– Есть! – в один голос рявкнули выбраковщики.
– Не сметь перебивать старшего!
– Так точно!
– Несите службу.
– Разрешите идти?
– Брысь.
За дверью Мышкин тяжело хлопнул Гусева по плечу, чуть не вколотив его этой лаской в пол по колено.
– Молодец, Пэ, – сказал он. – Спасибо за поддержку. Вижу, значит, не заржавел. А то разное про тебя… Да! Короче, что там насчет санэпидстанции?
– Мы же всех сумасшедших забраковали, – потирая ушибленное плечо, объяснил Гусев. – И очень жестко. А ты представь, что за типы работали собаколовами! Они сейчас либо в земле, либо в клиниках. И тех, кто подлечится, уже на живодерку не потянет.
– Выходит, мы себе на жопу, так сказать, проблему создали?
– Да нет. Тут одно из двух. Либо ты прав, и это нарочно делается, чтобы Агентство расшатать…
– Нерусских очень много наверх пролезло, – пожаловался Мышкин. – На кого ни глянь – то, значит, почти еврей, то вообще еврей, то совсем жид пархатый. Вот бы их самих в живодеры! А еще лучше – в брак!
– …либо о нас слегка подзабыли, – закончил мысль Гусев. – Забыли, что мы собой представляем. Не знают, куда приткнуть.
Агентство подчистило страну – дай бог. Работы почти не осталось, да и клиент измельчал. Если сейчас кто-то снова голову поднимет, это все равно капля в море. Менты и без нас справятся. И встает интересный вопрос: а что с нами делать?
Он не стал объяснять, насколько многогранно его видение проблемы, что он думает об участившихся случаях милицейского произвола и многом, многом другом. С Мышкиным нужно было изъясняться коротко и четко, иначе громила переставал слушать и уходил в себя.
– Короче, разгонят нас, – вздохнул Мышкин. – Или… Ты чего так смотришь, Пэ?
– Да нас попросту забракуют, – сказал Гусев.
– Типун тебе на язык! А на фига тогда Агентству молодых набирать?
– А вот они нами и займутся! – ляпнул Гусев и сам задохнулся от нахлынувшего вдруг ужаса. «Черт побери! Это называется – осенило».
– Как вот дам по шее! – рявкнул Мышкин.
– Не надо. Пока не за что.
– Тьфу! – Мышкин угрожающе потряс лапой над затылком Гусева. – Короче, ты меня так больше не пугай. Я теперь неделю спать не смогу. Я, так сказать, мнительный ужасно. Зар-раза… Ладно. Ты сегодня без места?
– Да, я в свободный полет, мне надо ведомого обмять потихонечку.
– А хотя бы приблизительно?
– Треугольничком возле офиса. Новый Арбат, Смоленская, Арбат, по бульварам слегка.
– Значит, так сказать, пешим ходом… Значит, Пэ… Короче, в ноль часов жду тебя на стоянке у памятника Маяковскому. Уже чтобы был на машине. Приезжай, ладно?
– Интересное кино, – пробормотал Гусев. – С чего бы это вдруг?
– Значит, нужен, – коротко ответил Мышкин.
– А куда я ведомого дену?
– С собой бери. Это ничего. Заодно, так сказать, и обомнется, хе-хе…
– Ладно… – протянул Гусев задумчиво. – Считай договорились. Хотя, если честно, не ожидал. Думал, меня уже всё, в пенсионеры записали.
– Тебя не забыли, – сказал Мышкин твердо. – Ну, пока. Живи!
– Живи, – отозвался Гусев старым, почти забытым прощанием выбраковщиков, уходящих на работу.
– Да, вот еще! – Мышкин что-то вспомнил и обернулся. – Короче, меня тут которые помоложе, донимали, так сказать, почему нашу формулу называют, значит, «птичкой». Я подумал-подумал и не стал им рассказывать. Незачем. Давно это было, страна уже, так сказать, совсем другая. Ни к чему им это знать. Да и не поймут толком. Это только для таких, как мы, понятно. Кто, так сказать, не забыл. Правильно?
