Я сжимаю зубы до скрипа.
Он издевается надо мной.
Я неосознанно сдавливаю вилку, которую хочу воткнуть этому человеку в глаз.
– Нет, пап, она не была там, – отвечает за меня Аяз. Поглаживает по плечу. – Домашняя девочка. И девочка во всех смыслах этого слова!
Я застываю.
Что он сказал?
– Действительно? – в насмешку Амир поднимает на меня свой горящий взгляд. Уголки его губ издевательски дёргаются вверх. Немного. Улыбки даже незаметно. – Красива, умна…
Вдруг начинает перечислять.
– Скромна, да ещё и девственница.
От последнего слова меня перекашивает.
– Ты нашёл настоящее сокровище в наше время.
Я резко хочу повернуться к своему парню и дать ему хлёсткую пощёчину, но вместо этого начинаю есть. Грубо засовываю кусочек мяса в рот.
– Спасибо, – говорю как-то грубо. Одним словом они взбесили. Тем более таким болезненным. Я только забыла обо всём. А они напоминают снова. – Мне приятно, что вы хотите больше узнать обо мне, но давайте не будем залезать в меня настолько глубоко?
– Ещё и холодна с другими мужчинами. Все качества хорошей жены.
Я прикрываю глаза и выдыхаю. Это бесполезно. Спорить с ними.
Поэтому дальше подвергаюсь допросу. Благо недолго.
Мы доедаем, и я, не задерживаясь, встаю со своего места, притворно хватаясь за голову.
– Простите, – включаю вежливость. Хватит с меня. – На сегодня я всё. Жутко устала. Ещё и мигрень. Мне жаль, что я не останусь с вами ещё. Пожалуй, пойду, немного отдохну. Позволю отцу побыть с сыном.
– Да-да, конечно, – подскакивает испуганно Аяз. – Пойдём, я проведу тебя в нашу комнату. Я приду чуть попозже.
Я мельком прохожусь взглядом по лицу Амира. А оно бездвижно. Как и тогда. Он не особо светил эмоциями. Но и без них…
Неважно.
Он только берёт салфетку и смотрит вперёд. Даже не на нас.
Я пролетаю мимо. Позволяю отвести себя в комнату.
– Располагайся, – заводит внутрь роскошной спальни. Но мне нет никакого дела до неё. Я хочу домой. Не к Аязу. А к себе. К бабушке, сестре. – Как тебе мой отец?
Я сглатываю ком в горле.
– Мне понравился, – говорю притворно. Я готова его задушить собственными руками. – Я ожидала худшего, но…
Резко поднимаю голову и впиваюсь недовольным взглядом в Аяза.
– Мне не понравилось то, что ты сказал при нём. Про…
– Девственность? – выгибает бровь, недоумевая.
Он не понимает, в чём дело. Зато я знаю.
– Детка, это круто, – хватается ладонями за мои плечи. – Я сказал это, чтобы поднять тебя ещё больше в глазах отца. Это важно для меня. Для отца это существенный пункт.
Я отвожу взгляд в сторону. Ничего не говорю.
– Хорошо, – выдавливаю. – Иди к Ами…
Обрываю себя. И испуганно выпаливаю:
– Отцу. Я в душ и спать, – вырываюсь и направляюсь к кровати. Кидаю на неё сумочку.
– Даже не поцелуешь?
– Аяз… – пытаюсь его не обидеть. – Прости, сегодня мне не позволяет здоровье проявлять любовь.
Говорить это после тех месяцев тяжело… Очень. Потому что… я не полюбила, нет. Но привыкла. Аяз вытащил меня из депрессии. А я с ним так поступаю…
Но по-другому не могу.
Ответом мне служит молчание
Тихие шаги.
И звук аккуратно закрываемой двери.
И только после этого я падаю на кровать и зарываюсь лицом в чистую и мягкую постель. Обида раздирает грудь.
Это ужасно. Я не знаю, что делать. Как теперь смотреть на Аяза? Ощущать его прикосновения на своём теле? Учитывая, что теперь я знаю, кто его отец.
Амир – первый мужчина, которого… я полюбила.
***
Я подскакиваю на кровати и смахиваю холодный пот со лба. Тяжело дышу и под звуки глухо тарабанящего сердца в груди смотрю на свои подрагивающие руки.
Я только забыла его, как этот кошмар вновь появляется в голове. И преследует меня даже во сне.
Снова он перед глазами. В мыслях.
Его руки, которые скользят по моему обнажённому телу. Обжигают, напитывают странной силой, стреляющей в низ живота, где всё зажигается от его прикосновений. Распаляют, убивают.
