Другая сторона открытой площадки заполнена ящиками и стойками, полными припасов, включая то, что я надеялся найти: оружием, дронами, броней, средствами связи и ПГУ – пайком, готовым к употреблению.
Я голоден и слаб, и хочу броситься к запасам провизии, но сначала мы с Григорием относим тело Лины к транспортнику и осторожно кладем ее на одну из длинных скамей в хвостовой части. Григорий сидит рядом, не сводя с нее глаз. Я достаю толстое одеяло из ящика с припасами, накрываю ее тело, затем выхожу и закрываю за собой дверцу.
Я рывком открываю один ПГУ и жадно набрасываюсь на еду, едва останавливаясь, чтобы дышать. Задняя дверца транспортника распахивается, выходит Григорий. Его глаза все еще мокрые от слез и налиты кровью. Запустив нагревательный элемент во втором ПГУ, я передаю его ему. Мы не говорим ни слова, так как оба слишком устали и потрясены случившимся. Дрожа в холодном депо, мы едим в тишине.
Наевшись, я устанавливаю обогреватель в другой военный транспорт и выравниваю пол одеялами и спальниками. Спать в командном пункте может быть удобнее, но пространства в автомобиле меньше и его легче обогревать.
– Что теперь? – спрашивает Григорий.
– Нам нужно немного отдохнуть. Когда Гарри доберется сюда, мы уточним наш план и начнем раскопки в кратере.
Григорий кивает и направляется к нашему транспорту.
Внезапно мне приходит в голову мысль.
– На самом деле, есть еще кое-что, что мы можем сделать, прежде чем они попадут сюда.
Он поднимает брови.
– Поиск выживших.
– Как?
– Вероятно, здесь есть несколько беспилотников наблюдения с инфракрасными датчиками. Я настрою их, чтобы сделать полный обзор лагеря. Мы будем спать, пока они закончат облет.
Даже если кто-то пережил взрывную волну, его похоронили под обломками на четыре дня, вероятно, без еды. Маловероятно, что мы сможем кого-то найти, но я не могу заснуть, зная, что мы, по крайней мере, не ищем тех, кто нуждается в помощи.
* * *
Стоит только дронам взлететь и начать передавать информацию нам в командный пункт, как Григорий и я забираемся в спальные мешки внутри транспорта. Будильник установлен на три часа – примерно такое время понадобится дронам, чтобы завершить поиск выживших.
* * *
Я просыпаюсь от того, что чьи-то руки хватают меня за плечи, толкают на пол, трясут. Чей-то голос что-то кричит.
Мое лицо все еще болит от удара локтем, который я получил перед падением астероида. Остальная часть моего тела чувствует себя еще хуже из-за подъема по водоносному горизонту и копания на развалинах Олимпа.
В темноте я понимаю, что меня трясет Григорий, слова, которые он произносит по-русски, возможно, ругательства.
На моем телефоне надрывается будильник.
– Ты установил код на свой будильник? – бормочет Григорий, когда понимает, что я не сплю.
Я переворачиваюсь и нажимаю шесть цифр в телефоне, заставляя его умолкнуть.
– Да, чтобы он гарантированно меня разбудил.
– Разбудил он только меня.
Мы выбираемся из транспортника и открываем блок управления беспилотниками. Он размером с портфель, с панелью управления на одной половине и сенсорным экраном на другой. На экране отображается карта лагеря № 7 со слоями для спутниковых и инфракрасных снимков. Я переключаюсь на инфракрасный порт и чувствую прилив надежды.
Есть признаки жизни.
Их двадцать шесть. Все в завалах под жилищами, что меня удивляет. Как и в других лагерях Атлантического Союза, в лагере № 7 есть склады и оранжереи по всей периферии, за пределами населенных пунктов. Из опроса беспилотников становится очевидным, что склады и теплицы были уничтожены взрывом. Я надеялся, что хотя бы один или два объекта на стороне лагеря напротив взрывной волны могли бы выжить и что мы найдем там выживших. Но нам настолько не повезло.
Двадцать шесть выживших. Я ожидал и наделся на большее.
Спасение их гораздо более важно, чем эвакуация Цитадели. Нам нужно действовать быстро.
На мгновение я раздумываю, не попытаться ли выкопать Оливера из подвала Олимпа. Мы могли бы использовать его помощь. Как и Оскар, Оливер может проплыть через водоносный горизонт и аварийную водопроводную трубу Цитадели. Он мог бы удвоить скорость, с которой мы эвакуируем людей из Цитадели, и спасенные могли бы помочь нам восстановить выживших здесь, на поверхности. Но у нас есть две проблемы, чтобы последовать за Оливером.
