– Не переживай, – оптимистично заявила Оленька, переписывая решенные мной задачи в свою тетрадь. – Еще вспомнишь. Если уж математику вспомнила, то историю – само собой. В самом плохом случае выучишь нужное до экзамена.
– До экзамена?
– Разумеется. Мы же каждый год сдаем, летом, – широко раскрыла глаза Оленька в ответ на мое удивление. – Хорошо, что этот год последний. В гимназии, конечно.
Она гибко потянулась и потрясла перед собой измазанными в чернилах пальцами. Ручку мы заправляли вместе, поскольку этот навык я утратила точно так же, как и знания по истории, и теперь мы обе красовались синими пятнами в самых неожиданных местах. Так, с кончика носа пятно мне удалось удалить только после многократного намыливания и трения, и то легкая голубизна все равно осталась. Я огорченно потерла нос, что сразу же отметила Оленька и сказала, что голубой цвет мне всегда шел, после чего гнусно захихикала. Такой смех спускать я не собиралась.
– Думаешь, я твоему брату больше понравлюсь с синим носом? – провокационно спросила я. – Поэтому меня и измазала?
– Я? Да ты сама перемазалась, словно никогда ручку в руках не держала, – возмутилась Оленька. – Еще и меня перемазала.
Все же странная у меня амнезия: что-то вспоминалось легко и просто, а что-то казалось совершенно чуждым, незнакомым, хотя окружающие были уверены, что уж это я должна была знать с раннего детства. Взять ту же ручку: я понятия не имела, как к ней подойти, пока подруга не показала. Да и когда показала, создалось впечатление, что я поняла, а не вспомнила, как это было с математикой.
– Кстати, о моем брате… – спохватилась Оленька. – Он уже должен был подъехать. А мы сидим, время тянем. Он же разозлится. – Она чуть поежилась, из чего я заключила, что хомяк в гневе – страшный зверь, во всяком случае для сородичей. – Собираемся и выходим. А то подождет и уедет без нас.
Она подхватилась, сгребла свои тетради и потянула меня на выход. Что-что, а делать что-то неторопливо и размеренно Оленька не умела. Тормошила она и меня до тех пор, пока я не сдалась, натянула пальто и побежала с ней. Все-таки Владимир Викентьевич прекрасный целитель: еще вчера я с трудом ходила, а сегодня, казалось, даже танцевать смогу. Танцевать? Я на миг задумалась: а смогу ли? Я понятия не имею, умею ли танцевать.
Удивительно, но у ворот целительского дома действительно стоял автомобиль, весьма неожиданный с учетом того, что до этого я видела только экипажи с впряженными в них лошадьми. Впрочем, колеса у него скорее подходили как раз какой-нибудь пролетке, чем солидному тяжелому лимузину. Возможно, из-за них и легкого брезентового верха машина выглядела не слишком серьезно, хотя блестящие черные бока и красные, явно кожаные сиденья намекали, что модель совсем не бюджетная. Возле автомобиля, восхищенно разинув рот, крутилась парочка мальчишек, и отгонять их было некому, поскольку за рулем никто не сидел. Брат Оленьки обещание выполнил, машину пригнал, а сам исчез.
– И где он? – возмущенно спросила подруга, притопнула нетерпеливо ногой, повертела головой вправо-влево и скомандовала: – Стой здесь. – После чего целеустремленно потопала в одном ей известном направлении.
А я осталась в компании мальчишек, и мне почти так же, как им, хотелось провести пальцем по гладкому полированному боку, потрогать на капоте фигурку льва, стоящего на задних лапах, грива которого казалась развевающейся от сильного встречного ветра. Впрочем, вряд ли этот раритет способен на высокие скорости, которые так любит Светка. Светка?..
– Нравится автомобиль? – сбил меня с мысли незнакомый голос.
– Нравится, – согласилась я. – Я вообще люблю древние автомобили.
Подошедший офицер был блестящ ничуть не менее этого транспортного средства. Особенно в районе сапог. При желании, смотрясь в них, можно было бриться, чем мой собеседник наверняка не пренебрегал. Впрочем, вполне возможно, что по молодости у него просто ничего не росло на лице. Или росло, но неопрятными клочками. У блондинов небритость вообще плохо заметна. Хотя конкретно этого при должном воображении можно было назвать и рыжим. Правда, я его особенно разглядывать не стала. Убедилась, что это точно не Юрий Волков, и отвернулась. Не было у меня желания заводить новые знакомства, здесь бы со старыми разобраться.
– С чего это он древний? – возмутился подошедший. – Эта модель только в прошлом году начала выпускаться.
