– Верно. – Она вновь устремила взгляд на лес за рекой, почувствовав укол боли в пустой груди. – Но, быть может, это была я. Быть может, я была их матерью.
– Но ты не помнишь точно?
Она покачала головой:
– Увы.
Между ними повисла тишина, и он пошевелился. У неё возникло ощущение, что он ненавидит, когда разговоры на время стихают; он казался человеком, которому нравится слушать свой голос.
– Что ж, – произнёс он наконец, – хочу, чтобы ты знала, что отныне моя главная цель – не обращать внимание на все твои печальные пророчества, а вместо этого делать всё, что мне заблагорассудится.
– Нельзя просто не обращать внимание на пророчества.
– Можно, если очень постараться.
– Не уверена, что всё так легко.
– Хм… – Он закинул руки за голову, прислонился к дереву и заносчиво заявил: – Может быть, я просто посмекалистее тебя буду.
Она насмешливо покосилась на него.
– И как же тебя тогда зовут, о Хитроумный?
– Я скажу тебе, если ты покажешь мне своё лицо.
– Покажу, если пообещаешь не отпрянуть в ужасе.
– Я уже сказал, что назову тебе своё имя. Больше ничего обещать не могу. Но поверь, желудок у меня здоровый – я ведь собирался съесть твоё сердце.
– Не такое уж моё сердце и мерзкое, поверь.
И всё же она приподняла капюшон, открывая сине-зёленые глаза под тяжёлыми веками и коричневую щетину обожжённых волос. Цвета они были не такого, как у Гулльвейг, но Ангербода решила, что уж это имя и всё, что с ним связано, она должна оставить позади и никогда больше не вспоминать о нём. В её жизни начинался новый период. Уж что-что, а колдовство она отныне будет держать при себе, хватит с неё. Больше никакого сейда, никаких пророчеств, никаких неприятностей. И так за последнее время на несколько жизней вперед набралось.
– А я-то думал, что ты окажешься какой-нибудь отвратительной людоедкой, прячущейся под капюшоном. – Он поднял руки и изобразил пальцами когти. – Троллиха Ангербода, такая уродливая, что мужчины в ужасе отшатываются, взгляни они ей в лицо.
Она закатила глаза.
– Так как тебя зовут? Или ты намерен нарушить своё обещание?
– И в мыслях не было. Я человек слова, Ангербода. Я кровный брат самого Одина, – надменно произнёс он, приложив руку к груди.
Ну началось, подумала колдунья. Не братался на её памяти Один с ётуном, пока она была в Асгарде. Хотя, конечно, это могло произойти столетия назад, в конце концов, она очень мало помнила о своём пребывании в мире асов и почти ничего из того, что было до этого. Возможно, её странный гость просто не присутствовал в той зале, где её сжигали.
Или, быть может, он там был и наблюдал за ней в экстазе. Как и остальные.
– …Поверить не могу, – продолжал он, – что ты порочишь моё доброе имя, намекая, что я клятвопреступник.
– Но не нужно ли мне прежде узнать твоё имя, чтобы порочить его?
– Ты порочишь саму идею моего доброго имени.
– Идею того, что у тебя в принципе есть имя, или того, что это имя доброе?
Он моргнул и округлил губы в немом изумлении.
– Если ты не скажешь мне своё имя, я сама придумаю, как тебя называть, – пригрозила она.
– Ух ты, очень любопытно. – Он обхватил руками колени, как взволнованный ребёнок. – И что же это будет?
– Тебе точно не понравится. Я буду звать тебя самым ужасным именем, какое только смогу придумать, и с помощью своей ведьмовской магии заставлю всех остальных называть тебя так же.
– Ведьмовская магия? Ох, мне сейчас жуть как страшно.
– Не вынуждай меня заставлять тебя это есть, – предостерегающе сказала Ангербода, демонстрируя своё завёрнутое в ткань сердце.
– Хм, может быть, мне сразу так и нужно было сделать. – Он выпрямился и бросил на неё притворно-хищный взгляд. – Может быть, я заполучу твою силу. Ну-ка, отдай обратно.