Во-первых, потребуется время, чтобы добраться до него, даже с тяжелым оборудованием здесь, в бункере. Я не решался использовать экскаватор на Олимпе раньше, потому что надеялся, что в обломках есть выжившие. Облет территории беспилотниками подтверждает, что среди мусора в живых не осталось никого. Тем не менее, используя в раскопках экскаватор, можно все же непреднамеренно навредить Оливеру. В процессе поиска мы можем разорвать его пополам.
Вторая проблема заключается в том, что я сомневаюсь, что Оливер пережил разрушение здания и остался в рабочем состоянии. Подвал под Олимпом не был построен с той же строгостью, что и ЦЕНТКОМ, а на него обрушилось вдвое больше строительной массы. Если бы Оливер все еще работал, он бы ответил на запрос Оскара. В лучшем случае – он не в сети, а это значит, что он либо сохраняет энергию, либо поврежден.
Нам с Григорием остается спасать выживших людей. Я хотел бы знать, как долго им осталось жить. Несколько дней? Часов? Минут?
Посреди пола я оставляю записку Оскару, Гарри и Идзуми, сообщая им, что мы отправились на поиски выживших.
– За кем пойдем в первую очередь? – спрашивает Григорий.
Ответ приходит ко мне немедленно. Возможно, это не самый мудрый шаг, но единственный, который я могу предпринять.
– Где знаки жизни с самой низкой массой.
– Дети.
– Совершенно верно.
Глава 18
Эмма
После того, как Оскар ушел с Гарри и Идзуми, я занялась тем, что, наверное, следовало бы сделать, когда мы только приехали, – проверять запасы еды.
Мы проводили подсчет наших поставок пять дней назад. Но мы физически не открывали каждую коробку и не заглядывали внутрь. Когда мы с Миной распечатываем коробки с ПГУ и пайками, я шокирована тем, что обнаруживается внутри: еда испортилась. Несколько ящиков с ПГУ, должно быть, были повреждены при транспортировке в Цитадель. Срок годности их содержимого закончился несколько месяцев, а то и лет назад. Принимая во внимание эти пропавшие запасы, мы обнаруживаем, что еды осталось на двенадцать дней, а не на шестнадцать, как мы считали ранее.
Джеймс должен это знать.
Днями напролет мы смотрим на дверь, ожидая, как он, Григорий или Оскар выйдут из водоочистной станции. Но никто из них не возвращается.
Той ночью я держу Элли рядом, надеясь, что Джеймс придет и разбудит меня.
Но он не приходит.
Когда я просыпаюсь, его нет в нашей постели. На данный момент мы не слышали о Джеймсе или ком-либо из его команды почти двадцать четыре часа. Кто-то уже должен был вернуться – по крайней мере, Оскар, для того, чтобы взять с собой других в помощь на поверхность. Больше всего я боюсь, что Джеймс и его команда ранены или мертвы.
Если они все еще живы и пытаются вытащить нас отсюда, то считают, что еды у нас осталось на шестнадцать дней. Нам нужно дать им как минимум столько времени.
Прошлым вечером я не ужинала, как и большинство взрослых. А этим утром Эбби, Мэдисон и я разделили ПГУ на завтрак – этого едва хватило, чтобы приглушить чувство голода, сидящее где-то глубоко внутри меня.
После завтрака те, кто остался от команды, встречается на кухне. Каждого из нас, сидящего на стуле, выдают усталые глаза – все боятся того, что ждет впереди.
– Хорошо, – говорит Фаулер, – очевидно, нам нужно растянуть срок использования запасов продовольствия. Давайте обсудим наши варианты.
Предложения, раздающиеся из разных углов комнаты – от Мин, Шарлотты и полковника Эрлса, – дают мне понять, что никто из нас не думает, есть ли вообще какие-либо варианты. Или, по крайней мере, хорошие.
– Единственный очевидный для меня вариант, – говорит Эрлс, – это сокращение населения.
Даже будучи такими усталыми и голодными, мы реагируем на это: Шарлотта недовольна, Мин удивлена, а Фаулер смотрит с любопытством. Я в ужасе от этой идеи.
– Что именно вы предлагаете? – спрашивает Фаулер. – У нас нет возможности вывести отсюда больше людей.
Очевидно, он надеется, что Эрлс имел в виду не то, что мы все подумали.
– Нет. Население останется таким же. Я бы попросил добровольцев из моих войск прекратить употреблять пайки.
