В лесу уже властвовал вечер, размазывая контуры деревьев и кустов, делая нечеткими все линии. И только дорога, серебристой лентой ложилась мне под ноги, будто говоря: «Не бойся, я приведу тебя к дому.» Я подобрала палку, пристроила на один ее конец чемодан, а другой конец закинула себе на плечо и бодро зашагала дальше.
Я прошла километра три, когда за моей спиной раздался звук, надсадно работающего двигателя, и сзади мелькнул свет фар. Я отошла в сторонку, ожидая, когда машина проедет. Тормозить попутку я не планировала. Машина выскочила из-за поворота, гремя старым расхлябанным железом. Проехав мимо меня, древний ГАЗик, который был ровесником моего деда, начал тормозить. Подняв клубы пыли, он остановился. Водитель вылез на ступеньку машины и заорал дурным голосом.
– Варька, ты что ль?!
Голос мне показался знакомым. Я подошла ближе. Круглая физиономия с повислыми, как у запорожцев, седыми усами, глаза в сеточке разбегающихся морщин, и неистощимый оптимизм во взгляде. Я радостно гаркнула в ответ.
– Я, дядь Саша!!
– Дак, чего стоим?! Залазь в кабину!!
Он спрыгнул со ступеньки машины, одним непочтительным движением к моей собственности, закинул чемодан в кузов. Я оббежала ветерана автомобилестроения, и, сумев открыв дверцу, залезла в кабину. Старые пружины под истертым дермантином жалобно скрипнули подо мной, будто, здороваясь. Дядя Саша залез на водительское место и хлопнул дверью. ГАЗик весь содрогнулся, но, к моему удивлению, не рассыпался. Мотор протестующе взревел, и мы помчались по дороге.
– Ты никак к деду в гости? – Радостно спросил водитель, отчаянно крутя баранку и, стараясь переорать звук работающего двигателя.
Машина подскакивала на ухабах, едва-едва успевая вписываться в повороты. Я, вцепившись в железную ручку сбоку двери, прикрыв глаза от страха, и ожидая, что вот-вот, очередная сосна начнет перебегать дорогу, невнятно промычала.
– Да, к деду. Только, я не в гости. Я насовсем.
– Иди ты!!! – С восторгом выдохнул дядя Саша и уставился на меня во все глаза.
Внутри у меня все сжалось в комок от страха, потому что, в этот момент он совсем не смотрел на дорогу. Умненький старичок-ГАЗик, чудом обогнул очередное препятствие и, поскрипывая железом, понесся дальше. А я, на чем свет стоит, проклинала мысленно свою покладистость. Шла бы сейчас по лесу, наслаждалась видом, дышала бы чистым воздухом. Долго ругать себя у меня не вышло. Машина скрипнула тормозами, и остановилась, как конь, на всем скаку. Я чуть не вышибла лобовое стекло головой, но, обошлось без увечий.
– Приехали! – Радостно провозгласил лихой водитель, а я, с трудом разжав пальцы, вцепившиеся в ручку, с облегчением выдохнула. На дрожащих ногах, я спустилась на твердую землю. Господи!! Да, американские горки в парке аттракционов, нервно курят в сторонке, по сравнению с поездкой по ночной лесной дороге с дядей Сашей! Тем временем, водитель извлек мой чемодан из кузова, по-молодецки спрыгнул, протягивая мне мое запыленное и слегка покоцанное от подобного обращения, имущество.
– Ну, бывай, Варька. Небось, еще увидимся! Деду – привет!
Я, каким-то жалким голосом, проблеяла в ответ:
– Спасибо! Обязательно! – Последнее слово включало в себя ответ сразу на все, и на «привет», и на «увидимся».
ГАЗик взревел и, дернувшись, поскакал дальше, как норовистая лошадь, управляемая твердой рукой опытного ковбоя. И вскоре его габаритные огни растаяли за поворотом. Я вздохнула всей грудью и поздравила себя с удачным прибытием.
Дом деда стоял почти на самом краю высокого берега, в окружении огромных тополей, двух черемух и одной старой яблони, усыпанной густо румяными плодами. В реке уже отражались первые звезды, когда я взялась за калитку, отворяя ее. Из-под крыльца лохматым клубком выкатился Джульбарс, (в просторечии, Жулька), пес неизвестной породы и смешанных благородных кровей сразу нескольких родов. Огромный, лохматый, черно-коричневого окраса с белыми пятнами, с небольшими купированными ушами, и, похожим на волчий, хвостом. Радостно повизгивая, он принялся скакать вокруг меня, пытаясь лизнуть по лицу. Я трепала его по лохматой башке и растроганно шептала:
– Я тоже рада тебя видеть!!!
