– Ничего, – заверил я его. – Сейчас мне полегчает. Еще как полегчает.
– Ха, – не очень убедительно хохотнул Боб. – Ха-ха. Ха. Смешно, Гарри.
Я поднял молоток.
– Боб, – сказал я, – ну-ка убирай свою потустороннюю задницу из черепа. Возвращайся в Мистера. И марш на улицу, и чтобы ты нашел мне Мавру до полуночи, а не то я разнесу этот твой долбаный череп в труху, ясно?
– Но я устал, и на улице дождь, и я не знаю…
Я занес молоток и сделал шаг вперед.
– Эк!.. – поперхнулся Боб.
Облачко оранжевого света поспешно вынырнуло из черепа и устремилось обратно вверх по лестнице. Я поднялся на несколько ступенек и проследил за тем, чтобы оно втянулось в уши Мистеру, а потом я отворил им дверь, и кот исчез на улице.
Закрыв дверь, я нахмурился. Мысли роились в голове в полном беспорядке, хотя в панику я пока не ударялся. Я ощущал кое-что, чего не испытывал раньше, – этакую горечь во рту, которая время от времени проваливалась вниз, к самому желудку.
Злость и страх – к этим-то чувствам я привык давно. В конце концов, обе эти эмоции не раз спасали мне жизнь. Но это ощущение было другим – оно напоминало переживания за Мистера, когда я посылал его с Бобом, только потише, зато навязчивее, и оно не слабело от минуты к минуте.
Я решил, что это тревога за Томаса. Черт, ведь до нынешнего утра в жизни моей не было никого, кроме нескольких давних надежных друзей, нескольких знакомых по профессии, кота да еще одного-двух заклятых врагов, навещавших меня едва ли не чаще, чем друзья. Но теперь у меня отыскался брат. Родная кровь, как сказал бы Эбинизер. И это меняло положение вещей.
Я привык заботиться о себе сам – не то чтобы мои друзья никогда не помогали мне, но в основном я действовал все-таки в одиночку… если не считать, конечно, целой толпы мыслей, каждая из которых уже запросто могла вогнать в депрессию. Чего стоит хотя бы мысль о могиле с беломраморным надгробием, ожидавшей меня уже пару лет на кладбище Грейсленд, – враг, подаривший мне ее, уже умер, из-за чего могила никуда не делась и была готова принять меня. Или мысль о том, что мое полное неумение устроить личную жизнь сохранит мой статус холостяка как минимум еще на несколько десятков лет. Или мысль о том, сколько нехороших парней с радостью разделались бы со мной и сколько недель пройдет, прежде чем кто-нибудь заметит мое отсутствие…
А еще мысль о старости. Одинокой. Среди чародеев не редкость жить больше трех столетий, но рано или поздно время все-таки берет свое. Рано или поздно я стану старым и немощным… возможно, уставшим от жизни. Умирающим. И у меня не было никого, кто разделил бы это со мной или хотя бы держал мою руку в минуту душевной слабости.
Каким-то простым, но совершенно непостижимым образом наличие в моей жизни Томаса все это меняло. Кровь в его жилах была сродни моей, и осознание этого создавало между нами крепкую связь, какой я не испытывал никогда прежде. Даже сердце начинало биться чуть сильнее при мысли об этом, дарящей мне чистую радость.
Однако, сколько бы счастья я ни испытывал, понимая, что у меня отыскался брат, было бы идиотизмом не осознавать и оборотной стороны медали.
После стольких лет одиночества у меня появился брат.
И я запросто могу потерять его.
Чем больше я об этом думал, тем больнее становилось. Похоже, я начал понимать, что это такое – тревожиться за близких.
Я захлопнул люк в мастерскую и прикрыл его ковром. Потом пошарил в кухонном шкафу, пока не нашел пузырек с аспирином. Щен следовал за мной по пятам и нападал на шнурки от моих башмаков, стоило мне остановиться. Я отвинтил крышку, прожевал три таблетки и проглотил, не запивая. Я слышал, так вредно для желудка, зато лучше усваивается.
Я поморщился, снова потер виски и попытался обуздать шквал эмоций. Мне предстояло заниматься делом, и, если я хотел остаться в живых, голова должна быть ясной. Первым делом я произвел инвентаризацию проблем.
Множественные мелкие травмы и отчаянная головная боль от удара Инари.
