Бирч, младший из этих двоих, являл собой воплощенное воинское мужество: редкие в их широтах светлые волосы, квадратный подбородок. Он был светлокож, почти как ургул, но Адер повидала немало белых, словно кость, северян среди министров и чиновников, бывавших в Рассветном дворце. Никто бы не принял Бирча за чиновника. Сложен он был словно статуи вдоль дороги Богов. Даже зубы – само совершенство. Такой мог бы позировать художнику.
Фултон был старше напарника, ниже ростом и неказист видом, но во дворце шептались, что он опаснее, и Бирч, хотя после многих лет службы позволявший себе вольности в общении с Адер, к старшему питал невольное почтение.
– Я собралась за красные стены и не хочу привлекать внимание, – ответила Адер.
Фултон нахмурился:
– Жаль, что вы заранее не предупредили, министр. Я бы вооружил эскорт.
Адер покачала головой:
– Сегодня вы двое – мой эскорт. Мне нужно побывать на Нижнем рынке, выяснить для министерства, как идет торговля «серым» товаром, и, как уже сказала, особого внимания я не желаю.
– Гвардейцы обучены держаться незаметно, – возразил Фултон. – Мы не привлечем к вам лишних взглядов.
– Полдюжины воинов с двуручными мечами? – шевельнула бровью Адер. – Я ценю вашу скромность, Фултон, но среди добрых горожан вы будете вроде львов среди домашних кошек.
– Обещаем мурлыкать, – подмигнул ей Бирч.
– Дайте мне минуту послать раба в казармы, – как о решенном, сказал Фултон. – Дорожный эскорт нагонит вас у ворот. Я прикажу прикрыть доспехи плащами.
– Нет, – отрезала Адер.
Ответ прозвучал суше, чем ей бы хотелось, но сейчас решалось все. Даже от Фултона с Бирчем будет непросто отделаться. Если же они умудрятся привести целый эскорт, гвардейцы окружат ее, как рыбу невод.
– Понимаю, вы заботитесь о моей безопасности, – сказала Адер, постаравшись уравновесить властность примирительным тоном, – но мне нужно увидеть реальную жизнь Нижнего рынка. Если торговцы узнают, к моему приходу все незаконное исчезнет с прилавков, а мы найдем достойных аннурских купцов, торгующих обычнейшими товарами, вроде миндаля и дверных ручек.
– Пошлите кого-нибудь другого, – скрестив руки на груди, возразил Фултон. – В вашем распоряжении целое министерство. Отправьте какого-нибудь счетовода. Или писца.
– Счетоводов я уже посылала. И писцов. Кое-что надо делать самолично.
Фултон сжал челюсти:
– Министр, вам не нужно напоминать, что в городе неспокойно.
– Аннур – величайший город величайшей в мире империи, – отрезала Адер. – Здесь всегда неспокойно.
– Я о другом, – ответил эдолиец. – Убивший вашего отца жрец был любим тысячами, десятками тысяч. Вы разоблачили его, добились его смерти, а затем продавили множество соглашений, подкосивших его церковь и его религию.
– Люди смотрят на это иначе.
– Многие, – кивнул он, – но не все. Сыны Пламени…
– Их нет. Я распустила военный орден.
– Солдаты, которых распустили, не исчезают в никуда, – угрюмо ответил Фултон. – Навыки остаются при них, как и верность, и клинки.
Адер заметила, что снова сжимает кулаки. Эдолиец высказал вслух то, на что она втайне надеялась: что Сыны Пламени никуда не делись и клинки еще при них. При ясном свете дня ее план выглядел безумием. Сыны Пламени ненавидели ее за все, что она сделала с их церковью и орденом. Если Адер одна, без охраны, покажется в южном городе Олоне, ее скорее сожгут, чем станут слушать, – и все же другого пути она не видела.
Чтобы выступить против ил Торньи, ей нужна своя армия, своя налаженная военная машина. Доходившие с юга слухи намекали, что Сыны Пламени снова собирают силы. Потаенная – но сила у них осталась. Что до их верности… что же, верность переменчива. Во всяком случае, она отчаянно на это надеялась. В любом случае уже нет смысла переживать. Надо либо сидеть в своих покоях наподобие балованной комнатной собачонки, либо хватать оружие, которое есть под рукой, и надеяться, что клинок не порежет руку.