И тут дверь на крыльцо растворилась, падающий из сеней свет улегся приглашающей дорожкой мне под ноги, и на пороге возникла высокая, крепкая фигура моего деда. Увидев меня, он радостно воскликнул:
– Варька!!! Вот уж порадовала деда сюрпризом! Чего встала, заходи в дом, а то вон, мошки на свет налетят.
Я подхватила чемодан и заспешила внутрь. Дом меня встретил уютным тиканьем старых ходиков на стене, запахом пирогов и терпким ароматом заваренного на травах чая. На мгновение я прикрыла глаза. Как будто, ласковые руки моей бабушки погладили меня по голове и знакомый тихий голос прошептал мне в самое ухо:
– Ну, вот, ты и дома. Теперь, все будет хорошо.
На душе стало тепло и покойно. И я сразу поверила, да, теперь, все будет хорошо.
Меж тем, дед стоял посередине комнаты и разглядывал меня, как будто, я вернулась домой после боя, вся израненная, а он оценивал мое состояние: надо ли мне просто отдохнуть, или придется делать операцию, извлекая осколки и пули из моего тела.
Потом, удовлетворенно крякнул. Значит, обойдемся без операций. Подошел и крепко обнял меня, тихо проговорив:
– Ничего, все будет хорошо. Главное, ты дома.
Отстранившись, совсем другим, нарочито бодрым голосом спросил:
– Голодная? Мой руки и за стол. Я как раз ужинать собрался.
Вот за что я любила своего деда, так это за то, что помимо прочего, ему не надо было никогда и ничего объяснять. Как будто, он видел меня насквозь и мог читать мои мысли. Порой, я задумывалась над этим. А вдруг, так и есть? И он, каким-то непостижимым образом умеет это делать. По его словам, его дед был деревенским знахарем и колдуном, так что, я бы не удивилась, если бы дед Матвей и вправду обладал подобными способностями, а по ночам превращался в огромного черного кота.
Есть мне совершенно не хотелось. Это была особенность моего организма. Если другие люди стресс «заедали», то у меня в такое время кусок в горло не лез. Но, чтобы не обижать деда, я усердно жевала пирог с рыбой, совершенно не чувствуя его вкуса. Дед Матвей глядел на меня из-под лохматых бровей внимательным, проницательным взглядом. И, в конце концов, пробурчал:
– Чаем запивай. Не ровен час подавишься. – А потом, ни с того, ни с сего выдал. – В нашем леспромхозе тебя с руками оторвут. Специалистов не хватает, сама знаешь. Да, я еще могу с нашими речниками поговорить. Им на сплав тоже инженеры нужны. Тебе решать. Пока не торопись. День два, отдохни, а там видно будет.
Я чуть не подавилась чаем, закашлялась. Дед с усмешкой похлопал меня по спине своей узловатой сильной ладонью. И добродушно пробурчал:
– А вот, торопиться не следует. Ешь не торопясь. Да, потом, если не устала, сходим на реку.
Надо было сказать, что всю свою жизнь, как только он вернулся с фронта, дед прожил здесь на реке. Здесь и бабушку мою встретил, местную отчаянную девку-красавицу. За ней вся округа бегала. Но, бабушка выбрала деда. И в этом доме они прожили всю свою жизнь. Здесь и сына, отца моего родили. Здесь и похоронили его. Дед говорил, что его река забрала. Я была маленькой и все никак не могла понять, зачем реке мой папа. И, иногда, прибегала тайком на берег, и со слезами просила у Реки вернуть моего папу, а взамен я кидала в ее неторопливое течение свои любимые игрушки. Бабушка недолго пережила сына. Истаяла, как свеча за два года. Умерла бабушка тоже здесь, и была похоронена на местном кладбище, рядом со своими родителями и любимым сыном.
А дед так и остался жить в этом доме. Он был военным инженером и строил мосты. А после ранения и выхода на пенсию остался здесь и работал на реке обычным бакенщиком. Мама уехала за лучшей долей в город. Появлялась она крайне редко. Я относилась к этому с детской философией и спокойной рассудительностью. И вскоре, мама стала для меня, скорее, каким-то символом, нежели живым человеком. У всех детей должны быть мамы. Ну, вот, пожалуйста, у меня она есть, все, как полагается. И мы остались вдвоем с дедом. И меня это ничуть не огорчало. В этом доме прошло все мое детство.
Мы молча шли вдоль берега реки. Дед смотрел на зарево, которое алело на противоположном берегу, обозначая Город. И вдруг проговорил с улыбкой.
