Твари хватают СТРа Страхолюда и его спутников, взмывают вверх и вверх, высоко в небо, все выше и выше, уносят орущих и извивающихся жертв за облака, в перехватывающий дыхание ледяной холод и пламя верхних слоев атмосферы, и эти люди перестают быть. Они вернутся на землю только пеплом и багровым дождем.
Такова месть Стражей Завтра тем, кто осмелится ступить на их берега без истинных Сокровищ.
Друид-Страж вздыхает и ласково гладит по голове бедного беззубого бегунчика, тихо уверяя его, что все будет хорошо. Он бормочет про себя:
– Еще два дня… Всего два дня у Героя, чтобы явиться и спасти нас всех.
Страж устало забирается обратно в лодочку. На самом деле он и не ждал, что придет настоящий Герой. Да и с чего бы? Этот ритуал совершается каждый год вот уже девяносто девять лет подряд, но являлись только недостойные. Старик начинает грести обратно к Завтра.
Он будет выкликать Героя, чтобы тот пришел и заявил права на корону, еще два дня. Если Герой не явится на одиннадцатый день, в Канун Солнцеворота, будет слишком поздно. Правила, установленные Чернобородом сто лет назад, непреложны. Границы Завтра замкнутся снова до следующего года.
А на следующий год будет и правда ПОЗДНО. К тому времени Ярогнев станет слишком силен. Этот год – их единственный шанс.
Герой должен прийти и заявить права на Трон, со всеми Утраченными Сокровищами, на одиннадцатый день Солнцеворота…
…или все потеряно.
Пролог, написанный Иккингом Кровожадным Карасиком III, последним из великих героев-викингов
Все события последних двух книг моих воспоминаний уместились в сорок восемь часов, последние два дня Солнцеворота. В ту пору мне было четырнадцать лет. Предупреждаю, эти главы самые мрачные и страшные, их было труднее всего писать. Ибо тогда мне пришлось иметь дело и со Стражами-Защитниками Завтра, исполняющими волю Черноборода Оголтелого, и с истинной мощью и злобой дракона Ярогнева.
В то время драконы оказались на грани исчезновения.
В начале этой книги архипелаг охвачен войной. Драконы и люди пытаются уничтожить друг друга, а за мной охотятся и ужасные Мятежные драконы, и ведьма с Элвином Вероломным.
Я оглядываюсь на того бледного, тощего четырнадцатилетнего мальчика, каким я был тогда, и безумно тревожусь за него. Ведь он еще не знает, что ему грозит. Он живет в этой жуткой войне, он уже видел смерть, но ему пока не доводилось терять тех, кого любит. Он начинает понимать, что значит нести бремя вины и ответственности, которое всегда ложится на плечи вождя. Но он еще не принял это бремя как свою судьбу и предназначение.
Сумеет ли он в конце концов спасти драконов?
Мне отчаянно хочется ему помочь.
Я тянусь к нему через бездну пространства, звезд и времени, чтобы взять его за руку и помочь пройти через все это. Но Прошлое – страна столь далекая, что, как бы я ни кричал, он меня не услышит.
Теперь я древний-предревний старик, я оглядываюсь на прожитую жизнь и вижу, что тьма в те времена пала на землю не зря.
Великие дела совершаются лишь из любви и боли.
Великий меч куют из самой лучшей стали. Но по-настоящему великим делает меч то, что происходит с ним потом.
Мы зовем это закалкой меча.
Меч колотят, бьют и выстукивают сверкающим молотом, придавая клинку форму. Его погружают в яростный жар горна, где он размягчается, и тут же окунают в ледяную воду, где он снова затвердевает. Чем горячей, чем яростней пламя, тем крепче и лучше становится в скором времени меч.
И после этой мучительной закалки клинок либо становится прочным и совершенным, либо ломается.
То же происходит и при Становлении Героя.
1. Мама не велела покидать нору
В Душегубских горах стояла зябкая и туманная ночь.
Отличная ночь для предательства.
В эти мрачные времена войны люди старались не соваться в леса на склонах Душегубских гор. Стоило Мятежным драконам уловить хоть малейший намек на человеческое шевеление среди обугленных деревьев на мглистых горных перевалах, они обрушивались на несчастных и убивали.
Но где-то в глубине леса, вдали от любой помощи, исполненный ужаса человеческий голос орал: «Помогите! Помогите! Помогите!» – и крохотный отряд храбрых, но глупых людей и драконов спешил ему на выручку.
Иккинг Кровожадный Карасик III сидел на спине Смертеня, летевшего низко-низко над верхушками деревьев. Драконьи крылья медленно взмывали и опускались, порой задевая обугленные верхние сучья.
Смертени – хамелеоны, и потому красивый трехглавый дракон сливался с ночным небом и по его сияющим бокам проплывали звезды.