С одной стороны, от меня скрывался загадочный автор немного неповоротливых, но все же смертоносных заклятий.
С другой – кровожадный вампир и его шайка головорезов.
Не стоило забывать, конечно, и о спокойном, невозмутимом наемнике, который собирался убить меня, если я не расплачусь с ним. А я пока представления не имел, откуда взять деньги.
Ничего себе положеньице. А ведь еще только утро. Как-то я сомневался, чтобы по мере приближения к вечеру я чувствовал себя бодрее. Это означало, что умнее всего было бы атаковать проблемы в лоб, причем прямо сейчас, безотлагательно, пока голова еще не совсем отупела.
И кстати, стоило пошевелиться, пока нехорошие парни не собрались и не пришли опять по мою душу.
Черт! Если б я только знал, куда мне двигаться.
И еще – если бы не это противное ощущение, что я, возможно, уже опаздываю.
Глава 23
Я подождал на стоянке возле Управления чикагской полиции, пока приехала из спортзала Мёрфи. Она явилась на мотоцикле, во всем положенном снаряжении: тяжелые башмаки, черный шлем, темная кожаная куртка. Она заметила мою машину и свернула на свободное место рядом со мной. Движок ее мотоцикла испустил довольный львиный рык и стих. Мёрфи соскочила с седла и сняла шлем. Потом тряхнула головой, рассыпав светлые волосы, – очень, надо сказать, милое зрелище.
– Доброе утро, Гарри.
При звуках ее голоса щенок забарахтался у меня в кармане. Наконец ему удалось выставить мордашку наружу и повернуть ее, счастливо ухмыляясь, в сторону Мёрфи.
– Доброе, – откликнулся я. – Вид у тебя ничего, бодрый.
– Вполне, – согласилась она, потрепав щена по голове. – Иногда я забываю, как это здорово – проехаться на мотоцикле.
– Девушки вообще это любят, – заметил я. – Мотор трещит, все такое.
Голубые глаза Мёрфи возмущенно вспыхнули.
– Свинья. Тебе ведь доставляет удовольствие видеть во всех женщинах только демографические единицы, да?
– Я не виноват, Мёрф, что женщинам нравятся мотоциклы. В сущности, это ведь большие вибраторы. С колесами.
Она попыталась было сохранять сердитый вид, но против воли хихикнула и тут же расцвела в широкой улыбке.
– Ну ты и извращенец, Дрезден! – Она пригляделась ко мне и нахмурилась. – Что-то не так?
– Так, заработал вчера немного колотушек, – кивнул я.
– Я ведь видела тебя поколоченным раньше. Что-то еще.
Мёрф знает меня слишком давно.
– Личные дела, – вздохнул я. – Пока не могу рассказать.
Она кивнула и промолчала.
Пауза затянулась, и я нарушил ее первым:
– Я тут узнал, что у меня, возможно, есть семья.
– О… – Она нахмурилась, но по-дружески, заботливо, а не как недовольный коп. – Ну, не буду давить. Если сам захочешь поговорить об этом…
– Не сейчас, – сказал я. – Не сегодня утром. У тебя есть еще время перехватить завтрак со мной?
Она покосилась на часы, потом на зрачок камеры видеонаблюдения, потом – предостерегающе – на меня:
– Это о том деле, что мы с тобой обсуждали?
Ясно… У стен есть уши. Она права, говорить лучше иносказательно.
– Угу. Надо бы нам встретиться еще с одним специалистом по решению проблем, чтобы обсудить ситуацию.
Она кивнула:
– Получил информацию?
– Вроде того, – кивнул в ответ я.
– Что ж. Ты ведь знаешь, как я жду не дождусь семейного пикника, но пару минут выкрою. Где ты хотел поесть?
– «МДО».
Мёрфи вздохнула:
– Моя талия ненавидит тебя, Дрезден. И задница.
– Подожди, пока она не усядется в мою шикарную тачку.
Мы забрались в машину, и я сунул щена в коробку на месте заднего сиденья, в которую предварительно напихал валявшихся на полу салона тряпок. Он принялся сражаться с носком. Мне показалось, что носок побеждает. Мёрфи наблюдала за этим со счастливой улыбкой.