– А ты знаешь, Венька то твой вернулся. Помотался по свету. Говорят, на больших кораблях плавал, по морям-океанам. А вот, гляди ж ты, вернулся сюда. Сейчас он в нашем речном порту работает, баржи водит. Притихший какой-то. То ли жизнь его побила, то ли тоска по родным местам заела.
Радость вспыхнула в моем сердце при упоминании имени друга. А память, стала услужливо рисовать мне картины из моего детства.
Глава 3
Мы сидим на мостках. Солнечные блики, отраженные от речной воды, чуть слепят глаза. Ветерок разговаривает в камышах, как будто, рассказывает сказку. Венька сопит рядом, старательно вырезая из дерева обломанным старым кухонным ножом, выпрошенным у деда Матвея, якобы, для копки червей, маленькую лодочку. Он мне давно обещал. Он смешно раздувает щеки и его уши торчат из-под лохматых, отросших за лето волос.
– Когда я вырасту, я уеду в Город. – Вдруг ни с того ни с сего выдал друг.
Я хлопнула на него глазами.
– А чем тебе здесь не нравится?
Он помотал головой, сокрушаясь по поводу моей дремучести. И даже на время отложил в сторону свою работу.
– Все-таки, бестолковая ты, Варька!! В городе столько всего интересного!!! А здесь что…? Куры по улицам бегают, да собаки брешут. А в городе…!! – И он, захлебываясь от восторга стал мне расписывать чудеса такого далекого и неведомого нам города.
Неделю назад, дед Матвей свозил нас в город, в зоопарк. Вот Венька и впечатлился. Я на секунду задумалась, а потом выдала.
– А я буду бакенщиком, как дед! – Потом, немного подумала, почесала нос и, нерешительно добавила. – А еще, я буду колдуньей. Травы буду всякие собирать и людей лечить.
Друг расхохотался в голос. Я обиженно засопела.
– Так тебе доктором тогда надо, а не колдуньей. Ох, и глупая ты, Варька… Тоже сказанула, колдуньей. – Я хмурилась все больше, грозно сверля его глазами. А он, не замечая моего вида, продолжил. – Счастья ты своего не понимаешь!! Какой из тебя бакенщик?! Туда только мужиков берут, а ты девчонка!! – Он пренебрежительно махнул рукой, как будто, девчонка – это такой зверь невиданный, которому нет места средь остальных нормальных людей.
Губы мои задрожали, а на глаза навернулись слезы. Сверкая глазами, я набросилась на друга:
– Сам ты… девчонка!!! А я все равно, бакенщиком буду!! – Я вскочила на ноги, сердито глянула на Веньку, и припустила к дому, забыв про, выточенный с таким старанием, кораблик.
Время шло. Жизнь сплетала и расплетала свои неведанные узоры, то раскидывая нас в разные стороны, то сближая, чтобы следующим витком, опять растащить, завьюжить, закрутить, как невесомые снежинки по белу свету, наши судьбы.
И вот, я вернулась домой. Оказывается, и Венька тоже. Значит, есть что-то в этом месте притягивающее, заставляющее нас снова и снова возвращаться сюда. Быть может, энергия этого места пролегла через наши сердца? И манит, манит нас своими тихими песнями и волшебными сказками эта река, лес, эти необъятные просторы. И, мы, наконец, за звуками суетливого шумного города, за блеском ярких реклам и праздничных фонарей, наконец-то расслышали этот зов. И нет больше сил ему противиться. Потому что, только здесь к нам в сердца и души приходит успокоение, и светлая печаль, от которой наворачиваются на глаза слезы и одновременно, хочется смеяться, просто так, без особой причины. Просто, потому что ты живешь! И мы, повинуясь какому-то чутью, как раненые звери в свою берлогу, стремимся сюда, чтобы излечить все свои раны и прогнать тревоги.
Я шла рядом с дедом и невольно улыбалась своим мыслям. А дед поглядывал на меня с легкой усмешкой своими мудрыми глазами, как будто, снова читая в моей душе, как в открытой книге.
Ночь ласково шевелила шторы на окне, нашептывая мне сказки. Стало тепло и уютно, как в детстве. И, вопреки всем моим стрессам и переживаниям, я уснула почти мгновенно.
Утро вползало медленно в комнату слабым розовым светом. Я открыла глаза, когда солнце еще не взошло. Предрассветный холодок прокрался под одеяло, заставляя меня окончательно проснуться. Полежала, прислушиваясь к непривычной тишине. Дед тихонько шебуршал в кухне, и по всему дому расползался сладкий запах печеных блинов. После смерти бабушки он открыл в себе еще один талант. Он умел и любил превосходно готовить. А борщ в его исполнении превосходил по своему вкусу все ресторанные шедевры.