Наверное, это друг Юрия. Иначе с чего бы ему так переживать за чужую машину? Но обида была искренней и требовала хоть какой-то реакции с моей стороны.
– Извините, я совершенно не разбираюсь, – примиряюще сказала я. – Но она очень красивая. Вся такая блестящая…
– Блестящая, – передразнил он меня, – что бы вы понимали. Там четырехступенчатая коробка передач.
– Оу, – неопределенно протянула я, не зная, насколько это должно было меня впечатлить.
Сделала я это совершенно зря, поскольку юноша посчитал это авансом и разразился восторженной речью по поводу особенностей современных автомобилей, из которой единственное, что я поняла: четырехступенчатая коробка – предмет гордости владельца и зависти тех, кому такого счастья не досталось. Ни Оленьки, ни Юрия пока не было, поэтому пришлось делать вид, что выслушиваю лекцию, и периодически восхищенно округлять глаза, поскольку от меня даже междометий не требовалось. На самом деле мыслями я была весьма далека от отечественного автомобилестроения. Я ужасно нервничала перед встречей с братом Оленьки, с которым у меня что-то было. Или не было. В любом случае я ничего не помнила и не знала, как правильно себя вести. Почему-то казалось, что если что-то было, то он непременно бы пришел. Или все дело в том, что я ничего и никого не помню, о чем его известила сестра?
– Болтаете? – радостно спросила подошедшая Оленька. – Николай, как тебе не стыдно заставлять нас ждать. Лизонька еще плохо себя чувствует.
Она взяла меня под руку и сурово посмотрела на… брата? Господи, и почему я решила, что тот брат, что за мной приедет, – именно Юрий Волков? Там же в семье из Волковых только один сын. Остальные – Хомяковы, и их куда больше.
– Я отошел только за газетой, – начал оправдываться Николай, похлопал ею, сложенной в трубочку, по голенищу, не иначе как в знак доказательства своих слов, и сразу перешел в нападение: – А тебя мы уже ждем намного дольше.
Как-то так перешел, что я сразу заподозрила, что Оленька на самом деле никуда не отходила, а подглядывала из-за угла, надеясь, что мы с ее братом скорее найдем общий язык в ее отсутствие. На подругу я посмотрела с суровым укором, но она ничуть не смутилась.
– Можно подумать, ты скучал, – фыркнула она. – Поди, надоедал Лизе рассказом о своем замечательном приобретении.
– Она неудовольствия не выражала.
– Разумеется. Лиза – воспитанная девушка, – припечатала Оленька. – И ты этим подло воспользовался, поскольку дома тебя никто уже слышать не может.
– Я развлекал твою подругу в то время, как ты шлялась неизвестно где, – возразил Николай. – И вместо извинений и благодарностей с твоей стороны вижу неоправданные нападки.
Вид при этом он принял необычайно страдальческий, словно с его стороны было огромной жертвой посвятить меня в тонкости различий между коробками передач.
– Почему это неоправданные?
– Потому что, – отрезал он. – И вообще, ради помощи тебе я отложил свои дела. Важные, между прочим.
– Право слово, не стоило, – вмешалась я. – Уверена, мы с Оленькой прекрасно дойдем сами, как я ей и предлагала. – Более того, я уверена, что за то время, что ругаются брат с сестрой, мы бы уже дошли до их дома. – Извините, Николай, за беспокойство.
Я потянула подругу за рукав, но она словно вросла в мостовую.
– Он нас пообещал довезти, – уперлась она. – И что теперь? Скажут, что Хомяковы не держат слово?
– Хомяковы слово держат, – Николай зло распахнул дверцу рядом с передним сиденьем. – Прошу вас, Лиза.
Последнее он почти прорычал, словно лев в прерии, я испуганно метнулась в машину и, уже когда села, поняла, что лучше было бы устроиться сзади, рядом с Олей. Но, как выяснилось, ее брат усаживать вообще не собирался: лихо запрыгнул на кресло водителя и тронул с места, ехидно бросив сестре:
– Я обещал довезти твою подругу, а не тебя.
Машина покатила не слишком быстро, но все же недостаточно медленно, чтобы Оленька могла нас догнать, не срываясь на бег. Впрочем, она и не попыталась, а физиономия у нее была не сказать чтобы разочарованная, и это сразу навело на мысль, что в этом и заключался тайный Олечкин план по увлечению ее брата и меня друг другом. Действовать в соответствии с ним я не собиралась.
– Николай, немедленно остановитесь, – потребовала я.
– Я обещал вас довезти и довезу, – буркнул он, не поворачиваясь.
– Если вы не остановитесь, я выпрыгну из машины.