– Правильно, – кивнул Гусев. – Похоже, ты действительно ничего не забыл.
Мышкин подмигнул, махнул рукой и пошел к выходу, откуда доносились голоса его подчиненных. Гусев свернул в тактический класс.
В углу Валюшок, закинув ногу на ногу, листал какую-то брошюрку.
– Это что у тебя? – спросил Гусев. – Устав внутренней службы?
– Нет, – Валюшок поспешно убрал брошюру в карман и встал. – Это памятка.
– Оставь, – усмехнулся Гусев. – Будет тебе сегодня памятка, мало не покажется. Идемте, агент Леха Валюшок. Поздравляю вас с первым выходом на маршрут.
Глава шестая
Надо отдать Тепешу должное – в своем палаческом усердии он не давал поблажки никому, независимо от национальности или общественного положения.
– Мы разве без машины? – удивился Валюшок, когда Гусев, выйдя из подъезда, сунул руки в карманы и, пыхтя сигаретой, бодро направился в сторону Арбатской площади.
– Подумай, – бросил Гусев через плечо, не останавливаясь.
Валюшок догнал ведущего и пристроился рядом. От дальнейших расспросов он воздержался. То ли решил сойти за умного, то ли попросту опасался лезть, что тоже говорило о наличии интеллекта.
Гусев докурил, небрежно выплюнул окурок в подвернувшуюся урну, промазал и, раздраженно кряхтя, отправился подбирать бычок с асфальта и водворять его куда положено.
– Здесь пешком везде два шага, – снизошел он до объяснения. – А на машине сплошная пробка. Ничего, ближе к ночи покатаемся.
На автостоянке, примостившейся по-над стеной тоннеля, уходящего под Новый Арбат, двое мусорщиков со своим «полотером» усердно вылизывали асфальт, и какая-то смурная небритая личность ковырялась в парковочном счетчике. Гусев свистнул. Его проигнорировали. Выбраковщик перешел дорогу и легонько ткнул небритого пальцем в бок.
Небритый чуть ли не со скрипом повернулся к Гусеву, обнаружив на груди форменный жетон, а на молодом еще пропитом лице – выражение полной отрешенности.
– Привет, – сказал Гусев. – Ты в порядке?
– А-а… – отозвался небритый. – Здорово. Да какой, блин, порядок. Гибель. Похмелиться-то нельзя, выгонят. А я вчера именины отметил. Как начал… В общем, как начал, так и кончил. А что делать, если у меня тормозов нету? Спасибо, не буйный.
– Ну и ну! – восхитился Гусев. – Интересно, что с тобой бывает после дня рожденья…
– На день рожденья теща заходит, она меня придерживает слегка.
– А жена, значит, тоже без тормозов?
– Накрылась у меня жена, – сообщил небритый. – Год уже как. За наркоту.
– Хм, не знал. Извини. Соболезную, – протянул Гусев без тени сочувствия в голосе. – Чего же ты на ней женился? Знал же, чем кончится.
– Думал, справимся как-нибудь.
– С этим не справляются, это лечат. Но мало кому помогает. Ладно. Как я вижу, ты мне ничего интересного рассказать не хочешь.
– А у нас с того раза все тихо. Форменный коммунизм, не на кого стукнуть.
– Но ты посматривай все-таки.
– Будь уверен, начальник.
– Про жену твою узнать? Может, вернется еще.
Небритый перекосился в ухмылке.
– Не смеши, начальник, – попросил он. – Что я, не понимаю…
– Как раз не понимаешь. Это ведь не каторга, а лагерь.
– Даже если и так – шла бы она…
– Тебе виднее. Ну, пока.
– Бывай.
Мимо проехал, тихо жужжа, «полотер». Один мусорщик сидел за рычагами, второй шел следом, придирчиво оценивая результат. Асфальт за машиной разительно менял цвет. Его будто только положили. Видно было, что моющие средства эта пара не экономит.
– Вы чего так стараетесь? – спросил Гусев. – Начальство ждете?