Женщина отодвинула свёрток подальше, когда он потянулся за ним, и произнесла насколько могла зловеще:
– Или, быть может, случится что-то куда более кошмарное…
– Откуда ты знаешь?
– А я и не знаю. Просто к слову пришлось.
– Ну что ж, полагаю, я не вправе винить тебя за то, что ты хочешь сохранить сердце после всего, что случилось.
– Это уж точно, в обозримом будущем я с ним расставаться не собираюсь. – Она положила сверток обратно на колени и опустила на него взгляд. Никогда больше не расстанусь.
Прошло несколько мгновений. Ведьма снова посмотрела на него – он криво усмехался, глядя на неё. Она неуверенно усмехнулась в ответ, не зная точно, как сейчас выглядит её улыбка, гротескно ли, непривлекательно или просто пугающе. Но улыбка его стала только шире, то ли выдавая все его мысли, то ли ни одной.
– Моё имя, – произнёс он наконец, – Локи Лаувейярсон.
– Ты используешь имя матери вместо отцовского? – переспросила она, так как знала, что Лаувейя – это женское имя.
– Верно. И, честно говоря, я не могу поверить, что ты не слышала обо мне за всё то время, что провела в Асгарде. Боги чересчур уж серьёзны, и временами это наскучивает, поэтому я частенько развлекаюсь, чтобы хоть как-то оживить атмосферу, – в основном, правда, за счёт других, но тут уж как есть. Поделать они с этим ничего не могут, ведь я там остроумнее всех.
– И скромнее, без сомнения, – с невозмутимой искренностью заметила Ангербода.
Локи внимательно посмотрел на неё, словно пытаясь понять, не шутит ли она. Когда выражение её лица не изменилось, его кривая усмешка превратилась в благодарную улыбку.
– Знаешь, Ангербода, – сказал он, – я и правда считаю, что мы подружимся.
Ангербода поселилась на дальневосточной окраине Железного Леса, где деревья практически вплотную прижимались к крутым горам, граничащим с Ётунхеймом. Она наткнулась на поляну у подножия одной из таких гор, где обнаружила выступ скалы, ведущий в пещеру, достаточно большую, чтобы в ней можно было стоять в полный рост. Войдя, она заметила, что в скале над головой была прорублена дыра, а под ней лежали остатки очага.
Всё это место было до дрожи знакомо. Как будто оно ждало именно её.
Она обустроила очаг и сложила длинную печь из камней, которые собрала в лесу. Сама пещера была такого же размера, как любое скромное жильё в Ётунхейме: достаточно просторная для мебели и с большим количеством места для хранения в задней части, где потолок спускался ниже. Днём внутренняя часть пещеры освещалась солнцем, проникающим через вход; ночью женщина поддерживала огонь в печи, разгоняя с помощью него темноту своего нового дома.
– Пещера? – сказал Локи, моргнув, когда она в первый раз провела его внутрь. – А почему бы не построить чертог?
– Я скрываюсь. Чертог был бы слишком заметен.
Локи только пожал плечами. Она подметила, что он и не поинтересовался, от кого же она скрывается, хотя и был одним из них. Ведьма понимала: с тех пор, как он открыл ей, что связан с Одином, она должна быть настороже, но что-то подсказывало ей, что он не тот, кем кажется. И именно это подсознательное чувство удерживало её от бегства в поисках другой пещеры каждый раз, когда он уходил.
После той первой встречи они виделись всякий раз, когда он наведывался в Железный Лес. Локи, как вскоре обнаружила Ангербода, легко менял обличья, так что он мог довольно быстро добраться до неё из Асгарда, обернувшись птицей. Иногда он заглядывал, чтобы поддразнить её и поболтать, а порой даже оставался на ночь-другую и потешно храпел на полу её пещеры, уткнувшись в свой скомканный плащ, который служил ему подушкой. Сама же она спала редко.
Ангербода не знала, сколько времени прошло с тех пор, как они повстречались у реки, но её светлые пепельно-каштановые волосы заметно отросли красивыми прямыми прядями; она часто заплетала их в тонкую косу, перекинутую через плечо, или закалывала сзади в свободный пучок на затылке. Её бледная из-за постоянного нахождения в пещере кожа быстро зажила после ожогов, и теперь Ангербода выглядела намного моложе. Лишь тёмные круги под глазами никуда не делись.
