– О, что вы! – Он неистово качает головой. – Она определенно руководила. Чрезвычайно активный менеджмент, нет слов.
Я напрягаюсь. На языке вертится гневная отповедь. Кто-то должен был взять это на себя! Ты же не соизволил поучаствовать и сделать хоть что-нибудь! Но, прежде чем я успеваю выпалить все это, мистер Чавес спрашивает:
– А вы написали доклад?
– Да, сэр, – отвечает Квинт. – И предоставил фотографии.
Учитель одобрительно хмыкает, словно получил важную информацию, но мои губы кривятся в усмешке. Предоставил фотографии? Простите, но даже второклассник способен вырезать фотографии из журнала National Geographic и наклеить их на картон.
– Отлично. Спасибо вам обоим.
Мы выбираем разные проходы между рядами, чтобы вернуться на свои места, но мистер Чавес останавливает меня.
– Пруденс! Давай оставим указку у доски, хорошо? Не хотелось бы, чтобы мистер Эриксон получил увечья, когда мы так близки к окончанию учебного года.
Под смех одноклассников я возвращаю указку на место, стараясь не выглядеть совсем уж побитой. Теперь, когда руки свободны, я подхватываю макет и несу его к нашему общему столу.
Подперев голову рукой и прикрывая рот ладонью, Квинт наблюдает за мной. Или за макетом. Жаль, что я не могу читать его мысли. Жаль, что не вижу в нем раскаяния за то, что он палец о палец не ударил, чтобы мне помочь. Или, по крайней мере, стыда за то, что он опоздал в самый важный день года, бросив меня на произвол судьбы.
Я бы с удовольствием увидела его смущение от осознания того, что моя часть проекта полностью затмила его вклад. Сгодилось бы даже хоть какое-то проявление признательности за то, что я весь год тянула на себе наше так называемое партнерство.
Я ставлю макет на стол и сажусь на место. Наши стулья стоят по краям стола, потому что мы оба инстинктивно стремимся держаться как можно дальше друг от друга. Вот уже несколько месяцев с моего правого бедра не сходят синяки от ударов о ножку стола.
Квинт отрывает взгляд от макета.
– Я думал, мы отказались от лодочных экскурсий на Аделай, поскольку они могут нанести вред популяции морских слонов.
Мое внимание приковано к мистеру Чавесу, который подходит к доске.
– Если хочешь, чтобы люди заботились о морских слонах, следует показать им морских слонов. Причем не тех полумертвых, которых кормят из бутылочек на операционных столах.
Он открывает рот, и я чувствую, что он готов ответить. А я готова опровергнуть любую глупость, которую он собирается произнести. Во мне снова вспыхивает ярость. Так и хочется крикнуть:
– Ты не мог бы исчезнуть? Просто. Хотя бы. Раз?
Но Квинт вовремя останавливается и лишь качает головой, так что я тоже сдерживаю гнев.
Мы оба молчим. Макет стоит между нами, тут же лежит и экземпляр доклада, хотя я упорно отказываюсь брать его в руки. Впрочем, я вижу обложку. По крайней мере, он сохранил название, о котором мы договорились: «Сохранение природы Фортуна-Бич через экотуризм», доклад Пруденс Барнетт и Квинта Эриксона. Морская биология, курс мистера Чавеса. Под нашими именами – душераздирающая фотография морского зверя, может быть, калана, морского льва или даже тюленя – никогда не удавалось их различать. Обмотанный леской, скрюченный как мумия, с глубокими рваными ранами на шее и плавниках, бедняга смотрит в объектив черными глазами, являя собой самое трагическое зрелище, какое я когда-либо видела.
Я сглатываю. Фото никого не оставит равнодушным, надо отдать ему должное.
– Вижу, ты поставил мое имя первым.
Сама не знаю, кто меня тянет за язык. Трудно сказать, что вообще заставляет меня разговаривать с Квинтом. Есть в нем что-то такое, из-за чего я физически не могу держать рот на замке. Словно у меня в запасе осталась одна пуля, и я не могу не выстрелить в последний раз.
– Хочешь верь, хочешь нет, но я умею расставлять слова в алфавитном порядке, – бормочет он. – В конце концов, детский сад я прошел.
– Потрясающе, – огрызаюсь я.
Он вздыхает.
Мистер Чавес делает пометки в блокноте и улыбается классу.
– Спасибо всем за фантастические презентации. Я впечатлен усердной работой и творческим подходом, которые вы показали в этом году. Завтра я выставлю всем оценки. А теперь, пожалуйста, передайте мне свои заключительные лабораторные отчеты.
Все начинают рыться в своих рюкзаках, поскрипывая стульями и шурша бумагой. Я выжидательно смотрю на Квинта.
