Оля Большая быстро огляделась, и вдруг ее лицо просияло:
– Я назначаю назавтра королем тебя, Митя. Твой рассказ про цирк мне понравился больше всего – я даже не ожидала, что ты умеешь так красиво излагать мысли… Так что давай придумывай, о чем завтра будем рассказывать.
Митя растерялся. Это было то, чего он в данный момент своей жизни ожидал меньше всего – метаморфозы из вечно понукаемого старшего брата и подневольного школьника в Подземного Короля… Но парень конфузился недолго:
– Хорошо! Я готов, пожалуйста. Кстати, я еще вчера решил, что если когда-нибудь меня назначат Королем, то задам именно эту тему. Я часто о таком думаю. Именно о таком… Пожалуйста. Пусть завтра мы будем рассказывать о человеческих поступках. Но не просто поступках, а таких, знаете, с большой буквы…
Второй день Декамерона,
в который рассказываются истории о Поступках с большой буквы.
И день этот начался весьма бодро: едва выпив чаю (а он имелся в наличии почти что целебный – из сушеных листьев мяты, чабреца и смородины, заботливо приготовленный Катюшей еще месяц назад и удачно прихваченный во временное, как ей казалось, убежище), почти все обитатели бункера ринулись наверх, в лес. Каждый со своей скоростью – но все целенаправленно лезли по скобам один за другим, страхуя детей и не особо нуждавшегося в том Соломоныча, – выкарабкивались, подставляли лицо молочному свету очередного теплого пасмурного денька, бурно дышали после душной и затхлой атмосферы подземелья. Внизу осталась лишь все та же несчастная Катя, обреченная на вечную кухонную лампу своим восьмимесячным животом, – и составившая ей компанию из товарищеских чувств Маша. Впрочем, Катю негласно блюли по очереди все, кроме детей и упорно хранившего ледяное равнодушие Бориса.
Соломоныч снова уверенно повел Макса на разведку с целью подготовить ограбление соседского подвала, Станислава решили пока не привлекать – и он с удовольствием без всякой цели нарезал концентрические круги вокруг люка в сопровождении деловитой задумчивой жены, зорко выглядывающей у древних стволов молодые боровики. Сегодняшний король Митя намеренно разъединился с матерью и сестрой и стал углубляться в лес, старательно запоминая приметы: он желал урвать собственный небольшой кусочек любимого созерцательного одиночества… Татьяна, убежденная в том, что дочка ее, как всегда, следует за ней, как теленок за Буренкой, шла вдоль неглубокого оврага у просеки, мечтая о ярких огоньках подосиновиковых шляпок, то и дело вспыхивавших в побуревшей траве среди золотых монеток палых березовых листьев.
А Оля Маленькая завороженно смотрела на просеку: там несколько раз серым комком отвесно падал с неба меткий ястреб, расправляя громадные угловатые крылья прямо у земли, – и тотчас взмывал в небеса с зажатой в безжалостных когтях мелкой, еще живой добычей, последним чувством которой становилось, наверно, удивление… Оля подумала, что там не один ястреб, а два, – уж больно часто они падали и взлетали – и решила, что это, должно быть, ястреб с ястребихой добывают пропитание для своих маленьких ястребят. Девочка прекрасно понимала, что она слишком большая для того, чтобы хищник мог посчитать ее своей жертвой, – и поэтому безбоязненно перепрыгнула канаву и вышла на широкое открытое пространство. Уф! Здесь даже дышать было легче, чем в древнем лесу среди страшноватых елок. Просто не верилось, что это елки: елки – такие невысокие, сочно-зеленые колючие деревья для Нового года, а здесь что? Черные чудища какие-то – макушек не видно, а, чтобы обхватить одно такое дерево, нужно… Оля задумалась… Нужно, наверно, пять таких же девочек, как она. Считать она умела не до пяти, как какая-нибудь малышка, а до тысячи – ни больше, ни меньше. И знала, что дальше будут две тысячи, и три… Но считала сама, не пропуская ни одной цифры, только до тысячи – это чтобы тихий час в детском саду не казался таким длинным – ведь уснуть все равно никогда не удавалось. Оля даже удивлялась, почему она одна не спит, когда все, все дети сразу засыпают и даже разговаривают во сне, – и воспиталка ее ругала, кричала: «Лежи и не шевелись!»… Старая злая обезьяна. Хорошо, что закончился проклятый детский сад с его бесконечным тихим часом, она стала большая и пойдет в школу, когда кончится карантин… В садике тоже был однажды карантин по ветрянке, так что Оля прекрасно знала, что это такое. Ну, а теперь карантин для взрослых, и им приходится жить в подполе – а детей ведь никуда не денешь, вот и приходится Оле сидеть со всеми в темноте. Но это ничего, главное, что с мамой… Она оглянулась: голубая куртка мамы, павшей на коленях перед очередным грибом, ясно виднелась за недалеким кустом. Все в порядке, можно еще чуть-чуть пройти, посмотреть, за кем охотятся эти муж и жена ястребы.