– Да не, – сказал пеший. – Просто хочется, чтобы было красиво.
– Скоро чихнуть на улице нельзя будет, – буркнул Гусев. – Сразу прибегут двое с лопатами и один с ведром. Где их только набирают, этих маньяков…
– А мне нравится, – сказал Валюшок.
– Мне тоже, – согласился Гусев. – Я просто на самом деле боюсь однажды выволочку схлопотать за то, что жвачку мимо урны выплюнул. И не ответишь ведь.
Они снова пересекли дорогу.
– Слушай, – вспомнил неожиданно Валюшок. – А что ты говорил, будто наркомания лечится? Ее же больше не лечат у нас. Или все-таки…
– Опытный психотерапевт может вытянуть наркомана. Разумеется, не всякого. И это очень кропотливая работа. Причем медикаменты здесь не главное. Быстрая детоксикация занимает, по-моему, часов десять или двенадцать. А психологическая зависимость все равно остается. Важно устранить причины, по которым наркоман хочет уйти из реальности. Садится на иглу только тот, кому положено на нее сесть. Кому очень нужно.
– А кому не нужно?.. – тут же спросил Валюшок.
– Тот и не садится.
– А кому э-э… не очень нужно? – не унимался Валюшок.
– Того после диагностики оставляют в живых и гонят в рабочий лагерь. Поэтому я и сказал, что некоторые вернутся. Лагерь – не каторга, обстановка терпимая… Несчастными забитыми животными с навеки потухшим взглядом, но они вернутся. И проведут остаток жизни, стараясь не думать о своем зелье. Не думать, не думать, каждый день изо всех сил не думать… Потому что бывших наркоманов не бывает. Расслабься, Леха. От наркоты только одно верное средство, которое помогает всем, – пуля в голову.
У табачного киоска возле «Праги» Гусев притормозил и заглянул в окошко.
– Как дела? – спросил он.
– Вашими заботами, – сообщили ему из-за витрины.
– Больше не приходили?
Валюшок ответа не расслышал. Гусев довольно хмыкнул.
– Если что – тут же звони, – сказал он продавцу. – И не в милицию, а сразу к нам. Дай-ка «Кэптен Блэк». Ага, спасибо…
На прилавок легли сигареты. Одну сторону пачки целиком закрывала белая наклейка с крупной надписью «ТАБАК УБИВАЕТ».
– Ого! – воскликнул Гусев. – Началось. Как ты там сидишь, бедняга, к тебе же все пачки на витрине этой стороной повернуты…
– Ужас, – согласился продавец. – До костей пробирает. Брошу курить на фиг. Хорошо еще, на водке не догадались какую-нибудь пакость написать.
Гусев сочувственно кивнул, расплатился, положил сигареты в карман и обернулся к Валюшку. Выражение лица у Гусева оказалось неожиданно злое.
– Не озирайся так по сторонам, ты, рейнджер недоделанный… – прошипел он. – Витрина не хуже зеркала, все отлично видно.
– Виноват, – пробормотал Валюшок.
– Запомни на будущее. Тебя из-за этого мотания головой могут принять за моего охранника, причем за хорошего охранника, потому что ты на телохранителя не похож. А нам это надо?.. Ты не осматривай пространство хозяйским глазом, а живи в нем. Мы не патрулируем территорию, мы просто идем сквозь нее.
– Понял.
– Молодец. Пошли.
Чисто выскобленные ступеньки вели под Новый Арбат, на ту сторону. Под землей, у стеклянных дверей перехода, стоял небольшой столик, заваленный плюшками и напитками. Возле столика двое милиционеров, добродушно посмеиваясь, копались в товаре. Продавец широко улыбался.
У противоположной стены очень кстати обнаружилась урна. Гусев тут же к ней пристроился и начал распечатывать сигареты. Пачка ему досталась строптивая, и обертка улетела в мусор не раньше, чем нагрузившиеся провиантом милиционеры отошли от столика. Гусев отловил их уже на ступеньках.
