Выбор
Лев Соловьев
Степная кровь #1
Древняя Русь…
Христианство только-только начинает проникать в земли Киева. И хотя правительница древней столицы княгиня Ольга уже и приняла православие, но большинство людей, населяющих киевские земли, поклоняются своим древним богам.
На фоне борьбы и интриг между католической и православной ветвями христианства – за утверждение в Киевском княжестве – разворачивается действие этой книги. Но в эту борьбу вмешиваются и другие силы, древние и колдовские, многие века поддерживавшие духовность и веру на Руси…
Грешная любовь оборотника Везнича и невестки княгини Ольги Марфы…
Не менее грешная и опасная для Киевского княжества любовь князя Святослава и Малуши, дочери убийцы его отца…
Все это переплелось в такой клубок страстей, что, кажется, из этого нагромождения событий и интриг вообще нет выхода.
И приходится выбирать…
Между любовью и долгом.
Между верой и преданностью.
Между…
Но зачастую такой выбор настолько страшен, что – может быть?! – лучше бы его и не было…
Лев Соловьев
Выбор
© Соловьёв Л. Н., текст, 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Глава 1
Голова с глухим стуком упала на деревянный помост и покатилась, словно яблоко, сорвавшееся с ветки. Каждый новый оборот заставлял ее подпрыгивать при соприкосновении носа с нестругаными досками. Крови почти не было. Темная дыра горла блестела от алой влаги, скудно сочащейся сквозь идеально ровные края мастерски выполненного разреза.
«Симпатичный мальчик», – машинально отметил Дарьян, бросив беглый взгляд на совсем еще детское лицо, равнодушно смотрящее на своего палача.
В стеклянных глазах замерло любопытство, игриво прячущееся под длинными белесыми ресницами.
Власенка привычным движением ухватила голову за шелковые кудряшки и бросила в корзину.
Дарьян поднял глаза к небу, вглядываясь в сумрачные завихрения вечерних облаков. Он чувствовал, что боги готовы его слушать, но не мог сформулировать адресованное им послание.
Колдун с досадой опустил лицо, невольно уткнувшись в истлевшую ткань одежды. В нос ударил резкий запах разлагающегося тела, вытолкнувший из желудка тугой комок, остановившийся в горле.
Дарьян удивился, что ему противен собственный запах. Раньше он такого не замечал.
Усталость, мешавшая ему жить последние годы, ощущалась необычайно ясно, став на мгновение единственным воспринимаемым чувством. Колдуну наконец-то удалось сформулировать просьбу, адресованную богам, отображающую его единственное желание: «Заберите меня отсюда!»
Дарьян устал жить. Он давно сбился со счета череде однообразных лет, забыл свое детство и юность. Он помнил себя только старым, вонючим и страдающим от невозможности умереть.
«Преемник! – раздался в голове хор голосов, переплетающийся различными интонациями и тембром, от женского писка до трубного баса. – Тебе нужен преемник. Грядут темные времена. Мы все в опасности. Найди достойного и покойся с миром».
Дарьян вновь опустил голову. Задача казалась невыполнимой. Много лет он искал для себя достойную замену, но все старания были напрасными.
– Будьте вы прокляты! – Колдун швырнул первым вечерним звездам крик отчаяния, понимая, что ему ничего не грозит, как бы он ни оскорблял богов.
Дарьян стоял, широко расставив ноги, упираясь босыми ступнями в теплую землю холма, насквозь пропитанного кровью жертв. Нестриженые ногти, напоминавшие когти животного, прочертили среди редких травинок глубокие борозды. Руки, вознесенные в направлении звезд, торчали из лоскутов истлевшей ткани кривыми ветками, покрытые буграми и нарывами, в которых кое-где копошились белесые черви. Дарьян сжал костлявые пальцы в кулаки, похожие на переплетение корней благодаря многочисленным трещинам и морщинам.
Колдун почувствовал, как в него, словно в пересохшую землю, впитывается энергия земли, воды, воздуха и огня, переполняя его, готовая разорвать на куски. Вместе с криком, от которого замерли все обитатели капища, в мир вырвался призыв, разносящийся незатихающим вихрем во все стороны.