Девчонка осторожно двинулась вперед в своих ловких и блестящих резиновых сапожках. Она прекрасно знала, что может упасть и расквасить нос, поэтому внимательно смотрела себе под ноги, чтобы не запутаться в густой и цепкой, уже рыжеватой траве. Вдруг ноги ее заскользили куда-то вниз, и, не успев вскрикнуть, Оля Маленькая тихонько съехала на попе в неглубокий овраг, поросший кустами. Она понятия не имела, что здесь есть овраг, думала – просто кусты небольшие растут. А оказалось – они вон какие высокие, над оврагом только верхушки… Среди тонких стволов виднелись какие-то красивые вишневого цвета грибы на тонких ножках. Надо показать их маме, чтобы узнать, съедобные или нет. И лизать их нельзя: если они ядовитые, то так можно отравиться. Оля снова посмотрела назад – но не увидела ничего, кроме покатого склона оврага. Значит, нужно выкарабкиваться обратно. Но с первого раза это не удалось – трава, оказывается, такая скользкая, а когда она попыталась зацепиться, то вырвала разом два пучка с корнями и землей. Фу, ну вот, теперь еще и руки грязные. Сейчас она отдохнет и попытается снова – со второго раза точно получится. Оля присела на кочку, задрала голову – и дух захватило: тонкие пушистые тучки никуда не делись, но солнце, верно, где-то уже выглянуло, позолотило небо над облаками, и теперь они весело бежали, как легкие серые овечки по лугу с желтыми одуванчиками. Девочка загляделась, улыбаясь и щурясь, и, чтобы смотреть на необычное небо было удобнее, прилегла на спину. Овечки все бежали, она все больше щурилась и меньше улыбалась, было тихо и тепло… Надо позвать маму, чтобы она тоже посмотрела. Нет, лучше потом. Сначала она сама немножечко посмотрит…
Татьяна хватилась дочери не сразу – она, вероятно, долго еще рассеянно беседовала сама с собой на грибную тему, воображая, что говорит с Олей, и спохватилась только когда поняла, что слишком долго нет никакой реакции. Обернувшись, она увидела, что стоит одна, с почти полным пакетом калиброванных, вчерашнего выпуска подосиновиков, на краю канавы у просеки, рядом с кустом, украшенным несколькими золотящимися в холодноватом солнечном свете паутинками.
– Оля, иди сюда, – лишь чуть-чуть повысив голос, позвала Татьяна, уверенная, что девочка просто немножко замешкалась.
В ответ не донеслось ни звука.
– Оля! – громко крикнула мать, напряженно вслушиваясь и чувствуя, как изнутри быстро и неуправляемо нарастает черная волна безобразной паники.
– Оля!!! Оля!!! Оля!!!
Зов матери, потерявшей дитя, прозвучал так первобытно-дико, что со всех сторон к ней кинулись испуганные карантинники – и женщина сразу безошибочно выбрала нужную жертву:
– Где твоя сестра?! – рявкнула она в лицо ничего не понимавшему сыну. – Где она, отвечай!
– Мам, я не знаю, она с тобой была… – растерянно пробубнил юноша.
– Она была с тобой, а не со мной!!! Она, во всяком случае, пошла к тебе!!! И где она, я тебя спрашиваю?!! – подхваченная слепым вихрем истерики, Татьяна хотела схватить сына за ворот и трясти его, трясти, пока не появится дочка.
– Тихо, тихо, тихо! – бросился между ними Станислав. – Сейчас найдем. Вы ведь недавно свою дочку видели?
