Вены Невы
Влада Багрянцева
Даня – Золушка нашего времени. Только наоборот: был всего один счастливый билет из миллиона – и он его вытянул, но если Золушка много трудилась до того, как стать принцессой, то с Даней все совсем не так. Однако он считает, что платит за все в полной мере самим собой и своим телом – Виталию Маршу, продюсеру, который нашел его в провинции. Савва – журналист, который считает, что всего нужно добиваться своим трудом, а таким, как Даня, не место среди людей талантливых. Поэтому делает то же, что и всегда – свою работу.
Содержит нецензурную брань.
Влада Багрянцева
Вены Невы
Пролог
Есть люди, которые всегда берут с собой зонт, потому что знают, что даже если с утра светит солнце, туча может выползти из-за горизонта в любой момент и испортить любые планы.
Есть люди, которые берут с собой зонт, только если в прогнозе погоды указаны осадки.
Есть люди, которые не берут зонты, потому что не любят обременять себя чем-то. Им проще что-то не взять, чем взять и злиться на не пригодившийся предмет, который занимает руки, место или мысли.
Есть люди, которые зонты не носят, потому что в принципе не задумываются о существовании зонтов: у них есть личный водитель, который позаботится о том, чтобы они дошли от машины до здания, не намокнув. Зонты вне зоны их комфорта, потому что зону комфорта они устанавливают сами, даже если она размером с Монако.
Есть люди, которые не носят с собой зонт, потому что забывают об этом. Если пойдет внезапно дождь, то они просто попадут под него. Промокнут, опоздают куда-то или будут ждать такси все сорок минут у подъезда чужого дома. И даже зная, что так будет, все равно не возьмут с собой зонт.
Даня был из последних.
Потому что не видел смысла в лишних движениях, обитая там, где обитал: если дождь будет мелкий, то ничего страшного, это даже приятно, после жары-то, а если ливень – чем поможет кусок тряпки на каркасе, если ноги промокнут до колена и в кроссах будет хлюпать?
Вот в субботу вечером как раз такой ливень и случился. Как назло именно в выходной день, когда подземный переход был обычно забит гуляющими, самое рыбное время, но пошел дождь, и поток людей иссяк, как будто его и не было. Даже бабуля, которая всегда сидела у лестницы с пластиковым ведерком из-под джема, куда сыпалась мелочь, ушла – холодно сделалось и сыро. Петь тоже стало в напряг, только связки рвать, но Даня все равно пел, привалившись спиной к камню, подняв ногу и упираясь в стенку подошвой, чтобы можно было положить гитару боком, если ремень сорвется. В прошлый раз так и было, лучше перестраховаться. Пел больше для себя, извращая известные песни нуарным перебором, чем для кого-то. Того, что накидали на чехол гитары, брошенный у ног, едва ли хватало на что-то больше пачки сигарет, банки энергетика на утро и шоколадки для малой. Но всяко лучше было стоять тут, в пустом переходе, чем идти домой, где опять пьянка, «феномен сотки», как Даня это называл: каждая сотка, которая тратилась на бухло, была абсолютно случайно найденной в кармане зимней куртки и последней. На нее мать покупала самогон у соседей. Каждый день. Когда приходило пособие по инвалидности, которое получал ее сожитель, покупались водка и колбаса. Эти дни Даня ненавидел больше, чем дни безденежья, потому что мать, словно пытаясь компенсировать свое нежелание и неумение готовить, а иногда и откровенный похуизм в вопросе, чем питаются ее дети, спускала бабло на ветчину далеко не по скидосу, готовые замороженные котлеты, нарезки и пельмени. Поля, Данина сестра, в свои девять лет умела жарить эти котлеты с запахом минтая и пельмени варила, засекая время по часам. Но такое случалось только после получки, в остальное время Даня с сестрой ходили к бабушке, которая жила недалеко от них, без нее он бы точно к своим восемнадцати обзавелся гастритом. Ну и бухал бы, наверное, вместе с предками. Чтоб не видеть этого всего. Он начинал, но бабушка, заметив, что с ним творится неладное, схватилась за сердце:
– Что ж ты делаешь, ирод! Себя не жалко, меня пожалей и Полинку!
