12
В течение следующих трех дней Отец просиживал за планшетом в своем маленьком номере. Искал, отфильтровывал, бегло прочитывал, иногда останавливался, откидываясь назад. Из-за жары и воздействия фотографий и видеоматериалов, которые он находил, кружилась голова и накатывала тошнота. Ему не потребовалось много времени осознать, что, если Король Смерть связан с похищением его дочери, то шансы изменились и риски неисчислимо возросли, возможно настолько, что у него отобьет всякое желание покидать номер.
В его памяти всплыли давние инциденты в Бристоле, Лондоне, Глазго, Кардиффе, Лидсе и Плимуте. Списки жертв и фотографии покрытых шрамами, татуированных, бесчувственных лиц мужчин, которые проделывали с людьми такое, что было бы неуместно даже в средневековых битвах. Эти деяния постепенно стали восприниматься общественностью с оцепенелой обреченностью. Еще одно непредвиденное последствие экономического неравенства, кризиса с беженцами, нескончаемых убытков от аномальной жары, штормов и наводнений. Эти факторы предоставляли бандам все возможности, чтобы ускоренно добиваться своих целей посредством вымогательства, взяточничества, похищения людей, шантажа, запугивания и насилия.
В сороковые годы страну захлестнула череда убийств на почве мести и войн за территорию. Людей душили, жгли, убивали выстрелом в голову и обезглавливали. Каждый способ убийства превращался в подпись банды в зловещем состязании, кто обрушит еще больший кошмар на мир, уже рыдающий от ужаса. Но именно «Короли» были истинными правящими монархами разорения, порока, коррупции и убийств.
При виде того, что они сделали в Бристоле в 47-м, Отец отвернулся от экрана. Представители общественности обнаружили тела до прибытия полиции, сфотографировали и опубликовали снимки. На полу террасного дома лежали восемнадцать обезглавленных тел со связанными руками. Жертвами были торговцы людьми, не пожелавшие подчиняться более жестокому клану, который поощрял обезглавливание, чтобы оставить после себя след в ужасном десятилетии. Это была бесконечная карусель из пожаров, усыпанных стеклом улиц, тел под брезентом, сверкающих на солнце полицейских щитов, плакатов, снятых с воздуха разрушенных домов в других графствах, бурлящей бурой воды, стремительно текущей там, где когда-то жили люди, согнутых пополам деревьев и палаточных поселений, простирающихся в бесконечность. И Король Смерть процветал в этом хаосе.
Ухмыляющаяся костлявая фигура в развевающихся лохмотьях была более эстетичным атрибутом, которым гордилась банда. Их самоуверенность была настолько наглой, что рядовые бойцы татуировали у себя на шее или на спине ее, обвитую погребальными свитками со списками их деяний, написанными на латыни. На улице или в тюрьме татуировка являлась лучшей защитой, чем бронежилет.
Независимые журналисты давно утверждали, что в отношении банды никогда не велось серьезных расследований. Если они убивали своих членов или бандитов из соперничающих с ними группировок, а не обычных людей, то сохраняющая нейтралитет и перегруженная работой полиция, видимо, придерживалась политики «сдерживания и наблюдения».
Приоритетами того времени министерство внутренних дел называло изменение климата, гражданские беспорядки и терроризм. Раз в два года проводилась эвакуация гражданского населения из пострадавших от непогоды частей страны. Регулярная армия несла караульную службу и неустанно патрулировала электростанции, посевы, солнечные фермы, фабрики по производству синтетической еды и закрытые общины, постоянно переманивавшие полицейских и солдат к себе и щедро за это платившие. Необходимо было контролировать огромный поток беженцев, следить за тем, чтобы во время эвакуации из затопленных районов дороги были свободны. Этим было поглощено все внимание защитников закона, порядка и безопасности. Достаточно было десять минут посмотреть новости, чтобы довольствоваться официальными объяснениями того, почему страну захватила преступность, как политическая, так и организованная. Даже богатые не были застрахованы.
От преступности не было спасения. Ее приняли и с ней смирились, как и со многими другими страшными вещами. И она проникла во все сферы деятельности, как сказала Скарлетт, особенно в политику и частный бизнес.
Отец всегда знал, что глупо полагать, что люди забудут старый мир и будут довольствоваться его еще пригодными к эксплуатации реликвиями. Банды занимались поставками, когда другие не могли, либо копили ресурсы для себя. Было ошибкой считать, что обычные люди смогут обходиться без мяса и довольствоваться зерном и синтетикой. Они поняли это двадцать лет назад, когда занимались поставкой продовольствия. Черные рынки были неизбежным явлением. Люди знали, что то, что им нужно, где-то доступно. Люди знали, где они предпочли бы оказаться. Люди заплатят любые деньги за лекарство, если у них заболеет ребенок.