– Вы мне показались довольно разумной особой, – укоризненно сказал он, и не подумав меня послушать. – Вы же можете переломаться. Или вообще свернуть шею.
Пришлось зайти с другой стороны:
– А вы не думаете, что меня компрометируете? Проедете еще пару метров – и ваша сестра заявит, что вы меня похитили и теперь обязаны жениться.
– Что? – Не иначе как от неожиданности он все-таки затормозил, и, обернувшись, я с облегчением увидела, что Оленька меня не бросила и сейчас быстро идет к нам, воинственно размахивая руками. – Кто меня может обязать жениться на подруге сестры?
– Кроме того, что я подруга сестры, я еще одинокая красивая девушка. Если вы не заметили, ваша сестра уже не маленькая девочка.
– Да? – поразился Николай.
– Да, – твердо ответила я.
Он повернулся и стал недоверчиво меня разглядывать. Захотелось срочно поправить если не прическу, которая была весьма проста, то уж бант, увенчивающий косу, точно. Но я сдержалась и лишь вызывающе посмотрела. Если уж для его старшего брата я девушка, то для него и подавно. Впрочем, фотографию мне могли подарить и как восторженной подруге сестры. Как же плохо ничего не помнить!
– А ведь точно, Лиза, вы выросли, – заявил он с таким видом, словно намеревался сказать, что я себе безбожно льщу, и лишь в последний момент передумал. – И все-таки вы остаетесь подругой моей сестры.
– Кому это когда мешало, – возразила я. – Для Ольги это будет еще и дополнительным аргументом.
– Точно! – Николай неожиданно расхохотался, хлопнув руками по рулю. – А я-то думал, почему она…
– Почему она что? – подозрительно уточнила я.
Впрочем, я и без того догадывалась, что обработка идет по обоим фронтам.
– Неважно, – небрежно бросил он, с новым интересом меня разглядывая.
Я поняла, что неправильно выбрала направление разговора: если раньше он ко мне относился как к досадной навязываемой помехе, то сейчас начал воспринимать в новом качестве, чего как раз и добивалась Оленька. Как же непросто с этими Хомяковыми!
Подошедшая подруга набросилась на брата с упреками. Но чем она была раздосадована – тем, что уехали без нее, или тем, что все-таки дождались, – было весьма сложно понять. Но насторожилась я только тогда, когда Николай объявил, что в знак извинения готов посвятить этот вечер нам, отложив запланированные дела. Почему-то мне сразу вспомнилось Оленькино утверждение, что Хомяковы всегда добиваются того, чего хотят. Встал весьма актуальный вопрос: как сделать так, чтобы желания разных Хомяковых друг друга уравновесили и я вышла из этой неприятной ситуации без потерь?
Глава 6
Почему-то я ожидала встретить у Хомяковых весь класс и внутренне уже готовилась к валу вопросов, на которые у меня ответов не было и быть не могло. Но Оленька предусмотрительно ограничилась только двумя девушками: Анной Строговой, о которой она уже говорила, упоминая об аппетите и размерах, и Тамарой Яцкевич, которая на фоне одноклассницы совершенно терялась, поскольку была миниатюрна, бледна и светловолоса. Зато красок Строговой хватило бы на них обеих: яркая брюнетка, которая не нуждалась ни в каких косметических ухищрениях. Впрочем, даже не будь она столь яркой, вряд ли осталась бы незамеченной, ибо Олечка, когда ее описывала, несколько преуменьшила габариты. Подозреваю, не из вежливости, а из-за того, что Олечкины руки просто не могли растянуться на нужную длину. К такой гимназистке не обратишься ласково Анечка, только Анна, да и то к имени непременно хотелось прибавить отчество.
– Ты совсем ничего не помнишь? – глубоким грудным голосом участливо спрашивала она.
– Не совсем, – ответила за меня Оленька. – Цифры и буквы помнит, читать может и считать тоже. Представляете, Лиза сегодня математику решила минут за десять.
– Не может быть! – пискнула Тамара.
– Может-может, – важно подтвердила Оленька. – Но вот по истории не помнит совершенно ничего. Даже чем знаменит Олег Второй.
На меня так посмотрели, что я сочла нужным оправдаться:
– Я и вас никого не помню.
– И меня тоже? – удивился Николай.
От своих слов отказываться он не стал и, привезя нас с Оленькой в дом Хомяковых, никуда не ушел, притворившись, что ожидающаяся нас игра в лото – необычайно привлекательное времяпрепровождение. Не слишком хорошо притворялся, поскольку временами в его словах и движениях проскальзывала снисходительность, характерная для взрослых, когда они общаются с малышами. Из малышей пока были только мы, поскольку из его семьи никто к нам не выходил, даже Юрий, и я сидела как на иголках в ожидании встречи, неизвестно насколько приятной.