Даня тогда был подростком в пубертате. Вряд ли его остановили эти увещевания, если бы он не попробовал кое-что похлеще алкоголя, – пацаны ржали с его прихода и снимали на камеру – и под этим ему привиделось такое, от чего волосы стояли дыбом очень долго. Что-то инфернальное, запредельное и жуткое, что до сих пор иногда являлось во снах. После этого он курил только сигареты и пил только пиво.
Своих уже сторчавшихся товарищей Даня отчасти понимал – ту блевотную серость и грязь провинциального городишки, где они все обитали, как вечно голодные и злые звери в передвижном зоопарке, в трезвом уме воспринимать было нереально. Ржавый кирпич многоэтажек, – снег в марте красно-коричневый у мусорных баков оттого, что таял лед в щелях стен и вымывался вместе с кирпичной пылью, – смог от заводов, отсутствие нормальной работы. Тут рожали, чтобы жить на пособия и брать ипотеки. Но у Дани была одна отдушина – музыка. Бренчать на гитаре его учил отчим с семи лет, а петь он научился сам, – нетрудно, когда был слух и голос. Потом познакомился с местной шпаной, которая таскалась по подворотням, там сошлись с уличными «музыкантами», и вот они-то и открыли ему мир подземных переходов, вокзалов, известных пятачков на оживленных улицах, где можно было встать с гитарой, скрипкой или дудкой и получать за это деньги. С «аскершами», девчонками-малолетками из той же компании, можно было заработать больше, они подскакивали к прохожим с шапкой и просили помочь бедным музыкантам. Кто-то не реагировал, кто-то посылал, но чаще бросали мелочь. Кто-то и не мелочь, иногда попадались дяденьки из 90-х, которые кидали косарь и просили сбацать что-нибудь из Миши. Ну какого Миши, не понимаете, что ли, Круга конечно. Или Кипелова, «этот парень был из тех…»
Иногда особенно везло, на праздники: некто в пиджаке с бабой под ручку, достав «котлету», легко и непринужденно ронял пятитысячную, от вида которой сладко замирало в груди и пальцы двигались быстрее.
Этот же, который спустился и стоял напротив, был похож на дяденьку с «котлетой» в кармане, только вместо лощеной бабы рядом маячил еще один мужик, но одетый попроще.
– А спой мне, пожалуйста, из «Сплина» что-нибудь, – попросил-потребовал незнакомец, и Даня, зажав медюк в зубах и подтягивая ремень на гитаре, хмыкнул – ну, косарь, это прекрасно. Весь день, считай, сделал удачным.
Спел «Выхода нет». Потом «Свет былой любви» и «Группу крови», потому что попросили еще «что-нибудь». Мужчина в черном пиджаке слушал внимательно, но только потом Даня понял, что ему неважно было, что он играет и поет, мужчина вслушивался и оценивал диапазон его тембра.
– Прекрасный тенор, прекрасный, – произнес он после того, как Даня закончил. – Могу я угостить вас кофе?
Даня посмотрел в его цепкие, холодные глаза – и почему-то согласился.
Мужчину в пиджаке звали Виталий Сергеевич Марш. Когда он подтолкнул по столу свою визитку, – черный прямоугольник с серебряным тиснением, – Даня, грея руки о стакан с кофе, покосился на нее, но ничего не сказал. Виталий, видимо, ждал более интересной реакции.
– Не знаешь, кто я, да? – ухмыльнулся он. – Марш. Ну? «Либертэ». Музыкальный продюсер, композитор, заслуженный деятель искусств.
– Мм, – протянул Даня все так же без особого восторга. – А чего ж вы, такой заслуженный, у нас в дыре забыли?
Он не хамил – разговаривал, как обычно, просто не сразу сообразил, что со стороны Виталия все выглядит именно так. Хотя, с другой стороны, ему теперь что, на цыпочках перед ним ходить? Только за то, что ему деньжат подкинули и кофе купили? Так и побольше кидали, и кофе покупали получше, из нормальной кофейни.