После того как Отец вернул вещи дочери в рюкзак, а рюкзак – в шкаф, руки у него дрожали. Закрыв глаза и уставившись в одну точку, он попытался прогнать из головы все образы жертв Короля Смерти и своих собственных. И те и другие обладали неуютным сходством, словно знаки на сходящихся в одной точке трассах, ведущих в одном направлении, к далекому месту встречи.
Когда он почувствовал, что в состоянии осмотреть свое снаряжение, то разложил его на кровати и перезарядил пистолет. Затем перебрал последний комплект свежего нижнего белья. Одевшись, посмотрел в Интернете спутниковые снимки «Коммодора» и дома Рори Форрестера, подручного Короля Смерти.
Прежде чем покинуть номер, он оставил Скарлетт Йоханссон голосовое сообщение: «Мне очень жаль… Я ухожу… Сегодня мне нужно поговорить с Рори Форрестером. Что бы ни случилось, никто никогда не узнает, что ты помогала мне. Клянусь».
13
Направляясь к «Коммодору», Отец вспоминал, как выглядели город и гавань много лет назад, когда во время отпуска им с женой впервые довелось увидеть Торбей с моря. Они сели на паром из Торки в Бриксхем, и с палубы любовались видом скал и холмов, покрытых белыми, похожими на детские кубики зданиями. Выдуманный город, потрясающий в ярком солнечном свете, маскирующийся под Эльдорадо, Танжер или Пейю, с пришвартованными прогулочными катерами и яхтами, чьи мачты напоминали копья рыцарей, собравшихся в бухте.
Далекие толпы в гавани могли даже сейчас пробудить смутные воспоминания о старых Каннах и Сен-Тропе. По крайней мере в тех, кто знал, что раньше это место называлось Ривьера и что на ее тенистых террасах можно было потягивать прохладные напитки или наслаждаться блюдами из морепродуктов, сидя в одежде из легкого хлопка на белой от соли палубе. Даже сейчас многочисленные колонны бывших элитных апартаментов и домов для престарелых, переданные первым, самым удачливым беженцам из затопленных районов побережья и пострадавших от наводнений городов, по-прежнему выглядели великолепно. Но только если смотреть на них издалека – с воздуха или блистающего моря.
Пробираясь через окраины того, что осталось от маленького полуострова Ливермид, почти полностью размытого до обочины дороги, ведущей из Престона, Отец старался держаться в тени огромного волнореза и двигался на восток.
Толпящиеся люди отворачивались, подталкивали Отца локтями, их лица постоянно менялись, в них читался либо вызов, либо равнодушие. Одна половина длинной, ведущей к гавани дороги была черной от тени, и в ее драгоценной прохладе теснились многочисленные фигуры. В основном иностранцы, не желавшие тратить больше времени, чем необходимо в лагерях, переполненных шале, находящихся дальше к востоку, или в шумных городских многоквартирниках. По дороге с одной проезжей частью медленно ползли старые хрипящие автобусы и несколько машин.
Толпы. Всякий раз, когда он сталкивался с толпами, они добавляли его поискам почти невыносимое ощущение тщетности, и он проглатывал этот комок отчаяния, словно одинокая чайка – кусок морского мусора. Поскольку эти сцены находились в постоянном движении, ни одна из них не могла быть воссоздана с какой-либо степенью точности. Деревни, города и городишки бесконечно перезаселялись, и все больше и больше лиц заполняли маленькие пространства. Люди научились уходить в себя и смотреть поверх этих многочисленных голов, чтобы не ощущать бремя этих масс. И как в таких толпах отыскать одну маленькую девочку с испуганными голубыми глазами и черными как смоль, унаследованными от матери волосами, с прыгающей походкой и с привычкой сразу же плакать, когда ей становится страшно? Ей было всего четыре, когда ее забрали из дома.
Как возможно помнить одно крошечное личико? Ежедневно этими тропами бродили сотни тысяч людей, появляясь и исчезая. Разум не в состоянии хранить в памяти такое количество лиц, проносящихся мимо в бесконечном потоке дней, недель, месяцев и лет.
Два года.
В тот день, когда она была похищена, свидетелей не было. Ни одного.
И больше никто тебя не ищет. Только папочка.