– Это абсурд, – говорит Шарлотта.
– Я не думаю, что мы уже дошли до такого, – произносит Мин с каменным лицом.
– Чем раньше мы примем решение, тем больше времени у нас будет, – парирует Эрлс. – Я думаю, можно предположить, что что-то случилось с Джеймсом и его командой на поверхности. В лучшем случае что-то замедлило их. Это может быть что угодно: возможно, проход к водоносному горизонту рухнул, или костюмы были повреждены, или обрушилась труба. Итог: если мы ничего не сделаем, то даем им на четыре дня меньше, чем они думают.
Эрлс умолкает на мгновение.
– Идзуми сказала, что те, у кого крепкое здоровье, будут лучше переносить уменьшение рациона. Особенно те, у кого избыток жира и мышц. Мои люди в форме. У них не так много жира на их теле, но много мышц. И они были обучены работать в сложных условиях.
Шарлотта качает головой.
– Насколько нам известно, Джеймс может прибыть через неделю, и эти люди будут голодать ни за что.
– Вовсе нет, мэм. Мы на войне. На войне вы сражаетесь в битве и не всегда знаете, как эта битва повлияет на исход войны. Каждый из солдат здесь дал клятву, когда вступил в армию Атлантического Союза – клятву защищать своих граждан и отдавать свою жизнь в случае необходимости.
– Это не битва, – настаивает Шарлотта.
– Она самая, мэм. Голод – это оружие, которое наш враг использует против нас. Мы должны бороться с этим только так, как можем, – путем сокращения количества ртов, которые должны кормить.
Я качаю головой.
– Шарлотта права. И, кроме того, нам нужно обдумать, что произойдет, когда мы выберемся отсюда. Нам могут понадобиться эти войска больше, чем сейчас. Они должны быть в хорошей форме, чтобы помочь нам. Нет, я против этого.
– Что ты предлагаешь? – спрашивает меня Мин.
– Давайте рассмотрим предложенный ранее план экстремального нормирования. Все взрослые снижают потребление калорий. Если мы это сделаем, могу поспорить, что мы можем выгадать еще четыре дня – то время, которым, как думает Джеймс, мы обладаем.
– Этот вид нормирования должен иметь определенный эффект. Люди будут вялыми. Раздраженными.
– Да. Но мы все будем живы.
Глава 19
Джеймс
Мы с Григорием загружаем военный транспорт, в котором спали, припасами: едой, лекарствами и средствами связи.
Поверх одежды мы надеваем армейское зимнее снаряжение, включая толстые перчатки и утепленные шлемы.
Григорию, похоже, не терпится выбраться из этого бункера и отправиться на поиски людей, захороненных в завалах. Работа отвлечет его внимание от Лины, и я думаю, что найти кого-то живым будет для моего друга полезно.
– Мы будем копать вручную? – спрашивает он.
– Нам придется. Экскаватор слишком большой, чтобы использовать его в местах, где есть признаки жизни. Это может принести больше вреда, чем пользы. К тому же он понадобится нам в кратере Цитадели.
– Мы собираемся выкопать их?
– Да.
Григорий кивает, словно одобряя план.
Забравшись в транспорт, я переключаюсь на ручное управление и жму педаль газа в пол. Массивный грузовик выбирается из бункера, съезжает по трапу и устремляется в туманное раннее утро. Песчаные, обычно переполненные улицы лагеря № 7 завалены мусором. Сцена напоминает мне прибрежные города после сильного урагана, как будто гигантский молот пробил все вокруг и разлетелся на части.
Наша цель – жилище того же размера и конфигурации, что и наше с Эммой и Элли. Семейный дом с тремя спальнями.
Одеяло из снега теперь покрывает кучу щебня.
Я выхожу из грузовика и кричу:
– Привет! Мы здесь, чтобы помочь!
Я жду немного.
– Если вы меня слышите, пожалуйста, ответьте.
Единственный звук – холодный ветер, дующий среди дюн белого мусора.
Мы не глушим мотор транспортника – солнечные панели сверху легко заряжают его даже при уменьшенной мощности солнца – и включаем обогрев грузового отсека, где мы оставили наши одеяла и спальные мешки: импровизированную переносную больничную палату. В зависимости от того, что мы найдем, это может стать операционной. Я выложил необходимые медикаменты, но надеюсь, что Идзуми скоро приедет – она гораздо лучший хирург, чем я.
Григорий идет к месту, где приблизительно на карте отображаются признаки жизни, и начинает копать, сметая снег и собирая разрушенные куски здания по одному и выбрасывая их.