– Услышь меня преемник, – прошептал, слабея, Дарьян.
* * *
Серая тень неясыти парила бесформенным пятном, нарушая гармонию звездного узора. Привычный для птицы лес остался далеко позади. Огромные влажные глаза затуманились пеленой страха, но сова продолжала лететь над спящим городом. Один-два взмаха могучих крыльев, глухо шелестящих в тишине, – и вновь беззвучное скольжение…
Людское поселение сверху выглядело гигантским насекомым, раскинувшим во все стороны щупальца улиц. Приклеившиеся друг к другу усадьбы ремесленников и торговцев, обнесенные деревянным частоколом, сменялись огромными теремами знатных жителей, похожими на маленькие крепости.
Город спал, погруженный во тьму. Только в одном месте, возле корчмы, слышен был шум и веселье.
Из распахнувшейся двери с вырвавшимся на улицу хором разномастных голосов вывалился невысокий крепкий мужчина в добротной одежде, выдававшей состоятельного горожанина. Он был пьян.
– Святослав, ты куда? – раздался зычный голос из открытых дверей, заглушающий гвалт питейного заведения.
Человек, названный Святославом, отрешенно махнул рукой и побрел нетвердой походкой прочь.
Дверь корчмы со стуком захлопнулась, скрывая за собой свет и шум, вновь погружая округу во мрак.
Близкая человеческая речь вызвала у совы смятение. Изобилие зданий смущало птицу. Неясыть крутила головой, выискивая нужный путь. Привычное к темноте зрение ночного жителя различало на земле отъевшихся на человеческих объедках мышей. Желудок призывно урчал, хотелось броситься вниз и насладиться едой, но крылья против воли делали пару очередных взмахов, и массивное тело совы продолжало планировать над людскими строениями…
Мощенные камнем улочки, напоминавшие с высоты паутину, сходились к центру города, где пряталась под защитой стен внутренняя крепость – детинец.
Осознание того, что улицы помогут разобраться среди лабиринта, создаваемого домами, прекратило возникшую у совы панику. Полет становился ровнее и уверенней.
Неясыть искала терем княгини Ольги. Самое крупное в городе каменное сооружение. Назойливое ощущение его близости не давало желанного покоя. Лихорадка ожидания, казавшегося бесконечным, проникла нестерпимым зудом в мышцы. Надежда на скорое освобождение придавала взмахам крыльев силу, помогая преодолевать сопротивление ставшего густым воздуха.
В когтях хищник держал цветущую веточку сирени. Сова, как будто осознавая свой нелепый вид, лихорадочно трясла лапами, но когти, подчиненные чужой воле, свела непривычная судорога, которая не позволяла избавиться от глупого растения.
Большие здания стали попадаться все чаще. Приближался детинец.
Внезапно появилось ощущение, что пристальный взгляд зацепился за серое тело птицы и сопровождает его на протяжении дальнейшего пути. Как будто невидимая нить затянулась на толстой шее совы и крепко держит.
Неясыть кинулась вниз, потом взмыла вверх, попробовала метаться из стороны в сторону, но невидимая нить не отпускала. Смирившись с магическими оковами, птица ускорила свой полет.
Белые стены нужного здания возникли из темноты лунным призраком.
Радостное чувство близкого завершения пути, восторг приближающейся свободы охватили неясыть. Гордая птица ловко маневрировала между ажурными башенками терема княгини, разыскивая место, где должен был окончиться полет.
Окно, подсвеченное слабым огоньком, появилось внезапно на неудобной высоте, и сова неуклюже плюхнулась на подоконник.
Перед ней стояла молодая женщина.
Длинные русые волосы, сплетенные на скорую руку в небрежную косичку, обрамляли миловидное, ничем не примечательное лицо. Вздернутый нос и озорные, с прищуром, глаза придавали лицу мальчишеский вид. Сарафан, поверх белой льняной рубахи без пояса, говорил о поспешности при одевании.
Сова нерешительно топталась на месте, наклоняя голову поочередно то вправо, то влево.
Девушка коснулась рукой пернатого хищника.
Прикосновение вызвало дрожь, захватившую каждое перышко. Перья взъерошились, делая и без того огромную птицу еще больше. Лапы разжались, и веточка сирени вывалилась, упав на подоконник. Оцепенение медленно спадало с совы, неся вместе с долгожданной свободой ужас от близости человека.
