Мак посмотрел на Лизу, она поймала его взгляд, и несколько мгновений никто не произнес ни слова. Боже, подумала Лиза, мне понравился мужчина на десять лет моложе меня.
Заставив себя опустить глаза, она сказала:
– Мне нужно идти.
Мак кивнул.
– Приятно было с тобой пообщаться.
Лиза отошла к группе детей, стоящих вместе и пошатывающихся от горя. Тео был там, и Бэт была рядом с ним, и взгляд Тео был устремлен на Бэт, как будто он боялся, что она исчезнет, если он отвернется.
С того момента, как он узнал о самоубийстве Аттикуса, Тео оплакивал своего друга и ненавидел себя за то, что не смог ему помочь. Лиза отвела его на терапию – многие студенты посещали психотерапевтов тем летом, чтобы справиться со своим шоком и горем. Один из них, один из самых лучших, умер. Тео научился направлять свое горе и естественный избыток энергии на бодибординг и сёрфинг. Лизе казалось, что во время сёрфинга Тео чувствовал, что у него есть какой-то небольшой контроль над этим непостижимым миром. В конце лета он уехал в Калифорнийский университет в Сан-Диего. Лиза знала, что он выбрал этот колледж, потому что там можно было качественно заниматься сёрфингом, и она одновременно и любила, и ненавидела тот факт, что Тео им увлекся. Это было опасно. Но и простая обычная жизнь была не менее опасной.
Ее родители, которым только исполнилось семьдесят, все больше и больше страдали от проблем со здоровьем. Они переехали в дом престарелых на мысе. Лиза посещала их так часто, как только могла, но с каждым визитом видела, как им становится хуже. Ее мать страдала болезнью Альцгеймера и умерла через год после того, как покинула остров, а отец Лизы скончался всего несколько месяцев спустя. Хоть большая часть денег, которые получили ее родители, продав свой дом в Нантакете, пошла на первоначальный взнос в доме престарелых, Лиза все же унаследовала приличную сумму, и никогда прежде деньги не заставляли ее чувствовать себя такой грустной.
Джульетте легко давались предметы, связанные с математикой и компьютером, поэтому она поступила в Массачусетский технологический институт. Тео был в Калифорнии. Лиза стала одержима работой. Ей нравился дух товарищества в магазине и прекрасные студентки, работавшие в июне, июле и августе. Ей нравились ее покупатели – по крайней мере, большинство из них, – и каждый день магазин был наполнен сплетнями и смехом. Если она предлагала платье или свитер, которые потом покупали, Лиза радовалась так, будто выиграла в какую-то игру. Она начала носить украшения и аксессуары.
Когда ей исполнилось пятьдесят, ее подруги устроили для нее вечеринку.
– Тебе повезло, – сказала Хелен Норт. – Ты прекрасно выглядишь, а твои дети разъехались по колледжам. Время для романтики!
Лиза рассмеялась и покачала головой:
– О, Хелен, уже слишком поздно. Все одинокие мужчины моего возраста, если таковые вообще есть, хотят встречаться с тридцатилетними.
– Попробуй сайт знакомств, – предложила Рэйчел.
– У меня нет на это времени, – быстро возразила Лиза. – Или интереса.
Прошли недели, месяцы. Лиза стала больше уставать, работая весь день, всю неделю, потому что, хоть она и закрывала магазин по воскресеньям всегда, кроме летнего периода, ей нужно было доделать бумажные дела, распаковать или вернуть товары. Наконец, несмотря на огромную тревогу, она наняла еще одну женщину, которая должна была помогать ей круглый год, Бэтси Мейсон, недавно приехавшую на остров и имевшую опыт работы в розничной торговле. Бэтси только что исполнилось тридцать, она была энергичной, практичной, сообразительной молодой женщиной, и ее жизнерадостное присутствие скрашивало жизнь Лизы.
Джульетта окончила Массачусетский технологический институт и сразу же устроилась на работу в технологическую компанию в Кембридже. Она приезжала домой на День благодарения, Рождество и на неделю или две летом и всегда брала с собой компьютер. Тео любил Сан-Диего, занимался сёрфингом так часто, как только мог, и лишь один раз в год приезжал домой на несколько дней в Рождество.
Ее жизнь снова изменилась, как машина, плавно съехавшая на другую дорогу, что она даже не заметила, как это произошло.
