Главное – правильно выбрать время.
Вот показались первые преследователи, и Иккинг выпустил одну, вторую, третью, четвертую, пятую, шестую стрелы.
С потрясенным воплем первый дракон, бритвокрыл, кувырком полетел назад, врезавшись в стаю за спиной, а затем рухнул в ущелье. На короткое время воцарилось замешательство. Но этого хватило. К тому времени, когда стая выстроилась снова и сосредоточилась, добыча исчезла.
Ветрогон, Ураган и их всадники нырнули в подземный дом, а Мятежные драконы в бессильном бешенстве исходили пеной – видеть Иккинга, зависшего всего в двадцати футах от них верхом на Смертене, они не могли, трехглавый дракон встал на дыбы, заслоняя всадника. Бритвокрылы пометались, облаивая друг друга, и полетели прочь вниз по ущелью, куда, как они полагали, улизнула жертва.
Иккинг снова начал дышать.
И тут случилось это.
4. Глаза в пустоте
В воздухе, прямо перед Иккингом и Смертенем, висели два красных глаза.
Узкие щелочки со слегка подрагивающими зрачками.
Иккинг моргнул, не в силах быстро понять, что происходит. Уж больно странное и жуткое было зрелище.
Удирая от Драконьего восстания, он позабыл, что люди – Элвин Вероломный и его маменька, ведьма Экселлинор, – тоже ищут его. А на ведьму работают вампиры-ищейки, охотятся и шпионят для нее.
Иккинг никогда прежде не видел вампиров-ищеек, но знал, что они хамелеоны, способные делаться невидимыми почти целиком – кроме горящих глаз.
Вокруг зависших в воздухе красных глаз медленно проступил остальной вампир-ищейка. Мерзкое создание имело голову летучей мыши-вампира и тело громадной мартышки, и вопило оно мартышке под стать.
Мгновение кошмарная тварь маячила у Иккинга перед глазами, а потом его левую руку пронзила острая боль. Он так растерялся, что лишь озадаченно посмотрел на собственную конечность, словно она принадлежала кому-то другому. И увидел, что вампир-ищейка вцепился ему в руку острыми челюстями.
Тварь не успела еще толком сомкнуть челюсти, как Смертень повернул ближнюю голову, отодрал вампира-ищейку от Иккинга и швырнул кровососа в воздух, словно собака, сорвавшая крысу у себя со спины.
Вопящее чудовище мгновенно сделалось невидимым, только красные глаза метнулись вниз по ущелью.
Прежде чем Иккинг успел шевельнуться или подумать, пламя Ярогнева показалось над лесом.
– Я ЕГО НАСТИГНУ-У-У-У!
Горизонтальная стена огня пронеслась по ночному небу. Раскаленная добела, она просто срезала вершину горы за подземным убежищем. Тонны и тонны камня и земли полетели в ущелье внизу.
Три пасти Смертеня одновременно завопили, а пламя лилось и лилось на их головы. Несколькими быстрыми взмахами крыльев трехголовый дракон добрался до скрытого плющом входа в подземный дом.
Они едва успели.
– В него попали… в него попали… – доносились до Иккинга причитания дрожащего Рыбьенога.
Тот помогал другу слезть со спины Смертеня, но Иккингу казалось, будто слова доносятся откуда-то из далекого далека. Он был на грани обморока.
Снаружи Ярогнев, полный мстительных надежд, добрался наконец до места, где мальчишку видели в последний раз. Но добыча исчезла, и громадный дракон снова потерпел неудачу.
Ярогнев взорвался гневом, и вокруг словно наступил конец света. Пламя Драконьего восстания утюжило сожженный и разрушенный ландшафт внизу, а дрожащие Беззубик, Буримуха и Мухрюндель распластались по стенам убежища вокруг входа.
– Он нас тут не найдет, – дребезжал Одинклык, пытаясь подбодрить не только остальных, но и себя. – Он нас не найдет… Он охотился за нами и раньше, и он не найдет нас сейчас…
Но трудно сохранять спокойствие, когда АлаЯрость безжалостно и непрестанно хлещет землю вокруг. Они слышали, как горит, и трещит, и вопит лес, снова и снова поливаемый пламенем. И деревья съеживались, как бумага, и мелкие лесные обитатели вопили, удирая из ада.
– Камикадза… – пропыхтел Иккинг. – Где Камикадза?