По причине субботнего утра я ожидал, что «Международный дом оладий» будет набит под завязку. Я ошибался. На деле около четверти зала выгородили ширмой-гармошкой, зарезервировав места для кого-то, и все равно часть оставшихся столиков пустовала. Привычное радио тоже молчало. Завтракавшие посетители поглощали пищу почти в полном молчании, так что едва ли не единственным звуком было позвякивание столовых приборов о тарелки.
Мёрфи оглянулась на меня, потом, хмурясь, осмотрела зал. Руки она сложила на животе – так, что правая находилась в непосредственной близости от наплечной кобуры.
– Что не так? – спросила она.
Взгляд мой привлекло движение в зарезервированном углу. Кинкейд поднялся из-за столика и помахал нам. Долговязый наемник оделся на этот раз в серое и неярко-голубое… в общем, в нейтральные цвета; волосы его были по обыкновению стянуты в хвост и убраны под бейсболку.
Я кивнул и подошел к его столику за ширмой; Мёрфи не отставала от меня.
– Утро доброе, – сказал я.
– Дрезден, – отозвался он. Взгляд его ледяных глаз скользнул по Мёрфи. – Надеюсь, вы не против того, что я попросил место потише?
– Отлично. Кинкейд, это Мёрфи. Мёрф, это Кинкейд.
Кинкейд не удостоил ее вторым взглядом. Вместо этого он задвинул за нами ширму-гармошку:
– Вы сказали, это будет деловая встреча. Кой черт вы пришли с подружкой?
Нижняя челюсть Мёрфи напряглась – она явно сжала зубы.
– Это не подружка, – возразил я. – Она идет с нами.
Мгновение Кинкейд смотрел на нас изваянием из камня и льда. Потом расхохотался:
– Я слышал, вы занятный тип, Дрезден. Нет, серьезно, что она здесь делает?
Глаза у Мёрфи побелели от злости.
– Не уверена, что мне нравится ваше воспитание.
– Не сейчас, киска, не сейчас, – улыбнулся Кинкейд. – У нас деловой разговор с твоим парнем.
– Он не мой парень! – рявкнула Мёрфи.
Кинкейд перевел взгляд с Мёрфи на меня и обратно:
– Вы надо мной смеетесь, Дрезден. Это вам не в бирюльки играть. Если мы играем в игры с Черной Коллегией, у меня нет времени сидеть нянькой при этой Поллианне. И у вас, кстати, тоже.
Я открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Мёрфи мне башку отвертела бы, вздумай я защищать ее в ситуации, когда, по ее мнению, она могла без этого обойтись. Напротив, я слегка отодвинулся от них.
Мёрфи посмотрела на Кинкейда в упор:
– Теперь я уверена. Мне не нравится ваше воспитание.
Кинкейд раздвинул губы в ухмылке-оскале и приподнял левую руку, демонстрируя Мёрфи торчавшую из-под куртки кобуру:
– С удовольствием поболтаю с тобой за завтраком, конфетка. Почему бы тебе пока не найти себе детский стульчик?
Мёрфи даже не моргнула, только взгляд ее скользнул с лица Кинкейда на кобуру и обратно.
– В самом деле, почему бы нам не присесть? Зачем нам неприятности?
Ухмылка Кинкейда сделалась еще шире; не могу сказать, чтобы это выражение его лица мне нравилось. Он положил ей лапищу на плечо:
– Это игра для больших мальчиков, принцесса. Поэтому будь умницей, сходи посмотри себе ленточки, феньки какие-нибудь.
Мёрфи покосилась на лежавшую на ее плече руку. Голос ее сделался бархатным, но будь я проклят, если от этого он показался хоть чуточку слабее.
– Это квалифицируется как нападение. Я вас предупредила. Больше повторять не буду. Не прикасайтесь ко мне.
Лицо Кинкейда перекосилось от гнева, и он толкнул ее в плечо:
– Пошла вон отсюда, курва!
Мёрфи и правда не стала повторять дважды. Молниеносным движением рук она перехватила его запястье, лишила его равновесия, присев, потом резко повернулась и отшвырнула его. Кинкейд перекатился через стол и грянулся о стену. Правда, он мгновенно повернулся к ней, и рука его дернулась к пистолету.
Мёрфи зажала его правую руку локтем, а волшебным образом оказавшийся у нее в руке ее собственный пистолет уперся ему в подбородок.
– Ну-ка назовите меня так еще раз, – все тем же бархатным голосом произнесла она. – Я предупреждала. Предупреждала ведь?