Однажды вечером она сидела за обеденным столом с бокалом вина, неторопливо читая публикации в соцсетях. Был май, начало настоящей весны на острове. Ей было пятьдесят шесть лет. Она все еще была одинока.
Она признавалась себе, что ей одиноко без общества мужчины. У нее было много подруг, некоторые из которых были разведены или овдовели. Она часто ходила на ужин или в театр вместе с ними. Она разговаривала с мужчинами на мероприятиях «Ротари» или торговой палаты, но там никто не проявлял к ней никакого интереса.
Ха! Кто вообще захочет проявить интерес? Вообще или прямо сейчас?
– Хватит, – сказала себе Лиза – она часто говорила с собой вслух, ну а почему бы и нет? – Не будь такой жалкой. Ты здорова, и все у тебя отлично. У тебя двое здоровых, счастливых детей, и твоя жизнь удалась. Тебе не на что жаловаться!
И тут ей на голову обрушился потолок столовой.
Глава 3
Не весь потолок, конечно, всего лишь несколько кусков штукатурки. И этим дело явно могло не закончиться, потому что на прошлой неделе Нантакет пережил один из своих самых сильных штормов с проливным дождем, который шел несколько часов. Подняв глаза, Лиза увидела, что дождевая вода стекает с верхнего края дымохода камина в ее столовую, оставляя мокрые пятна и целые туннели, как будто весь потолок перекопали кроты. Это нужно было исправить, и она знала, что не сможет сделать это сама.
В течение почти тридцати лет, которые Лиза прожила здесь, она как могла заботилась о своих детях. Она каждый день покупала овощи и готовила «настоящую» еду вместо пиццы. Она посещала соревнования по плаванию, школьные игры и баскетбольные матчи. Она работала волонтером в школьной библиотеке. Она содержала дом в чистоте, уюте и гостеприимстве. Зимой Лиза ставила цветы на стол и электрические свечи в окна. Мебель была хорошо начищена, в камине гостиной горел огонь, а ее прекрасный сад был полон трав и цветов.
Но она не заметила случайного разрушения дома, такого масштабного и коварного. Когда часть потолка упала ей на голову, обнажив деревянные балки наверху, Лиза поняла, что должна обратить внимание на дом, иначе он продолжит разваливаться дальше.
Она взяла блокнот и ручку и, чувствуя себя вполне готовой к работе, прошлась по дому, обращая внимание на то, что нужно сделать. Все окошки, прямоугольные стеклянные панели в верхней части большинства древних межкомнатных дверей, скрипели не только тогда, когда дверь открывалась или закрывалась, но и когда дул сильный ветер и сквозняк проносился по дому. Они оставались такими годами. Они были частью дома. В старом доме дребезжало многое.
Теперь Лиза знала, что их нужно смазать заново или что-то в этом роде. Она не могла починить потолок в столовой, но могла заняться окошками. Лиза просмотрела несколько сайтов и узнала, что именно нужно делать. Звучало легко. На следующий день она пошла в Марин-хоум-центр и купила тюбик белого герметика. Лиза собрала свои темные волосы сзади, как клепальщица Рози [6 - Героиня с картины американского художника и иллюстратора Нормана Роквелла, написанной в 1943 году американским художником и иллюстратором Норманом Роквеллом.]. Она вытащила свою стремянку – алюминиевую и довольно легкую, но достаточно прочную, чтобы удержать Лизу, – и забралась наверх, чтобы попытаться нанести герметик красивой прямой гладкой линией вдоль основания стеклянных панелей.
Это было похоже на попытку выдавить из тюбика идеальную полоску зубной пасты. Герметик ложился то брызгами, то пунктиром. Попытавшись равномерно распределить его ногтем, Лиза размазала герметик по стеклу.
Она делала только хуже.
Лиза слезла со стремянки, села на пол и заплакала.
– Мне пятьдесят шесть лет, – сказала она вслух. Да и кто ее мог услышать.
– Наверное, стоит продать этот дом. Он слишком большой для одного человека. Я могла бы купить новый, свежевыкрашенный в белый цвет, – Лиза начала оживляться. Обычно она так делала, когда разговаривала сама с собой.