Он явно в замешательстве.
Я поднимаю бровь.
Его глаза широко распахиваются.
– Ох! – Он открывает рюкзак и пытается что-то найти в своих мусорных залежах. – Я совсем забыл об этом.
Да чтоб тебя!
– Ты забыл его принести? – спрашиваю я. – Или забыл сделать?
Он морщится.
– А если и то и другое?
Я закатываю глаза, а он вскидывает руку. От его мимолетного смущения не осталось и следа.
– Тебе не надо в этом признаваться.
– Признаваться? – машинально повторяю я, хотя в голове крутится множество самых разных, но одинаковых по смыслу, слов: никчемный, ленивый, беспомощный…
– Я поговорю с мистером Чавесом, – продолжает он. – Скажу ему, что мой просчет и что я отправлю ему отчет по электронной почте сегодня вечером…
– Не утруждай себя. – Я открываю свою папку по биологии, где сверху лежит лабораторный отчет, аккуратно распечатанный и снабженный дополнительной круговой диаграммой экологической токсикологии. Перегнувшись через стол, я передаю отчет дальше по рядам.
Повернувшись к Квинту, я вижу, что он… злится?
– В чем дело? – спрашиваю я.
Он кивает на отчет, исчезающий в стопке остальных.
– Ты не доверила мне сделать его?
Я выдерживаю его взгляд.
– И оказалась права.
– А как насчет того, что мы команда? Может, вместо того чтобы делать его в одиночку, стоило напомнить мне? Я бы справился.
– Не мое дело – напоминать тебе о домашних заданиях. Как и о том, что надо вовремя приходить на урок.
– Я был…
Я обрываю его на полуслове, раздраженно всплеснув руками.
– Где ты был, это уже неважно. Давай просто скажем спасибо за то, что наше партнерство наконец завершилось.
Он что-то сипит в ответ, и хотя я думаю, что он со мной согласен, все равно вспыхиваю от злости. Я весь год тащила на себе нашу команду и, можно сказать, пахала за двоих. Я – лучшее, что могло с ним случиться.
Мистер Чавес собирает переданные ему отчеты.
– Да, я знаю, что завтра последний учебный день, и вам не терпится уйти на каникулы. Но урок еще не кончился, и поэтому, будьте добры, запишите домашнее задание.
Класс дружно стонет, а мистер Чавес берет зеленый маркер и начинает писать на белой доске.
– Знаю, знаю. Но сами подумайте. Возможно, это мой последний шанс поделиться с вами великим знанием. Не лишайте меня этого удовольствия, хорошо?
Я беру ручку и записываю задание в дневник.
Квинт этого не делает.
Звенит звонок, и он первым выходит из класса.
Три
– Я в принципе не против домашних заданий, – говорит Джуд, лениво листая учебник морской биологии. – Но в предпоследний день учебного года?! Это признак тирана и деспота.
– Ой, перестань ныть, – одергивает его Ари, отвлекаясь от меню. Каждый раз, когда мы приходим сюда, она долго изучает его, хотя мы всегда заказываем одно и то же.
– По крайней мере, тебе предстоит летний отдых. А нам учителя дали подробные списки книг и планы заданий, чтобы «занять нас» на время каникул. Июль – месяц греческой мифологии. Ура.
Мы с Джудом отвечаем ей потрясенными взглядами. Мы сидим за угловым столиком в «Энканто», нашем любимом кафе на Мейн-стрит. Здесь бывает довольно много туристов, потому что пляж совсем рядом, часть его даже видна из окон. Но переполненным кафе бывает только по выходным, что делает его идеальным местом для тихих посиделок после уроков. Да и еда здесь – сочетание мексиканской и пуэрториканской кухни – просто потрясающая. К тому же Карлос, хозяин заведения, угощает нас бесплатной газировкой и приносит сколько угодно чипсов и сальсы. И никогда не жалуется на то, что мы занимаем популярный угловой стол. Честно говоря, я думаю, что ему нравится наша компания, даже если мы заказываем еду только в интервале от трех до шести пополудни, когда фирменные закуски подают за полцены.
– Что такое? – спрашивает Ари, наконец заметив наши взгляды.
– Я бы в любое время предпочел изучать греческую мифологию вместо планктона, – говорит Джуд, кивая на иллюстрацию в учебнике.
Ари фыркает в своей фирменной вы-ребята-не-догоняете манере. И, надо признать, так оно и есть. С тех пор как мы познакомились почти четыре года назад, у нас не утихают споры о том, что хуже – учиться в престижной частной школе Святой Агнессы или в нашей, Фортуна-Бич. Типичная история из серии «где трава зеленее». Мы с Джудом вечно завидуем малопонятным темам и планам уроков, на которые жалуется Ари. Ну, скажем, «Как трансконтинентальная торговля специями изменила ход истории» или «Влияние язычества на современные религиозные традиции». Ари же тоскует по подростковой «нормальности» с убогими столовскими обедами и отсутствием необходимости носить школьную форму.