Своё сердце ведьма вернула на место. Она практически полностью покинула своё тело, чтобы приглушить боль, но при этом оставила тонкую ниточку связи, чтобы иметь возможность двигать руками. Так она смогла заново вскрыть свою рану в том месте, где её пронзили копьем, и после всего на её груди остался лишь вертикальный шрам. Но всё равно Ангербоду не покидало ощущение, что чего-то не хватает. Как будто пустота в её груди не заполнилась полностью.
И всё же она выжила и неплохо устроилась. От реки, возле которой она впервые встретила Локи, извивался ручей. Он подходил достаточно близко к её пещере, так что оказалось вполне удобно ходить туда и обратно за водой и стирать те немногие предметы одежды, что у неё имелись. Ей также удалось собрать небольшое количество меховых шкур и обустроить постель, но не хватало еды. Животных в Железном Лесу почти не водилось.
Однажды Ангербода вышла проверить расставленные среди деревьев силки, но, увидев, что в них нет дичи, побрела к ручью ловить рыбу. Несколько часов она просидела на берегу, изнывая от скуки. Клёва всё не было, и она уже почти задремала, прислонившись к дереву, как вдруг мимо её головы просвистела стрела и вонзилась в кору в трёх дюймах от её лица.
Когда первое потрясение схлынуло, Ангербода с широко раскрытыми глазами начала озираться в поисках стрелка. Из-за деревьев по ту сторону ручья показалась ётунша: широкоплечая женщина в короткой шерстяной тунике и штанах, с мешком на плече. В руках она держала лук, пустой колчан бился о бедро, а с пояса свисало несколько жирных кроликов.
– Ты не кролик, – произнесла женщина. Голос её прозвучал раздосадованно.
– Ты меня чуть не убила, – ответила Ангербода, яростно моргая.
– А что ты здесь, собственно, делаешь? Разве ты не знаешь, что это мёртвый лес?
Хотя она выглядела не старше Ангербоды, ётунша смотрела на неё свысока, как будто умудрённая опытом ведьма была всего-навсего непослушным ребёнком. Это пришлось не по душе Ангербоде, так что в ответ она лишь молча воззрилась ей в глаза. Женщина окинула её ещё одним оценивающим взглядом и затем продолжила:
– Почему бы тебе не вытащить мою стрелу из дерева и не присоединиться к моей трапезе? Этим я хоть немного могу загладить вину за то, что чуть не застрелила тебя.
– Со мной поступали и похуже, – проворчала Ангербода, откладывая в сторону самодельную удочку.
В это время года ручей был мельче обычного, и ей потребовалось лишь перепрыгнуть через несколько камней, чтобы добраться до другого берега. Пока колдунья разжигала костер, великанша ловко освежевала двух кроликов, представилась Скади, дочерью Тьяцци, и с гордостью добавила, что она известна в Ётунхейме как Охотница благодаря своим навыкам звероловства и стрельбы из лука. Она была по-своему симпатичной: с толстыми светлыми косами, видневшимися из-под отороченной мехом шапки, крепкими проворными руками и льдисто-голубыми глазами.
Ангербода представилась, и Скади только кивнула в ответ, лишь мимолетно смешавшись при звуке её имени.
– Так, значит, ты живёшь в этих краях? – поинтересовалась ведьма, когда Скади поставила кроличье мясо вариться в маленьком железном котелке, который выудила из мешка.
Ётунша покачала головой.
– Я живу в горах, но гораздо севернее и дальше вглубь наших земель. А ты откуда родом? Я с трудом разбираю твой говор.
– Всё дело в возрасте, – честно призналась Ангербода. – Я намного старше, чем выгляжу. Если ты пришла с гор, где же твои лыжи?
– Здесь ещё не выпал снег, так что лыжи пришлось оставить по дороге.
– Что же тогда привело тебя сюда? В этих лесах нет ничего, кроме мелкой дичи, да и той негусто. В горах добыча для тебя, несомненно, куда богаче.
Скади помешала ножом содержимое котелка и улыбнулась собеседнице через языки пламени.