– Я сделаю так, как считаю нужным, – добавив в голос стали, проговорила Адер. – Разве вы посылаете раба встречать меня утром у дверей? Нет, вы приходите сами. Раб может наводить блеск на ваши доспехи, но служите вы мне лично.
– По правде сказать, – вставил Бирч, – этот упрямый осел сам начищает свое оружие.
– Мы выходим, – сказала Адер. – Втроем. Я вполне уверена, что вы в состоянии меня сберечь, – тем более никто не будет знать, кто я такая. Можете взять оружие и надеть доспехи, но прикройте все это дорожными плащами, и чтоб никакие, поцелуй их Кент, гербы из-под них не светились. Жду вас у Нижних ворот к следующему гонгу.
* * *
Проскользнув под опускной решеткой, перейдя ров по деревянному мосту и смешавшись с толпой за наружной линией стражи, Адер перевела дыхание.
Она решилась оглянуться через плечо, сама не зная: проверяет, нет ли погони, или просто хочет напоследок посмотреть на родной дом – на крепость, больше двух десятилетий хранившую ее жизнь. Изнутри трудно было оценить величие Рассветного дворца: изящные залы, приземистые храмы, вьющиеся садовые дорожки открывали взору по кусочку зараз. Даже центральная площадь, рассчитанная на пять тысяч застывших по стойке смирно солдат и потрясавшая самых искушенных иностранных послов, была лишь малой частью целого. Об истинном масштабе дворца можно было судить лишь снаружи.
Стены цвета темной крови тянулись в обе стороны, на сколько хватало глаз. Если бы не зубцы и не сторожевые башни, их можно было принять за древнюю складку земли, а не творение рук человеческих: отвесные скалы, неприступные и непобедимые, возносились над головой на пятьдесят футов. Они и без защитников представляли бы серьезную преграду для любого врага, но первыми бросались в глаза не они, потому что позади высился лес изящных башен: Жасминовое Копье и Белая башня, башня Ивонны, Журавль, Парящий зал, – и каждая была достойна короля. В другом городе любая из этих построек стала бы главной достопримечательностью, а в Аннуре, в Рассветном дворце, они выглядели добавкой, диковинкой, капризом заскучавшего архитектора. Глаз скользил мимо них и выше – к немыслимой высоте Копья Интарры.
Двадцать лет Адер прожила во дворце, а эта башня все не укладывалась в голове. Отчасти из-за размеров. Шпиль, казалось, пронзал небесную твердь, царапая синеву небес. Подъем на вершину Копья, начатый до рассвета, занимал почти все утро, а в минувшие годы, бывало, одряхлевшие императоры поднимались не один день, ночуя на обустроенных площадках для отдыха.
Эти путевые станции были более поздними сооружениями. Все, что находилось внутри башни, – лестницы, перекрытия, внутренние помещения – к немыслимо древней постройке умудрились добавить люди. Изначальными были в ней лишь стены – стены, вытесанные или выкованные из прозрачного, как зимний лед, вещества крепче закаленной стали, гладкого, словно стекло. Изнутри открывался вид прямо сквозь стены – на улицы и дома Аннура и за город, за Разбитую бухту, дальше на запад, до моря Призраков. Люди со всей империи и из-за ее границ стекались поглазеть на эту огромную мерцающую иглу. Высясь в самом сердце Рассветного дворца, она наравне с легионами и флотом внушала людям представление о несокрушимой мощи Аннура.
«А в нескольких сотнях шагов – вот это», – подумала Адер, поворачиваясь к дворцу спиной.
Вокруг, буквально в тени безупречных стен, протянулись длинные ряды питейных заведений и борделей, жмущихся друг к другу халуп, в которых дыр было больше, чем досок, а перекошенные дверные и оконные проемы занавешивали грязным тряпьем. В таком разительном контрасте была своя логика: династия Малкенианов оставляла за собой право при осаде города снести все на пятьдесят шагов ото рва. Осад сотни лет как не случалось, но богатые горожане остерегались строить здесь добротные дома и отодвигали их подальше от стен, чтобы какой-нибудь разрезвившийся император не сжег их под предлогом защиты империи. Потому окрестные улицы и переулки были нищими и шумными, пропахли подгоревшей дешевой свининой, прогорклым маслом, устричной пастой и куркумой, и ко всему этому примешивался острый соленый запах моря.