Что, на мой взгляд, вполне справедливо.
Однако Ари не отрицает, что музыкальная программа в школе Святой Агнессы не может сравниться ни с одной государственной школой. Если бы не специализированные занятия по теории музыки и композиции, подозреваю, что Ари умоляла бы родителей перевести ее в другую школу.
Мы с Джудом возвращаемся к своим записям, а Ари обращает внимание на двух женщин за десертом, сидящих за соседним столиком. Перед Ари лежит раскрытый блокнот, а ее лицо становится задумчивым. Так бывает, когда она пытается подобрать рифму, сочиняя очередную песню. Я представляю себе балладу о кокосовом пудинге и первой любви. Почти все песни Ари посвящены ранней любви. Или страданиям из-за того, что в любви что-то пошло не так. Третьего не дано. Хотя, думаю, это можно сказать почти обо всех песнях.
Я перечитываю задание еще раз, надеясь, что это натолкнет меня на какую-нибудь идею. Двести пятьдесят слов о том, какие виды адаптации к жизни под водой могут быть полезны в нашей наземной среде обитания. Задание несложное. Мне следовало бы разобраться с ним еще час назад. Но после нескольких бессонных ночей, посвященных докладу об экотуризме, я чувствую себя так, словно мозг пропустили через мясорубку.
– Вот, нашел! Гигантская акула!
Джуд показывает мне картинку в учебнике. На снимке изображена поистине ужасающая акула с широко открытой пастью-пещерой, обнажающей не только огромные острые зубы, а как будто ее скелет, грудную клетку или что-то еще, уходящее вглубь тела. Это напоминает мне сцену, в которой кит проглотил Пиноккио.
– Она плавает у самой поверхности воды, подхватывая все, что попадается на пути.
– И чем это могло бы быть полезно тебе? – спрашиваю я.
– Эффективностью. Любая еда, мимо которой я прохожу, могла бы просто попадать мне в горло. Мне бы не приходилось жевать или останавливаться, чтобы поесть. – Он делает паузу, и его взгляд становится задумчивым. – На самом деле, из этого мог бы получиться отличный монстр подземелий.
– Лучше сказать, отвратительное чудовище, – замечаю я.
Он пожимает плечами и делает пометку в блокноте, который всегда у него под рукой.
– Кажется, кто-то из нас помешан на тайм-менеджменте.
Он в чем-то прав. Я ворчу и в шестой раз пролистываю учебник, а Джуд тянет к себе наш общий ноутбук. Вместо того чтобы открыть новый документ, он просто удаляет мое имя наверху, заменяет его своим и начинает печатать.
– Вот вам подкрепление, рабочие пчелки. – Карлос появляется с корзинкой кукурузных чипсов, гуакамоле и двумя видами сальсы. Сладкая сальса на основе гуайявы – для меня и Джуда, а ужасно острая, псевдомазохистская (чего ради проделывать с собой такое?) – для Ари.
– Учеба еще не закончилась?
– У нас завтра последний день, – отвечает Джуд. – Ари на каникулах с прошлой недели.
– Значит ли это, что я буду видеться с вами чаще? Или реже?
– Чаще, – отвечает Ари, улыбаясь ему. – Мы собираемся едва ли не жить здесь все лето, если ты не против.
Ари как школьница влюблена в Карлоса с тех самых пор, как мы начали приходить сюда. Это может показаться немного странным, учитывая, что ему, наверное, около сорока. Но он ужасно похож на молодого Антонио Бандераса. Да еще пуэрториканский акцент и умение готовить! И как тут винить девушку за то, что она немного влюблена?
– Вам троим здесь всегда рады, – говорит он. – Только постарайтесь не слишком злоупотреблять моей политикой бесплатной газировки, ладно?
Мы благодарим его за чипсы, и он неторопливо отходит к другому столику.
Джуд откидывается на спинку дивана и отряхивает руки.
– Готово.
Я отрываю взгляд от фотографии морского черта.
– Что? Уже?
– Всего двести пятьдесят слов. И от выполнения этого задания ничего не зависит. Поверь мне, Прю, это всего лишь попытка тирана и деспота проверить нашу преданность. Не зацикливайся.
Я хмурюсь. Мы оба знаем, что для меня это невозможно.
– Вот этот хорош! – Ари показывает чипсом на фото в учебнике. Капля сальсы падает на уголок страницы. – Ой, прости.
Я вытираю пятно салфеткой.