Я быстро вскочила, сняла пижаму и накинула халат. Закрутила косу и заколола ее на затылке, чтобы не мешала. Схватив полотенце, вышла из спальни. Дед доставал из холодильника банку с густой деревенской сметаной. Я подскочила, чмокнула его в щеку.
– Доброе утро, деда!! Я на речку!! – И, выскочив из дома бегом кинулась по тропинке вниз к реке.
С разбегу, вспарывая водную гладь, нырнула, и сильными гребками поплыла на середину заводи. Тело стонало и пело от восторга, стряхивая с себя остатки сна. Выскочив на мостки, растерлась жестким полотенцем, надела халат, и бегом припустила наверх, к дому. Жулька уже грыз добрую кость, обстоятельно вылизывая каждый сантиметр, и довольно облизываясь при этом. Радостная энергия переполняла меня. Как будто и не было ничего, ни городской суеты, ни измен мужа, ни ноющей боли в душе, ни горечи предательства во рту.
После завтрака, дед собрался в свою мастерскую, маленький сарайчик во дворе. Сколько я себя помнила, он всегда что-то мастерил, строгал, пилил. Когда он возвращался домой, его руки и одежда пахли вкусной деревянной стружкой, скипидаром и лаком, дразнящими запахами чего-то таинственного и неведомого. А в доме появлялись новые чудеса, в виде красивого багета для старой фотографии или замысловатого светильника в виде цапли, стоящей на одной ноге. Вот и сейчас, встав из-за стола, он посмотрел на меня из-под лохматых бровей и сообщил.
– Я в мастерскую. Чем займешься?
Я пожала плечами.
– Посуду помою и в магазин сбегаю. Хочу плов приготовить, а у тебя риса нет.
– Ну, ну… – Невнятно пробурчал он, и вышел за дверь.
Быстро справившись с хозяйственными делами, и схватив старую холщовую хозяйственную сумку, я отправилась в магазин.
День обещал быть жарким. Я шла, погруженная в свои мысли, не глядя особо по сторонам. Вдруг, я спотыкнулась. Как будто, кто-то толкнул меня в спину. Я остановилась и огляделась вокруг. Поблизости ни одной живой души. Я проходила мимо добротного бревенчатого дома. Крепкие тесовые ворота закрывали двор. На лавочке у забора развалился серый кот. Моя бабушка такую масть называла «бусенький» Помню, как меня смешило это слово в детстве. Ничего необычного, вроде. Георгины в палисаднике, окна задернуты белыми шторками. Мне показалось, или на одном окне занавеска зашевелилась. Будто, кто-то подсматривал. Холодок пополз по спине. Вроде, на рассветное солнце набежала тучка. Я тряхнула головой. Глупости! Никаких тучек не было. Это все мои нервы. Кого хочешь из колеи выбьет такой стресс.
Ровным шагом я отправилась дальше. Но, дурацкое чувство, что кто-то тяжелым взглядом буравит мне спину, не проходило.
Около магазина, по раннему времени, народу было мало. Только две бабульки о чем-то горячо спорили стоя почти в самых дверях, на которых висела по летнему времени марлевая занавеска, надо полагать, защита от насекомой живности. Завидев меня, обе примолкли и подозрительно стали разглядывать мою скромную персону. Я громко поздоровалась. Бабульки нестройно мне ответили. У одной из них в глазах мелькнуло узнавание.
– Варька, ты что ли?! – Она толкнула локтем свою приятельницу в бок так, что та, чуть не свалилась с крыльца, и радостно запела. – Это ж Варька, внучка Матвея-бакенщика! Варька, а ты как здесь? В гости что ль к деду приехала, али как?
Я улыбнулась.
– Али как, баба Клава, али как…!
Бабки озадачено на меня уставились. И, баба Клава продолжила допрос с виртуозностью, которой позавидовали бы лучшие следователи родной милиции.
– Это как же тебя понимать? Неужто насовсем? А твой то, тоже приехал, али как? – И обе, горящими от любопытства глазами стали на меня смотреть, ожидая обстоятельного ответа.
Ну, вот, началось! Я аж плюнула про себя с досады. Деревня, блин! Нет я, конечно, понимала, что мне придется пройти эту экзекуцию от местных старушек, но, по наивности полагала, что у меня еще будет время к этой процедуре подготовиться. Ан, нет! Ну, что ж, надо, так надо. В любом счастье есть свои горькие моменты. И это, как раз, один из них. Все еще продолжая улыбаться, я проговорила.