Колени у Иккинга дрожали от усталости – слишком много времени он провел в седле.
Для человека, которого с недобрыми намерениями разыскивает столько народу, Иккинг выглядел на удивление непримечательно.
Оборванный долговязый подросток в огнеупорном костюме, от которого остались одни лохмотья, лицо в синяках и ссадинах, волосы дыбом, а в глазах застыл страх человека, уставшего быть в бегах. Война и изгнание превратили его в пугало.
Он стискивал в руке меч, в ушах звенело от пронизывающего холода и кусачего ветра. Иккинг вглядывался через крыло Смертеня в обугленную пустыню далеко внизу, и сердце у него колотилось.
«Помогите! Помогите! Помогите!» – вопил голос, и уже виднелся в глубине лесов крохотный мерцающий огонек костра, то вспыхивающий, то пропадающий, словно светлячок или мерцание их собственного любопытства.
Нетрудно понять, почему Иккинг так тревожился. Эта обугленная, сожранная огнем территория принадлежала дракону Ярогневу и Драконьему восстанию. А Ярогнев больше всего на свете хотел поймать Иккинга. Дракон торжественно поклялся обратить в пепел весь мир, лишь бы найти его, поклялся, что не останется ни скалы, ни острова, ни пещеры, ни утеса, где этот мальчишка сможет укрыться от возмездия. И вот Смертень летел над тем, во что превратился мир из-за безумной охоты Ярогнева: под ними простиралась оплавленная, искалеченная земля, изломанные трупы деревьев, закопченные останки разбитых скал.
– Ох, ради Тора, – шептал лучший друг Иккинга, Рыбьеног, сидевший за спиной у него на Смертене.
Рыбьеног был еще более тощим и потрепанным, чем Иккинг, хотя казалось бы, дальше некуда. На кончике носа у него болтались разбитые очки – того и гляди свалятся.
– Мятежные драконы разорвут нас в клочья! Твоя мама велела НИ ПОД КАКИМ ВИДОМ НЕ ПОКИДАТЬ НОРУ, – протестовал Рыбьеног. – Нам просто надо просидеть там еще два дня, до Кануна Солнцеворота, а потом встретиться с остальными сторонниками Драконьей Печати на Поющих Песках Дара Перевозчика. Вот и ВСЁ. Об остальном твоя мама обещала позаботиться сама…
– Но что, если это кто-то из наших там, в лесу, один-одинешенек? – возражал Иккинг.
– Ты прав, – соглашался Рыбьеног, дрожащей рукой покрепче стискивая меч. – Я знаю, что ты прав… просто очень уж страшно…
Иккинг и двое его друзей-людей были белые, как муравьиные яйца. Они уже месяц не видели солнца и сегодня впервые вылезли наружу. А до этого только их драконы по очереди выбирались из укрытия за едой и дровами. Но теперь Десять Воинов Драконьей Печати выползли из безопасного убежища, заслышав вдалеке перепуганный человеческий голос.
Чем ближе они подлетали в скудном свете, тем отчетливее слышался отчаянный призыв. И невозможно было не откликнуться на звучавший в нем страх. Что должно происходить с человеком, чтобы он так орал?
Когда человек зовет человека, этот крик не пропустишь мимо ушей.
Иккинг сглотнул и глянул вниз на проплывающие под ним деревья. Некогда этот лес жил и дышал. Теперь его сковала смертная неподвижность, сожженная и обугленная, уничтоженная в горниле драконьего гнева.
Третьим седоком на спине Смертеня была мелкая вертлявая девчонка из племени Бой-баб. Звали ее Камикадза. Волосы у девчонки выглядели так, словно на ее макушке всю ночь веселилось семейство бешеных белок.
– Да ну, Рыбьеног, – весело шепнула Камикадза. – Ты же знаешь, мы должны это сделать. Кроме того, я лично не прочь поразмяться. Мы слишком долго торчали в этой Норе.
Честно говоря, Камикадзе уже настолько надоело сидеть под землей, что предложи Иккинг вручную отполировать Ярогневу задние когти, она и то подписалась бы.
– Поразмяться?! – взвился Рыбьеног. – Поразмяться? Это тебе не викингская гимнастика «Будь в форме» для девочек!
Три маленьких охотничьих дракона летели, держась строго над Смертенем. Двое из них были драконы Иккинга: очень старый, Одинклык, с рваными и мятыми крыльями, и очень юный, Беззубик, самый мелкий и капризный охотничий дракон в архипелаге. Третья, золотая нравная драконица по имени Буримуха, принадлежала Камикадзе.
Еще с ними был ездовой дракон Ветрогон – длиннолапый, неказистый и ласковый. Он вилял лохматым хвостом, с надеждой ожидая, пока все остальные решат, что делать.