– Я могла бы продать свой бизнес, уехать с острова, купить милое очаровательное местечко на мысе и оставить деньги на приключения. Я могла бы отправиться в круиз! – Лиза одобрительно кивнула сама себе.
Легко поднявшись – она раз в неделю занималась йогой, – она стала ходить по комнате, размышляя.
– Зачем я поеду в круиз? Меня ведь укачивает, – напомнила себе Лиза.
– И я люблю этот дом. Надеюсь, когда-нибудь мои внуки будут бегать по этой лестнице. Я люблю остров. Я люблю своих друзей. Я люблю свой магазин.
Она посмотрела в окно. Стоял май. Ее тюльпаны раскрылись, и нарциссы вот-вот собирались зацвести.
– У меня есть деньги, чтобы отремонтировать это место, – рассуждала Лиза. – Я должна привести свой дом в порядок! – Ее мрачность испарилась. В голове роились идеи. Она нашла свой телефон на кухне и позвонила Рэйчел.
Когда Рэйчел ответила, Лиза сказала:
– Мне нужен плотник, или подрядчик, или маляр. Мне нужен капитальный ремонт потолка.
– И тебе доброго вечера! – Рэйчел рассмеялась. – С чего вдруг?
– Потолок столовой упал мне на голову.
– Что?
– Ну, около квадратного метра, а остальная часть вздулась от воды так, что я боюсь, что он в любой момент рухнет. Кроме того, я решила многое отремонтировать в доме. Подарить этому дому немного любви.
– Хорошо, дай мне подумать. Ты же не хочешь абы кого. Кроме того, многие ремонтники даже не решатся на ремонт твоего дома, потому что он уж слишком старый. Ты решишь одну проблему и найдешь еще пятьдесят других. Тебе нужен кто-то ответственный – как насчет Мака Уитни?
– Кажется, я его знаю.
– Конечно, знаешь, – сказала Рэйчел. – Его дочь Бэт – ровесница Тео. Это ее парень покончил жизнь самоубийством в старшей школе семь лет назад.
– А, да, точно. Боже, как я могла забыть – Тео виделся с Бэт, потому что она встречалась с Аттикусом. Некоторое время они все были так близки, три мушкетера, а потом… Аттикус умер. Бедный парень. Бедная девочка. Весь город был в трауре, – Лиза колебалась. – Я заставила Тео обратиться к психотерапевту.
– Да, после этого многие дети обращались к психотерапевтам.
– Действительно. И мы, вернее Тео, как бы потеряли связь с Бэт. Она была в одном классе с Тео, но после Аттикуса их компании не особо пересекались. Как Бэт? Ты видела ее?
– Видела. Она окончила среднюю школу, поступила в колледж, но сейчас, кажется, вернулась на остров. Она умная девушка, но у нее были трудные времена. Она потеряла Аттикуса, к тому же ты знаешь, что ее мать умерла, когда Бэт была практически ребенком.
– Я помню. Как ее звали?
– Марла. Бедная малютка Бэт. Мак больше не женился.
– Точно. Он всегда был таким милым. Боже, теперь, возвращаясь в прошлое, я помню, как хотела заговорить с ним о том, что я тоже одна воспитываю детей, но так и не предложила ему выпить или что-то в этом роде, потому что он такой красивый, и я не хотела подавать виду, что флиртую с ним.
– Ты была единственной женщиной в городе, которая этого не сделала, – Рэйчел рассмеялась. – Подруги звонили бы мне в приступах любовных мук, если бы он только кивнул им.
– И он больше не женился?
– Нет. Он сосредоточился на работе и дочери. Никогда не пропускал ни концертов, ни футбольных матчей. Но я знаю, что он трудолюбивый и очень славный. И он плотник-реставратор, поэтому он не захочет снести твой дом и построить новый дворец. Он не обманет тебя.
– Ты меня уговорила. Я просто надеюсь, что его загруженность позволит взять нового клиента.
– Если он не позвонит, перезвони мне. Я что-нибудь придумаю.
– Здорово! Давай поговорим позже, сходим на обед или в кино, – и Лиза отключилась, торопясь найти номер телефона Мака Уитни в маленьком городском справочнике. В прошлом году на обложке были пожарные. В этом году это был коллектив работников почтового отделения. Она заметила Робина, Вилму и Титу и улыбнулась им. Ее охватило тепло. Этот остров был ее домом, и ее вдруг охватило волнение при мысли о том, чтобы вернуть своему любимому старому дому его былую славу или хотя бы какое-то подобие прочности и красоты.