– Нет. Мой в Городе остался. Ему деревня не нравится. – И стала бочком протискиваться к дверям магазина.
Не тут-то было! Баба Клава стояла на крыльце, загораживая двери от меня могучей спиной. Чувствовалось, стоит насмерть, как наши под Сталинградом. Но, тут ко мне, внезапно, подоспела нежданная подмога в виде другой бабки. Ее звали баба Анфиса. Когда-то, она работала в школе, уборщицей, и была матерью того самого дяди Саши, который меня вчера на ГАЗике подвозил. Она укоризненно глянула на товарку.
– Ну, чего ты к девке пристала?! Приехала и приехала. И слава Богу! Мне Сашка вчерась говорил, что подвозил тебя. Как там Матвей, кряхтит еще помаленьку?
Мысленно, я расцеловала бабу Анфису, облегченно выдохнув. И, с улыбкой ответила.
– Да, спасибо. Все хорошо.
Клава развернула корму своего броненосца к подруге и накинулась на нее.
– А ты почто мне ничего не сказала? Ни словечка даже?!
Бабульки взялись спорить между собой, что позволило мне, наконец-то пройти в двери магазина.
После яркого солнечного дня, внутри было сумрачно и прохладно. За прилавком никого не было. Зато, из подсобки доносились голоса. Судя по крепким выражениям, продавщица выясняла отношения с грузчиком.
– Ты уже с утра зенки свои бесстыжие залил! Вот, лопнет мое терпение!! Нажалуюсь на тебя Раисе Ивановне!! Попрет она тебя, черт колченогий, куда тогда пойдешь, а?!
«Колченогий черт» что-то невнятно бормотал, и тихонько повизгивал, судя по просительной интонации, оправдывался. Понимая, что сцена может затянуться надолго, я слегка постучала по прилавку и зычно крикнула.
– Ау-у-у…! Люди!! Есть кто живой?
В дверях, ведущих из подсобки появилась продавщица. Лицо раскраснелось, глаза гневно сверкали, пышный бюст ходил ходуном, как приливные волны морские. В этой пышнотелой и грозной тетке, я с трудом узнала свою одноклассницу Надьку. Похлопав на меня немного в растерянности глазами, она задала мне тот же дурацкий вопрос, который я слышала уже в третий раз за последние сутки, как только моя нога ступила на родную землю.
– Варька, ты что ли? – Меня так и подмывало ответить: «нет, не я».
Но, благоразумие победило, и я улыбнулась ей.
– Как видишь! – решила я несколько изменить риторику ответа.
А сама, с тоской подумала, что я застряну в магазине надолго. Ну, коли мне этого никак нельзя избежать, то я решила извлечь из разговора какую-никакую пользу для себя. Не давая Надежде открыть рот, я быстро спросила.
– Надь, а чей это дом, здесь недалеко, кажется, третий от магазина? Такой, с тесовыми некрашеными воротами и георгинами в палисаднике?
Надька захлопнула открывшийся было для вопроса рот, и на лице ее отразилась работа кипучей мысли. Помолчав сосредоточено еще с пол минуты, она, наконец выдала:
– Так, наверно, это Генкин. – Видя, что имя «Генка» мне ни о чем не говорит, охотно пояснила. – Ну, он плотогоном раньше в леспромхозе работал. А сейчас на баржах катается. Река то обмелела малость. Лес уже не сплавляют, как раньше. Теперь только баржами. – Тут, выражение ее лица изменилось, и она прошептала таинственным голосом. – А женат он на Таньке.
Судя по ее выражению, имя «Танька», точно, должно было мне все объяснить. Да. Должно было, но не объяснило. И я продолжала все еще хлопать на нее глазами. Видя такое мое непонимание, она зашептала еще таинственней.
– Ну, ты че?! Ну, это же Танька!! Дочка нашей местной колдуньи и сестра ТОЙ, ну, той самой Наташки, которая утопла в Русалочьей Заводи. Вы еще с Венькой тогда нашли ее! Ты чего, не помнишь совсем??!! – У меня по коже пробежали мурашки при воспоминании о том событии, а Надежда продолжила. – А тетка Маша, ну мать ихняя, с того времени, того, совсем умом тронулась. Она и до того то, не сказать, что шибко нормальной была. А потом, после ТОГО и вовсе умом поехала. – И замерла статуей за прилавком, с довольной улыбкой от произведенного эффекта от своей информации.