Сидели они в кафе-забегаловке на первом этаже ТЦ. Даня глотал средней паршивости кофе с сиропом «соленая карамель», Виталий рассматривал его и потертый чехол с гитарой на стуле рядом. У Виталия были ясные голубые глаза, светлые волосы, зачесанные на косой пробор и жесткий узкий рот, напомнивший Дане прорезь для карты в банкомате. Сам Даня являл собой вид плачевный: мокрые грязные кроссы, непонятная толстовка, прилипшая ко лбу челка. Сырость и шум его раздражали в этом момент так же, как любого человека с промокшими ногами.
– «Либертэ» меняются в составе, Леся уходит, ищу третью на замену. Знаешь, в чем секрет успеха моих проектов? В том, что я вот так езжу по дырам, как ты выразился, и нахожу там самородки. Всегда нахожу. Как сегодня.
Даня даже на спутника Виталия обернулся, который торчал за отдельным столиком, не понимая, про кого он. Потом понял:
– А, вы про меня, типа. Прикольно.
– Не веришь?
– Верю, конечно. Ко мне же каждый день подходят продюсеры из…
– Питера.
—…из Питера, – повторил Даня на автопилоте.
Питер для него всегда, с раннего детства, был неисполнимой мечтой. Может, потому что когда все ездили туда на школьные экскурсии, он сидел дома, ведь у матери на такие изыски денег не находилось.
«Да что ты ревешь, Дань, как будто последний раз туда едут! В следующий раз поедешь!»
В следующий раз было то же самое. С тех пор он начал мечтать о Питере и о том, что поступит туда. Это решило бы все проблемы: он бы переехал в общагу, которую ему, как иногороднему, обязательно дали, жил на стипендию, работал, даже если бы пришлось почти не спать. Но это все было тоже мечтой – он только что закончил школу и с его выпускными баллами не стоило надеяться поступить на бюджет даже в родном городе. А платно… да, смешно.
Ни одно учебное заведение для подачи документов он пока не выбрал. Ждал хрен пойми чего, а может банально понимал, что и рыпаться не стоит. Страшно было признавать, что техникум – максимально высокая вершина его личного Эвереста.
– Как тебя зовут?
– Даниил.
– Даниил. Послушай меня внимательно – то, что я сегодня подошел к тебе, это шанс один на… на тысячи и тысячи. То, что ты можешь получить прямо завтра, другие люди выбивают годами, иногда даже знакомства не помогают. И уж тем более талант. Кому в нашем мире нужен талант, если у него непродающаяся обложка? А я как раз тот человек, который эти обложки создает. Та же Леся из «Либертэ» раньше продавала шмотки на рынке, по вечерам записывала видосы со своей дочкой, как они пели русские народные, и мне один из них показал знакомый знакомого. Олю я нашел на Урале, мужиков стригла, Свету… ну, Свету через постель. Привел ее друг мой хороший. Но она и поет хуже всех, у нее подпевка.
– А парни у вас как? Тоже через постель? – поинтересовался Даня.
– Не всегда, – быстро ответил Виталий – будто ждал этого вопроса. И это было честно: Даня сразу встал и ушел бы, начни ему лить говно в уши в духе того, что в шоубизе все чисто и таланту везде дорога. Талантом он себя как раз не считал. Да, голос сильный. Да, слух почти идеальный. Да, мелодию на гитаре подберет, один раз услышав. Но таких, как он – тысячи.
– Таких, как ты – один из тысячи, – сказал Виталий, обрывая его мысли и переключая на себя.
Говорил он долго. Не упрашивал принять предложение о сотрудничестве, а показывал все плюсы и выгоды, хотя другому хватило б одного того факта, что такое предложение прозвучало. Сказал, что пробудет в городе еще два дня, и если Даня ему не позвонит, то уедет сам, без него.
– Либо с тобой, – сказал он, поднимаясь и поправляя лацканы пиджака. – Думай, Даня. Твоя жизнь только начинается, начни ее правильно.
Даня сидел в кафе еще долго после этого, действительно думал над тем, что только что произошло и не наеб ли это. Слишком все было неправдоподобно. Слишком сказочно. Глупым он не был, потому что видел, как именно смотрел на него Виталий – как на вещь не только для общественного, но и личного пользования. На его счет он не обольщался. Но Питер, музыка, пока нереальная, но уже такая сладкая популярность…
