грамарь. – В нише стоял, а теперь удрать норовит!