Мать лихорадочно пыталась вспомнить – и понимала, что не видела ребенка очень давно. Что она, собственно, совсем не видела Олю – а только долго говорила что-то незначительное («А вот и еще грибок…»), не заботясь об ответе в полной внутренней уверенности, что ребенок никуда не денется… Что она не знает, когда именно девочка отошла, или… или когда ее незаметно схватили люди или звери. Осознав это в одну страшную секунду, Татьяна побелела и зашаталась, схватившись за березовый ствол…
– Она не могла далеко уйти, – решительно сказал Станислав и, секунду подумав, скомандовал: – Строимся в цепь в пределах видимости друг друга. Идем галсами и зовем. Она, наверно, устала и присела отдохнуть…
– Ра-астянись в цепь, чего стоим! – поддержала протяжным голосом Оля Большая.
Цепь получилась коротковатой, но шустро тронулась в противоположную сторону от просеки, оглашая трехсотлетний лес давно привычными ему и скучными криками: «Ау-у! О-оля! Ау-у!».
Нашли только к обеду. Случайно. Когда, испуганные и обессилевшие, вернулись на исходную позицию, чтобы, может быть, поискать какие-нибудь следы… Митя, рассеянно глянувший на просеку, вдруг задохнулся, выпучил глаза и стал безмолвно тыкать пальцем вперед. Поглядев в сторону, указуемую трясущимся перстом, все одновременно увидели, как среди оранжеватой травы то появляется, то исчезает небольшой ярко-синий бант, – и, не сговариваясь, поскакали по кочкам в его сторону…
Оля, растрепанная и без шапки, с пунцовыми щеками, в распахнутой курточке, молча карабкалась вверх по склону оврага, соскальзывала, срывалась, но, отдуваясь, упрямо предпринимала следующую и следующую попытку, как самолет, не сумевший сразу благополучно выпустить шасси, с надеждой заходит все на новый и новый круг… Татьяна первая спрыгнула к дочери и прижала к себе, покрывая поцелуями:
– Доченька… Ты испугалась… Как же ты испугалась… Я здесь, здесь, все хорошо… Не бойся…
– Мама, но я совсем не испугалась, – рассудительно сказала на секунду отпущенная девочка. – Там было так хорошо… Никого нет… Тепло… И… – она помычала, подбирая слово: – Блаженно.
– Не выдумывай. Ты до смерти испугана! – строго сказала Татьяна – и не поняла, почему остальные разом тихо захохотали…
* * *
К вечеру эмоции утихли – тем более, что и гордый Соломоныч, вернувшийся из разведки с Максимом, торжественно сообщил за ужином подземному сообществу, что в кладовую они успешно, безо всяких неприятных приключений проникли, и «это оказалась не кладовая, а сокровищница, если учитывать наше с вами положение». Станислав с радостью согласился, а Борису попросту приказали, немилосердно намекнув на его дармоедское положение, ехать завтра на погрузку первой партии домашних заготовок, обнаруженных в уцелевшем подвале. Но от нетерпения почти не поевший Митя уже махал своими королевскими руками во все стороны:
– Господа, господа, мы начинаем! Начинаем! У всех готовы истории?! Тогда поднимите руки, кто… В смысле, скажите, кто хочет начать первый… – и, выждав лишь номинальную паузу, ровно такую, чтобы никто не успел собраться с мыслями, звонко крикнул: – Тогда я!
И так началась
История первая, рассказанная королем Второго Дня Декамерона восьмиклассником Митей, о том, как его друг с помощью смелого поступка избавился от тяжелого заикания.
Мой лучший друг – мама, ты знаешь его, это Витька – отдыхал в Крыму с родителями два года назад. В городке был парк аттракционов, а в нем – такая большая парашютная вышка, наверное, с пятиэтажный дом высотой. Пацанва прыгала, и даже некоторые девчонки решались. Ну, и Витька, конечно, тоже захотел прыгнуть – а как же! Разве он не мужчина? Отправился в парк аттракционов с новыми друзьями по пляжу и, когда они вместе приблизились к вышке, решил, что прыгнуть с нее – плевое дело: не такой уж и высокой она снизу казалась. Что такое двадцать метров?