Кто-то должен заговорить – кто-то, кто присутствовал там и помогал затащить маленькую фигурку в машину, либо кто-то, обладающий секретной информацией. Скоро они зашепчут либо будут выплевывать свой рассказ вместе с кровью из разбитого рта. Рассказ, который поможет ему приблизиться к цели.
Вы зажимали ей рот или накачивали ее наркотиками? Открыла она снова глаза? Открыла и увидела монстра? Ее крошечное сердце не выдержало при виде пропасти, разверзшейся между воротами палисадника и ее темными глазами?
За каждую пролитую ею слезу я буду вырывать по кусочку вашей трепещущей плоти. Вы испытаете все те ужасы и страдания, которые пережила она.
Углубляясь в гавань, Отец заставил себя прогнать прочь мысли, продолжавшие постоянно посещать его, отчего лицо у него превратилось в бескровную деревянную маску, скривившуюся от боли старых переживаний. И мука от этих воспоминаний была вечной.
От прежнего прибрежного рая не осталось и следа. Отец будто странником попал в древние времена, высадился на берег в душном улье пиратов, рабов, головорезов, беспризорников и карманников, запыленных и отчаявшихся попрошаек и апостолов мутировавших религий, чья вера все сильнее укреплялась знамениями конца света. Все устремлялись сюда из мест, превратившихся в запеченную глину и сожженных дотла, прибывали в город, осажденный и атакуемый безжалостным и вместе с тем бесконечно безжизненным морем.
Немногочисленная молодежь улыбалась друг другу в обнесенной высокой стеной гавани, скользя вдоль широкой улицы под иссохшими под палящим солнцем зданиями. Зданиями, которые воздвигли викторианцы, не подозревавшие, что те станут такими грязными и облезлыми, как сейчас, спустя два столетия после того, как промышленная революция изрыгнула угольные печи и горелки.
Над гаванью Отец видел утес, покрытый длинными ранами эрозии, с вкраплениями белого щебня от обрушившихся несколько лет назад башенных домов, когда дожди смыли верхний слой красной почвы и глинистые потоки устремились к морю. Заброшенные здания стояли на вершине утеса, словно самоубийцы на краю пропасти, таращась пустыми глазницами на коварную бухту, многие годы сотрясавшую их штормовыми ветрами и приливными волнами. Но город не был заброшен. Пока. Потрепанный и разрушающийся, он все еще кишел людьми, поскольку мест, куда можно было уйти, становилось все меньше. Но когда весь этот город будет окончательно смыт, – гадал Отец, – и его фундамент станет выбеленным, словно разбитые клювами чаек ракушки?
Мужчины, которые стояли вдоль пристани, прислонившись к стенам, или возле дверных проемов, под дырявыми вывесками с устаревшей рекламой дискотек, плавательных бассейнов и рыбных блюд, наблюдали за Отцом, словно угрюмые часовые. Над вывесками возвышались остатки неоклассических арок, куполов, вычурных каменных балконов и других мещанских капризов. Когда Отец встречался с мужчинами глазами, те отворачивались, хотя у него складывалось впечатление, что его присутствие им вовсе не безразлично.
Пахло жареной соей, маслом, домашним сахаром, коврами, залитыми пивом и нагретыми на солнце. Над толпами плыли звуки винтажной электронной музыки. От запахов пота, морской соли и канализации спертый воздух становился еще душнее. Огромные чайки с разинутыми в жуткой гримасе клювами, казалось, только и ждали, когда кто-то внизу споткнется и упадет. Их помет образовал грязные наросты на водосточных трубах и декоративной штукатурке.
Отец пробирался вдоль огромного бетонного волнореза, заслоняющего собой смертоносный водный горизонт. Двигался боком, пригибаясь, сквозь толпы торговцев наркотиками, выставляющих перед ним руки, словно шлагбаумы. Предложения купить кокаин, амфетамин, экстази, героин, в основном местный и только что приготовленный, произносились шепотом, словно запретные, мистические заклинания разномастных пророков и прорицателей. Арабы, африканцы, греки, испанцы, турки, алжирцы, египтяне, краснолицые, изнывающие от жары англичане, мускулистые и потеющие, толпились вдоль всей набережной, перед пабами и лотками с мороженым, кафе с марихуаной и некоторыми все еще открытыми ресторанами, продающими стряпню из искусственного мяса и рыбы.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66867053&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Notes
1
Перевод О. Сороки.
2
Желтый известняк, который после выветривания придает зданиям красивый медовый или золотой оттенок.
3
Верхние два процента мирового населения, в чьих руках сосредоточено максимальное количество денежных средств и материальных ценностей.
4
До самой смерти (лат.).
5
Ничто. Никто (лат.).