– А чем вы лучше Олега Второго? Если уж я забыла столь выдающуюся личность, то сам Бог велел забыть менее значительные.
– Какой бог? – деловито уточнила Анна. – Может, если правильно к нему обратиться, согласится вернуть память?
Теперь уже пришла моя очередь удивленно таращиться. Я так и не уточнила у Владимира Викентьевича, что он имел в виду, говоря «боги», и теперь по всему выходило, что богов тут несколько, как минимум два. А если к ним еще и правильно обращаться, то они могут выполнить просьбу.
– Это образное выражение, – пояснила я. – Целитель, которого приглашал Владимир Викентьевич для консультации, сказал, что память вернуть невозможно и вообще у меня полностью стерта личность, а значит, я никого из прежней жизни не вспомню.
– Какой ужас. – Впечатлительная Тамара шмыгнула носом.
– Но математику же ты вспомнила? – В отличие от одноклассницы, Анна не страдала, а пыталась найти решение. – Возможно, вспомнишь и остальное?
– Пока я вспомнила только математику. А так… Я даже не помню, что как устроено. Поэтому наверняка буду говорить и делать глупости.
– Ой, да кто их не делает. – Оленька легкомысленно махнула рукой и хихикнула. – Я вон все помню, но глупости мне это не мешает делать.
– Это точно, – чуть покровительственно подтвердил Николай. – Но то, что не помните, можно выучить заново. Главное – живы остались, остальное нарастет.
– Именно, – подтвердила Анна. – Просто нужно точно выяснить, чего ты не помнишь, и постараться с этим разобраться побыстрее.
– Проще выяснить то, что помню. Я же совершенно ничего не помню. Даже то, что Оля – моя подруга, мне сообщил Владимир Викентьевич. И что у вас семья оборотней – тоже. Признаться, мне до сих пор в это не верится.
– Во что? – спросил Николай.
– В существование оборотней.
– Так вот же мы! – удивленно всплеснула руками Оленька.
– Самые настоящие, – подтвердил Николай.
– Выглядите вы как самые обычные люди, – пояснила я. – Но оборотни, они же должны превращаться в зверей?
– Мы и превращаемся, – несколько недоуменно ответил Николай. – Что тут странного, Лиза?
– Все странное. У меня в голове не укладывается, как это вообще происходит. Вот вы, Николай, можете показать?
По установившейся после моих слов тишине и легкому румянцу смущения на лице брата Оленьки я поняла, что спросила что-то не то. Что-то неприличное для обсуждения в обществе. Но если сама тема не под запретом, то что такого я сказала? Мне действительно было совершенно непонятно, как из высокого широкоплечего молодого офицера получается маленький пушистый шерстяной комочек. Не может такого быть, и все!
– Ой, – наконец отмерла Оленька, чему-то необычайно обрадовавшаяся. – Ты хочешь увидеть его Зверя?
Зверя? Это она так сейчас про хомячка? Хомячков я видела. Кажется, у меня даже была парочка в детстве, но я сейчас ни в чем не уверена. Да и хотелось мне совсем не этого.
– Я хочу увидеть, как вообще проходит превращение, – несколько растерянно ответила я. – Но, кажется, я что-то не то хочу.
– Не то – это мягко сказано, – хмыкнула Анна. – Все знают, что оборотню, чтобы превратиться, нужно полностью раздеться. Поэтому такие слова, как твои, это…
Она замялась, не решаясь сказать что-то вроде «приглашение к более тесному общению», но я и без того поняла.
– Почти объяснение в любви, – жизнерадостно закончила за нее Оленька. – Просьба показать Зверя – это очень личная просьба, понимаешь?
– Теперь понимаю. Извините, Николай, я ничего такого не хотела, – окончательно испугалась я.
А то действительно покажут хомячка, а потом выяснится, что я теперь обязана что-нибудь их семейству в ответ. Нет уж, лучше пока обойтись без столь ценного знания. В крайнем случае, если любопытство никуда не денется и будет меня глодать изнутри, в книжках у Владимира Викентьевича что-нибудь да найдется для его удовлетворения. Возможно, даже в тех, что предназначены для малышей. Наверняка не у одной меня возникает такой вопрос.
– Ничего страшного, – ответил Николай, уже полностью пришедший в себя после моего неприличного предложения. – Поначалу я действительно удивился, но…
– Я просто ничего, совсем ничего не знаю об оборотнях. Но теперь поняла, что про вторую половину личности лучше ничего не спрашивать. Что еще мне надо знать?
– Про оборотней или вообще? – уточнила Анна.