Но он-то прыгал впервые, а товарищи его уже спрыгнули каждый по нескольку раз. Витька решил продемонстрировать им свою смелость – и первый взобрался по ступеням, надел с помощью инструктора подвесную систему, храбро ступил на площадку для прыжков и глянул вниз… Шагать в бездну с высоты пятого этажа ему уже не показалось таким привлекательным, как внизу. Но позорно отступить на глазах уже готовых расхохотаться спутников он, конечно, не мог – и непременно прыгнул бы сам. Непременно! Только добрые ребята решили помочь: в тот последний миг, когда он почти собрался с духом, его резко толкнули в спину. Дурость, но лично я их не осуждаю. Они же прекрасно знали, что это безопасно! Спуск прошел нормально, Витек плавно приземлился. Вот только говорить он больше не мог. То есть, звуки произносил, но сложить их в понятные слова никак не удавалось, потому что заикаться стал буквально на каждом звуке…
В Москве родители долго лечили его, водили по разным медицинским светилам и даже заплатили большие деньги гипнотизеру. Может, и были улучшения – только едва заметные. Я вообще не понимал, что он говорит, общались почти знаками. Год в школе ему пришлось пропустить. Из бойкого и активного парня он превратился в угрюмого молчуна с большими страшными глазами… Будущее стояло под большим вопросом… И вот, снова пришло лето.
Однажды утром его мама, Елена Васильевна, долго и тревожно смотрела на сына и мужа, словно не решаясь что-то сказать. Наконец, встала и, собравшись с духом, произнесла: «Собираем чемоданы! Мы снова летим туда же!». Витек, конечно, не хотел возвращаться в такое ужасное место, при одной мысли волосы шевелились, да и отец был против – но мать настояла. Когда они только сошли с самолета, еще до того, как поселиться в отеле, она вдруг велела всем идти в тот же парк аттракционов, к той самой вышке. Потом она рассказывала, что ее сын был бледен, как полотно. Вышка, к счастью, работала, но, по случаю раннего часа, посетители еще не подтянулись. «Немедленно лезь! – скомандовала Елена Васильевна. – Лезь – и прыгай. Сколько хочешь стой на площадке, но только прыгни. Сам. Иначе ты навсегда останешься… – она помолчала и жестоко добавила: – Жалким заикой». Она думала, что Витька начнет отказываться, но он неожиданно согласился. Быстро купили билет – и пацан полез вверх, к инструктору. Родители внизу тревожно жались друг к другу. «Думаешь, поможет?» – робко спросил отец. «Не знаю, – честно ответила мать. – Но если это не поможет, то и ничто другое…». Вскоре они увидели, как белый купол начал плавно спускаться. Вот сын уже на ногах, снимает «постромки»… Родители бросились к нему – отец даже заборчик сгоряча перепрыгнул! «М-мама, п-папа… – вполне членораздельно сказал Витька. – Я п-прыгнул… Сам». С тех пор уже год прошел – Витек все еще заикается. Но совсем чуть-чуть. Только когда очень уж волнуется. Вот это Поступок, я так считаю.
– Ого! – покачал головой Макс. – Силен парень. Молодец, хорошего друга нашел. Ты его держись.
– Да этот его Витька… Он, представляете, к попам бегает, в церковь. В двадцать первом веке! И Митю моего таскает… Прямо не знаю, что делать, – пожаловалась Татьяна.
– Татьяна, вы что говорите-то?! К наркоманам он его таскает? К преступникам? Там что – плохому учат? Вы радоваться должны, что сын такого товарища встретил. Такого, а не… другого какого-нибудь, – сказал Станислав.
– Вот! Вот! Если уже учителя это одобряют, то я не знаю, куда нам еще катиться! – вспылила Татьяна. – Во все цивилизованные века в России все передовые люди, особенно писатели… педагоги… резко отрицательно относились к суевериям, а теперь моду взяли…
– О, да, особенно, например, Достоевский. И Гоголь, – парировал Станислав.
– Э-э, господа, господа хорошие! – призвала их к порядку Маша. – Давайте мы сначала отсюда целыми и невредимыми куда-нибудь выберемся… с Божьей помощью… а потом уж будем решать, куда мы катимся и в Кого верим или нет. Эти… вечера с рассказами мы придумали для оздоровления обстановки, а не для раздувания конфликтов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67121913&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