– Погоди, Иккинг, ты ранен… – Рыбьеног чем-то бинтовал другу руку. – Погоди…
Но Иккинг не обратил на него внимания и, шатаясь, поковылял во внутреннюю пещеру – вторую «комнату» подземного дома. Камикадзы там не оказалось.
Иккинг прихромал обратно и попытался вскарабкаться по приставной лестнице к выходу. Но его сдуло назад волной жара – словно кулаком в лицо получил. Стена пламени была такая горячая, что ему опалило кожу – даже в нескольких шагах от входа.
Одинклык мягко покачал головой:
– Ты не можешь выйти, Иккинг. Не сейчас…
– Но нам надо за ней! – настаивал Иккинг.
– Не сейчас, Иккинг…
– Куда она подевалась? – спросил Рыбьеног с круглыми, серьезными, испуганными глазами.
– Ее забрали, – раздался голос у них за спиной.
На полу, по-прежнему прикованный к Урагану длинной цепью, лежал Сморкала. Лицо его скрывала тень. Он повторил те же слова, тем же бесцветным мертвым голосом:
– Ее забрали.
– Как это – забрали? – не понял Рыбьеног.
А Иккинг уже знал ответ.
Перед глазами у него молнией вспыхнула жуткая картина – вампир-ищейка. Он словно смеялся над Иккингом.
«Если мне попался один вампир-ищейка, то в ущелье могли скрываться и другие…»
– Ее забрали живой, – сказал Сморкала, – один из ведьминых драконов-ищеек.
5. Укус вампира-ищейки
– Я видел, – тихо продолжал Сморкала. – Она привела меня сюда, но, как раз когда она лезла следом за мной, из ниоткуда спикировал вампир-ищейка и унес ее.
– Ветрогон! Это правда? – Иккинг обернулся к Ветрогону, лежавшему на полу.
Длинное неряшливое тело дракона было посечено дротиками бритвокрылов. Иккинг смутно и отчаянно надеялся, что Ветрогон опровергнет слова Сморкалы, но дракон кивнул с несчастным видом и снова негромко и жалобно заскулил.
– Нет… – прошептал Иккинг. – О нет…
Он обхватил руками свое тощее, бледное, дрожащее тело, пытаясь успокоиться. Рука ныла от боли.
ЭТО ВСЕ Я ВИНОВАТ. ЭТО МОЯ ВИНА.
Камикадза доверяла чутью Иккинга больше, чем собственному. Она не согласилась с его решением, но верно и преданно последовала за Иккингом в бой. И вот теперь они ее потеряли.
Как там говорил Одинклык?
«Пытаясь по доброте душевной спасти Сморкалу, – предостерегал он, – ты поставишь под угрозу нас всех, подвергнешь опасности жизнь тех, кто верен тебе, кто никогда тебя не предавал. Порой доброта оборачивается жестокостью. Это одно из тех трудных решений, которые приходится принимать вождю».
– Ну а чего ты ждал? – произнес Сморкала холодным, жестким тоном, исполненным презрения. – Ты превратил всю операцию в полный бардак. Разбудил Мятежных драконов. По шуму ведьмины вампиры-ищейки наверняка поняли, что ты там. Чем, по-твоему, это могло кончиться?
Рыбьеног, дрожа от ярости, обрушился на Сморкалу:
– Мы вообще оказались там только ради спасения твоей никчемной прыщавой шкуры! Почему ты даже не попытался догнать ее, Сморкала? Она рисковала ради тебя жизнью, а ты даже не почесался отбить ее?
– Разумеется, мне до смерти хотелось рвануть за драгоценной мелкой бой-бабской стервой, – протянул Сморкала. – И я бы молниеносно вскочил на верного коня – ты же знаешь, какой я галантный, Рыбьеног, – но мой верховой дракон самым неудачным образом оказался утыкан жалами бритвокрылов и едва мог шевельнуть крылом.
– Откуда мы знаем, что это не ТЫ передал Камикадзу ведьме? Может, это был трюк, чтобы выдать нас людям Элвина!
Рыбьеног в запале высказал то, о чем Иккинг думал про себя.
– Зачем мы только послушали твои крики о помощи! Ты же наверняка отдал Камикадзу ведьминой ищейке! А ты, – орал Рыбьеног, – не стоишь и мизинца этой девчонки!
Сморкала промолчал. Лицо его скрывала темнота, но, возможно, пальцы его дрогнули, когда Рыбьеног заявил, что он не стоит и мизинца Камикадзы.
А может, и нет.
– Этой маленькой Бой-бабы? – протянул он. – Да ну, она же всего лишь Бой-баба, в конце-то концов…