Неясыть, поняв, что владеет своим телом, широко расправила крылья и шумно захлопала ими, стремительно уносясь в ночной сумрак.
* * *
Тримир смахнул со стола разложенные в строгом порядке магические предметы, служащие для того, чтобы пускать пыль в глаза назойливым просителям колдовских услуг.
Его никто не видел, и можно было дать волю гневу, не прикрываясь маской бесчувственности. Магия, так нагло и беззастенчиво пришедшая в открытое окно с потоком свежего воздуха, подняла из глубины души неистовое бешенство. Ведун не без труда справился с приступом ярости, комкая крючковатыми пальцами грубую ткань, застилавшую кровать, на которой он сидел.
Злило все: появление птицы, подчиненной чужой воле; расстояние, подвластное оборотнику для управления совой, говорящее о его необычайной силе…
Тримира переполнила досада с осознанием того, что, несмотря на свое умение распознавать чужое колдовство, он не может проследить место, где находился волхв. Его жалкий удел – беспомощно наблюдать за птицей-оборотнем.
Тримир привык гордиться своей исключительной способностью чувствовать магию и видеть ее следы, но сейчас ощущал только досаду.
Бесило то, что чужое колдовство вторглось в его сон, нарушив царившую в нем гармонию, и внезапно исчезло, не позволив Тримиру понять, кто его обидчик.
Тримир закрыл глаза, пытаясь вновь погрузиться в повторявшуюся из ночи в ночь картину, разрушенную нежданным гостем.
Завораживающее виденье приходило к нему с завидной регулярностью, принося блаженство и мучение. В сотый раз, наблюдая величественное действо, вызывавшее чувства намного более яркие, чем серая реальность, Тримир ощущал близость познания великой тайны, но разгадка каждый раз проходила мимо него.
Ведун закрыл глаза, мысленно прокручивая до мельчайших подробностей знакомое виденье.
Ангельски-нежный свет заполнял собой пространство. Сквозь слепящую белизну проступало – все больше краснея – пятно правильной округлой формы.
Зрелище выглядело жутковато и напоминало растекающуюся на простыне лужу крови. Вокруг пятна возникали и исчезали радуги. Пятно росло, увеличиваясь в размерах. Его цвет становился все насыщеннее, впитывая в себя белизну и освобождая пространство темноте, подступающей со всех сторон.
Пурпурный фон радужного пятна демонстрировал всевозможные оттенки красного, извивался, образуя спиральные завихрения, превращаясь в голову с длинными седыми космами и бесконечной бородой. Лица не было видно.
Вслед за головой из смешения белого, красного и черного возникло мощное туловище. Богатырская фигура вызывала уважение.
Трансформации человека без лица продолжались.
Гигант становился зыбким, неустойчивым – расплывался в серо-красно-белое облако. В его глубине сверкали молнии. Они казались родными. Облако все больше напоминало раскидистый древний дуб.
Четыре человека приблизились к дубу с разных сторон.
Лица людей были скрыты глубокими капюшонами, но по крепким фигурам угадывалось, что двое из них – мужчины. В двух других по узким плечам и невысокому росту можно было предположить женщин или детей-подростков.
Они закружились вокруг векового дерева, все больше ускоряясь, сливаясь в сплошное пестрое кольцо. В глазах рябило от бесконечного мелькания силуэтов. Казалось, что это нереальное вращение затянет в себя и растворит без остатка.
Сумасшедшая пляска оборвалась так же резко, как и возникла.
Вместо четырех человеческих фигур осталась одна. Она таяла так быстро, что не было возможности разглядеть, кто это – мужчина или женщина.
Сквозь растворяющуюся фигуру проступил золотой крест, излучающий ослепительный свет, в котором меркли любые другие оттенки.
Дуб-богатырь вспыхнул ярко-желтым пламенем и впитался в крест, делая его еще ярче.
Плавно, словно выплывая из тумана, сквозь белизну, заполнившую пространство, проступило тело младенца.
Он поворачивал голову в сторону Тримира. На детских губах угадывалась легкая насмешка.