Прежде Адер, как и приличествовало ее положению, покидала дворец только через Императорские ворота, открывавшиеся на запад, на дорогу Богов, и сейчас она просто застыла, силясь привыкнуть, разобраться в нахлынувшей на нее какофонии. Она вскинулась, заметив вдруг направляющегося к ним мужчину – соколятника с подвешенной к шее деревянной миской, полной полосок почерневшего мяса. На полпути незнакомца перехватил Фултон – шагнул вперед и буркнул что-то, мотнув седеющей головой. Торговец приостановился, взглянул на торчащую из-под плаща эдолийца рукоять меча и, сплюнув на щербатую мостовую, свернул в сторону и стал высматривать других покупателей. Тем временем их догнал Бирч.
– Через Кладбищенский квартал? – спросил он. – Или вдоль канала?
– Через Кладбища спокойнее, – ответил Фултон, многозначительно покосившись на Адер. – Нет таких толп, меньше отребья.
Эта часть города уходила на запад по крутому холму, когда-то, как явствовало из названия, целиком отданного под погребения. Однако город рос, земля дорожала, и состоятельные торговцы с ремесленниками, продававшими свой товар на Сером рынке и вдоль дороги Богов, понемногу стали застраивать участки между кладбищами, пока весь холм не превратился в лоскутное одеяло. Среди склепов и могил выросли ряды зданий с прекрасным видом на Рассветный дворец и гавань за ним.
– Через Кладбища долго, – твердо возразила Адер.
Из дворца она выбралась, но еще чувствовала, как красные стены нависают над ней, а хотелось сбежать подальше, затеряться в городском лабиринте, да поскорее. Чтобы не выдавать эдолийцам своих намерений, Адер пока не доставала повязку, а полагалась на скрывавший лицо и глаза глубокий капюшон. И нетерпеливо дергалась, не слишком надеясь на скудный маскарад.
– Чтобы до полудня побывать на Нижнем рынке и вернуться, надо идти по каналу. Дорога почти прямая и нет подъема. Я и раньше так ходила.
– Только с гвардейским эскортом, – напомнил Фултон.
Он и за разговором не забывал контролировать взглядом толпу и правую руку держал поближе к мечу.
– Чем дольше будем спорить, – заметила Адер, – тем дольше я пробуду вне дворца.
– А здесь мы вроде сидячих уток, – добавил забывший о привычном легкомыслии Бирч. – Тебе решать, Фултон, но я бы лучше двигался, чем торчал на месте.
Старший эдолиец проворчал что-то невнятное, проследил суровым, пристальным взглядом изгибы уходящего на запад канала и недовольно кивнул.
– Давайте через мост, – решил он. – На южном берегу меньше движения.
Миновав каменный пролет, он занял место слева от принцессы, а Бирч пристроился в нескольких шагах правее, между Адер и водой.
Этот канал, как два десятка других, змеившихся по городу, служил проезжей дорогой. Его заполонили суда: челноки, баржи, узкие «змеиные» лодки, нагруженные то плетеными корзинами, то открытыми бочками. Сбывая товар людям на берегу, лодочники принимали монеты в лукошки на длинных ручках и тем же путем передавали покупки: фрукты, рыбу, листья та или цветы. На обоих берегах толпился народ: перегибаясь через каменную ограду набережной, люди выкрикивали заказы. Если человек ронял что-то в воду, что случалось не так уж редко, полуголые уличные мальчишки, дрожавшие на берегу, прыгали за потерей и устраивали злые потасовки за право вернуть хозяину промокшее добро.
Без двух десятков разгоняющих народ стражников идти приходилось медленней, чем бывало. Ростом Адер почти не уступала Бирчу, но ей недоставало сил, чтобы расталкивать толпу. Фултон с каждым шагом все заметнее напрягался, держался все настороженнее, и Адер тоже занервничала; выскользнув из ловушки красных стен, она угодила в толчею потных тел, в шумную сумятицу, бившую по ушам тысячей голосов.