– Это из-за легенды, которую рассказывают у нас, в Ётунхейме. Говорят, колдунья, прародительница волков, всё ещё обитает где-то в этих краях. Она – из древнего рода ётунов, а все они якобы давным-давно жили здесь, в Железном Лесу. Я иногда углубляюсь в чащу во время охоты, но никогда никого не встречала. А сегодня утром я увидела дым в предгорьях и не смогла удержаться, чтобы не проверить. Полагаю, это была всего лишь ты, верно?
– Бесспорно. – Ангербода сделала паузу, тщательно подбирая следующие слова. – Я и правда ведьма, но, верно, не та, которую ты разыскиваешь.
– Ведьма, – эхом отозвалась Скади. – Какого рода ведьма?
Женщина пожала плечами.
– Что ты умеешь делать?
– Полагаю, ничего впечатляющего, – задумчиво произнесла Ангербода. – У меня ведь даже дом не обставлен.
У неё и котелка-то не было, чтобы потушить мясо. Может быть, она и была колдуньей, но уж точно не обладала достаточными умениями, когда дело касалось бытовых приспособлений, мебели и всего того, что необходимо, чтобы с комфортом обстроить свою новую жизнь.
Скади отвлеклась от котелка и уставилась на неё – отчасти с подозрением, отчасти с тем же недоумением, что сквозило во взгляде Локи, когда он впервые увидел её новое жилище. Но Ангербода невозмутимо продолжала смотреть прямо на неё и лишь плотнее закуталась в плащ. Приближалась ночь.
– Хм, – наконец произнесла Скади и продолжила помешивать варево, но выражение её лица подсказывало, что думает она совсем не о супе. – Но ты должна уметь хоть что-то, если называешь себя ведьмой. Например, некоторые ведьмы, о которых я слышала, могут творить сейд. Как Фрейя. Ты это умеешь?
– Ты знаешь о Фрейе? – осторожно спросила Ангербода.
– Слышала разговоры. Пока торгуешь, можно многое услышать. Ты знаешь про войну? – уточнила Скади, ошибочно приняв отстранённое выражение лица собеседницы за замешательство. – Между асами и ванами?
Колдунья кивнула. В один из своих визитов Локи рассказал ей о том, что произошло после её бегства из Асгарда.
– Я знаю о войне, – сказала она, – но едва ли в подробностях. На самом деле я слышала, что войны и не случилось: её только объявили, а затем сразу перемирие. Только как же им удалось его заключить?
– Они обменялись заложниками, – объяснила Охотница. – Ньёрд из ванов, его сын и дочь, Фрейр и Фрейя, в обмен на двух асов, одним из которых был Мимир.
Брови Ангербоды взлетели вверх, как только прозвучало ещё одно знакомое имя.
– Мимир? Самый ценный советник Одина? Эти заложники из ванов, должно быть, действительно важны, раз он согласился на такую утрату.
– О, не волнуйся, – мрачно сказала Скади. – Асы редко играют по правилам. В конце концов Один вернул его – по крайней мере, его голову…
Ведьма вздрогнула.
– И всё же… Даже для того, чтобы вначале согласиться на такую сделку… Кто эти ваны? Что в них особенного?
– Ньёрд – какой-то морской бог, но его дочь, Фрейя, якобы самая прекрасная из женщин, и говорят, что именно она научила самого Одина сейду.
– Да неужели?
«Вот и хорошо, пусть говорят, – подумала Ангербода. – Скоро никто и не вспомнит о трижды сожжённой ведьме, и меня оставят в покое».
– Да, – продолжала ётунша, – и теперь Фрейя живет среди асов. Я слышала, что у неё есть свой чертог и всё такое.
Колдунья поёрзала и ещё плотнее закуталась в плащ. Фрейя – до войны она была совсем молоденькой – одна из первых в Ванахейме стала уговаривать Гулльвейг научить её сейду, и это так хорошо отложилось в памяти потому, что девушка была изумительно красива и необычайно убедительна. Лица её и Одина были единственными, что Ангербода отчётливо помнила с тех времен, когда была Гулль- вейг.
– Так что, ты умеешь делать то же, что и Фрейя? – спросила её Скади.