Она нашла номер Мака Уитни и позвонила, уверенная, что попадет на голосовую почту. Когда низкий приятный голос сказал: «Привет», она на мгновение испугалась. В наше время люди нечасто отвечают на звонки.
– О, привет, эм, я Лиза Холи. Мне тебя порекомендовала моя подруга Рэйчел Мак-Элени. Дело в том, что мой дом очень старый и потолок в столовой только что упал мне на голову.
– Ты в порядке?
– Что? Да, конечно. Потолок упал не весь. Но его нужно будет заменить или отремонтировать, и теперь, когда я обратила на это внимание, я вижу и другие большие и маленькие проблемы. Дом был построен в тысяча восемьсот сороковом году, и я старалась о нем заботиться, но у меня есть магазин одежды на Мейн-стрит, и он занимает все мое время. Наверное, я забросила дом.
– Значит, тебе нужен плотник-реставратор.
– Да. Пожалуйста.
– Я мог бы зайти посмотреть.
– Здорово! Когда?
– У меня есть свободное время завтра, около полудня.
– Отлично.
– Тогда увидимся.
– Подожди, мой адрес…
– Я знаю, где находится твой дом.
– О, что ж, хорошо. Отлично. Спасибо!
Лиза положила трубку и замерла, взволнованная и немного напуганная теми событиями, которые стали происходить в ее спокойной, благополучной жизни.
Мак Уитни прибыл на следующий день в половине двенадцатого.
Когда Лиза открыла дверь, она чуть не потеряла сознание, потрясенная чувственным великолепием мужчины. Как она забыла его… его… его мужественность?
– Привет, – сказал он. – Я Мак.
Он протянул ей свою большую грубую руку, немного встряхнул и сжал ее ладонь в своей.
– А я Лиза, – сказала она ему, – но ты, конечно, все это знаешь, ведь ты здесь потому, что я попросила тебя прийти, и я так благодарна. Этот бедный старый дом нуждается в большой любви. – О нет! Могла ли она сказать что-нибудь более неловкое? Все, что она могла сделать, это не закрыть ладонью рот и не захихикать, как подросток. Две минуты с мужчиной, и она говорила о любви, а она никогда этого не делала!
– Кажется, я пялюсь на тебя, – призналась Лиза. – Просто, эм, ты голландец? Ты очень похож.
Пытаясь найти хоть какой-то смысл в своих словах, она добавила:
– Я была однажды в Амстердаме.
Могла ли она сказать что-то более безумное?
– Моя мать была голландкой, – объяснил Мак. – Но родился я здесь.
Он все еще держал ее за руку.
– А, понятно, – Лиза осторожно высвободила свою руку.
– Красивый дом, – сказал Мак.
– Ах! Да, это так. – Лиза сделала шаг назад. – Прошу. Заходи. Я покажу тебе столовую. Дом, должно быть, был великолепен, когда его только воздвигли. Он был построен в неогреческом стиле – поэтому комнаты такие маленькие, но в каждой все еще есть камин, а над дверьми сделаны эти маленькие прямоугольные стеклянные панели, небольшие окошки, в которые можно заглянуть и убедиться, не оставил ли ты включенным свет, но ты, наверное, и так все это знаешь.
Она провела его в столовую.
– Каждая комната нуждалась в ремонте, когда мы купили дом. Мы делали, что могли, но дети были маленькие… – Она не сказала «и муж ушел от меня к другой женщине».
Она одновременно застряла в прошлом и настоящем, где Мак, высокий и широкоплечий, определенно живой, стоял перед ней здесь и сейчас. Она не могла сообразить, что делать.
– Значит, тебя явно беспокоит потолок, – сказал Мак, указывая на трещины в штукатурке и зловещие выпуклости.
– Да-да, – сказала она, возвращаясь в реальность. – Вода во время того шторма на прошлой неделе каким-то образом попала внутрь. Я не понимаю как. Как она могла попасть сюда, если наверху еще есть второй этаж и чердак?
Мак ходил вокруг, запрокинув голову, изучая потолок с хрустальной люстрой, свисающей с середины красивой гипсовой розетки, которая была в каждой из комнат нижнего этажа.