К тому времени как они вырвались на сравнительно спокойную площадь перед Прудом, у Адер по спине текли струйки пота. Дыхание спирало в груди, она прерывисто выдохнула. По сравнению с набережными, площадь казалась и широкой, и относительно свободной: на просторном квадрате из каменных плит люди стояли отдельными группами. Наконец-то ей видно дальше, чем на шаг вперед. Стало легче двигаться и дышать. Как избавиться от Фултона с Бирчем, Адер пока не представляла.
«Решай-ка поскорей, – велела она себе. – Не брать же их с собой!»
Она оглядела Пруд: протянувшийся на сотни миль канал Атмани здесь широко разливался и расходился на полдюжины малых русел, доставлявших воду и лодки в разные части города. Здесь покачивались на якорях многие десятки узких суденышек, разгружавшихся на плоты, или подскакивали на волнах лодки-бочонки, чтобы затем взять новый груз для доставки на юг, в Олон и к озеру Баку.
Адер задержалась, рассматривая эти суда. Насколько проще было бы выбрать одно из них, шагнуть на палубу, заплатить капитану за еду и роскошную каюту и плыть себе на юг, мысленно репетируя беседу с тайно объединившимися Сынами Пламени и с их вождем – державшимся в тени Вестаном Амередадом. Лодка во многом безопаснее, чем полная случайностей дальняя дорога: ни любопытных глаз, ни разбойников, ни лишних встреч. Соблазн был велик… Велик и совершенно безумен.
Адер еще издали различила строгую форму податных инспекторов, представителей ее же министерства: те расхаживали по берегу, осматривая выгруженные тюки и бочки. Узнать ее на таком расстоянии не могли, а все же она поглубже спряталась в капюшон. Ран уже сегодня обнаружит побег своей ручной зверюшки, но, направляя погоню, будет исходить из того, что она поступит как изнеженная принцесса. К завтрашнему утру подручные кенаранга заполонят дорогие гостиницы и таверны. Они допросят капитанов в морской гавани и прочешут весь Пруд, разнюхивая о прячущей глаза молодой женщине с полными монет карманами.
У Адер плечи стыли при мысли о преследователях, о сотнях людей ил Торньи, обыскивающих город, – и потому она едва не взвизгнула, когда Фултон, подступив, крепко взял ее за локоть.
– Не крутите головой, министр, – тихо проговорил он. – За нами следят. – Он бросил взгляд на напарника. – Бирч, внимание на северо-восточный квадрант.
Адер хотела повернуться, но Фултон нетерпеливо одернул ее.
– Не оборачивайтесь! – прошипел он.
Кожу Адер закололи иголочки страха.
– Ты уверен? – спросила она. – Кто там?
– Уверен. Не знаю. Двое рослых мужчин. Сейчас они зашли к торговцу та.
Чтобы не оглядываться, Адер принялась рассматривать толкущийся перед ней народ. Она не представляла, как Фултон в этом столпотворении умудрился распознать два лица. На широкой площади собрались, должно быть, тысячи людей: по пояс голые горшечники, скрючившиеся под тяжелой ношей; стайки разряженных в яркие шелка женщин, явившихся из Кладбищенского квартала посмотреть на новинки, пока товары не унесли на Серый рынок; развалившиеся у фонтана нищие; погонщики в широкополых соломенных шляпах, ведущие сквозь людскую гущу невозмутимых водяных буйволов. Увяжись за ними половина аннурского легиона, Адер в такой толпе и не заметили бы.
– Вдоль канала на запад сотни людей проходят, – зашептала Адер. – В этот час у всех дела на Пруду. Не следили же они все за нами?
– Не в обиду будь сказано, министр, – ответил Фултон, упорно направляя ее к югу, к одной из вливавшихся в широкую площадь улочек, – но вы знаете свое дело, а я свое.
– Куда мы идем? – резко спросила Адер.
Вопреки приказу эдолийца, она решилась оглянуться через плечо: приотстав на два десятка шагов, Бирч с серьезной миной на мальчишеском лице оглядывал лавки.
– Это же направление на юг, а не на запад! – возмутилась Адер.
– На Нижний рынок уже не пойдем. Там небезопасно.
Адер набрала воздуха в грудь. Весь ее план держался на том, чтобы продвинуться на запад, за просторную площадь, и перейти один из широких мостов канала Атмани. А если кто-то заметил, как она выходила из Рассветного дворца, если и на городских улицах за ней следят, тем более надо спешить.
– Коль уж нас преследуют, лучше идти вперед, – сказала она. – Собьем их со следа на Нижнем рынке.
Фултон ожег ее взглядом:
– Нижний рынок – мечта наемного убийцы: всюду толпы, обзор перекрыт, а за шумом собственного голоса не услышишь. Я и раньше не хотел вас туда пускать, а уж теперь и подавно. Можете, вернувшись во дворец, дать мне отставку. Пусть меня лишат меча, если сочтете нужным, но до того, пока оружие при мне, я за вас отвечаю и буду отвечать. – Он крепче сжал ее локоть. – Не останавливайтесь. И не бегите.
Адер оглянулась на Бирча, который неуловимыми для нее движениями подавал какие-то знаки. Вид у младшего эдолийца был угрюмый, а Фултон коротко кивнул напарнику и снова потеснил ее к ближайшей улице.
– Куда мы? – прошипела Адер.
Вернуться в Рассветный дворец невозможно. Ил Торнья узнает о ее отлучке, да еще при таких странных обстоятельствах. Узнает, что она выходила переодетой, всего с двумя стражниками, и потребует объяснений, а объяснять она не готова. Даже если чудом удастся скрыть неудавшееся путешествие, эдолийцы больше не выпустят ее за красные стены без полноценной охраны.
– Куда ты меня ведешь? – проговорила она, смутно понимая, что в голосе слышится паника.
– В надежное место, – ответил Фултон. – Есть тут одна лавочка.
– В твоей Кентом тронутой лавочке мы будем как в ловушке.
– Только не в этой. Она наша. Мы там хозяева. Называется «Кроличья нора», как раз для таких случаев.
Из людской толкотни навстречу им шагнул торговец. Толстяк с чистосердечной щербатой улыбкой запустил руку в висящий на боку холщовый мешок:
– Огненных яблок, госпожа? Только что из садов Сай-ита, сочные, как поцелуй…
Он не успел протянуть ей свой товар, потому что вперед выступил Фултон. Эдолиец не обнажал оружия, обошелся без него. Его кулак врезался в мягкую гортань торговца, и тот рухнул мешком.
– Он же просто хотел что-то продать! – задохнулась Адер.
Торговец перекатился на бок, забулькал помятым горлом. Эдолийцы не удостоили его и взгляда.
– Его жизнь я охранять не клялся. Нас мало, а красные стены далеко. Двигайтесь, не стойте.
Бирч позади опять подавал знаки одной рукой, а другая лежала на рукояти меча. У Адер перехватило дыхание, скрутило живот. Она в ловушке в этом миллионом городе. Доказательством тому твердая хватка Фултона на ее локте. Стоит покинуть площадь – и дальше ни взад ни вперед, бежать будет некуда. Эдолийцы просто хотят ее уберечь, но…
Она уставилась на Фултона, на его посеревшее лицо. А что, если они не хотят ее уберечь? Здесь, где ее никто не узнает, они могут затащить ее в любой переулок, и конец… Она запнулась на ходу.
«Они не хотели выпускать тебя из дворца», – напомнил ей внутренний голос, но в ушах звенело.
Бирч что-то прокричал, рванул вперед, махнул им, торопя за собой.
Сейчас или никогда, поняла Адер. Не важно, чисты ли намерения эдолийцев, не важно, есть ли за ними слежка, – вернуться – значит выдать себя, а тогда она проиграла.
«Мой отец мертв, – сказала она себе, – и я его последний клинок».
И она рывком выдернула руку.
Фултона перекосило от неожиданности.
– Министр…
Но Адер уже развернулась и ринулась на запад, на площадь, к вытекавшему из Пруда каналу. Ей надо было пробежать по мосту, добраться до узкой канавки, уходящей на запад.
«Всего сотня шагов», – думала она, колотя подошвами по плитам мостовой.