И когда вновь чувствую наслаждение, просыпаюсь.
Скидываю ноги с кровати, встаю и поправляю огромную майку. Кажется, Аяза. Одежду Амира и надевать бы не стала. Тут же выбросила. А эту нашла в шкафу. Размер для Саидова маловат.
И сейчас, аккуратно посматривая через плечо, где спит мой возлюбленный, хватаю свои вещи и иду в ванную. Там переодеваюсь, расчёсываю пальцами ещё влажные волосы. Значит, я уснула не так давно. И диалог отца и сына тоже не продлился долго…
Может, оно и к лучшему.
Складываю вещи на тумбочку, достаю телефон, готовая вызвать такси.
А пока выхожу из комнаты, тихо открывая дверь.
Иду по длинным и холодным коридорам. Отделка мрачная, как и всё это место. И только светильники освещают этот холод своим теплом.
Шаги эхом ударяют по слуху, но я не отступаю от своих мыслей. Только озираюсь по сторонам, не желая встретить хозяина этого дома. Я не боюсь. Но не хочу его видеть.
Он мне жизнь сломал. На куски. Вдребезги. Кинул буквально умирать.
Я аккуратно спускаюсь по лестнице со второго этажа, чтобы не было слышно моих шагов, и иду на выход.
Хватаюсь за ручку двери, поворачиваю, но она не открывается. Дёргаю ещё раз. И опять. Этот звук неповорачивающегося замка стоит в ушах.
Настолько, что я не замечаю, как вдруг рядом с моей головой в дверь упирается ладонь.
И взгляд тут же мечется на неё. Загорелую с длинными пальцами. С витиеватыми и тугими венами. Аккуратными ногтями.
Хоть и в дрожь бросает, я прикрываю глаза и поджимаю от боли губы. Опять они. Руки эти.
Горячее дыхание обжигает ухо даже через влажные волосы:
– Куда собралась моя гостья?
Мириады мурашек проносятся по телу. Нет, всё же я боюсь. Не его или даже его власти. А столкнуться лицом к лицу. Глазами.
И я хотела бы всё ему высказать. Произнести, к какому аду он привёл мою жизнь.
Что я постоянно бегу. От всех.
– Открой дверь, – говорю глухо. – У меня дела, мне нужно уехать.
– Ты обижаешь меня, Ева.
Другая ладонь внезапно оказывается на моём втянутом от страха животе.
И я сама поворачиваюсь к нему, показывая, что не сломлена.
Не сломлена…
Я давно сломалась. Как фарфоровая кукла, которую выбросили от скуки.
Поднимаю решительный взгляд и встречаюсь с карими глазами, полными огня. Горят так же, как и при нашей первой встрече. Как при второй. Третьей. Пятой… Вот после неё всё это и произошло.
Вспоминать больно.
Не её.
А её последствия.
Его рука скользит с моего живота на мою спину. Я невольно вздрагиваю и чувствую, как он подаётся вперёд, вжимая меня в дверь и в себя. Не даёт пространства, чтобы вырваться. И дышать.
Задыхаюсь от его присутствия рядом. От его глаз. Лица. От этих губ, которые двигаются в следующую секунду:
– Ты изменилась за три года, – зрачки концентрируются на моём лице. А ладонь, до этого покоящаяся на двери, проходит по влажным волосам. Щеке.
И я голову поворачиваю. Чтобы не трогал. Но он всё равно обвивает мой затылок. Спускается ниже. Пальцами врезается в шею. А большим поглаживает скулу.
– Отпусти меня, – не прошу, а говорю смело. – Я – невеста твоего сына!
Пытаюсь включить ему мозги.
Но не работает.
Это его только злит.
Яркий огонь, что плещется в его глазах, вдруг отдаёт холодом. Но тут же всё встаёт на свои места.
– Пока ещё не невеста, – говорит своим грудным голосом. Медленно, хрипло. – А если вдруг ты ею станешь, мне придётся сдать тебя Аязу. И он узнает, какая ты лживая. Девственница Ева.
Он усмехается.
Подаётся вперёд и вжимает меня в дверь сильнее. Вырывая из моего рта тихий стон боли.
– Или пойдем, скажем ему, что ты давно не девочка, а? – он наклоняется ко мне, говорит спокойно. Едва не касаясь моих губ. – И все ожидания моего сына разлетятся в пух и прах. Рано или поздно это произойдёт, когда…
– Заткнись, – выплёвываю.
А его пальцы сжимаются на моей шее.
– И отпусти меня. Сейчас же. Я хочу уйти.
– Не уйдёшь, – чеканит. – Я ещё…
Он наклоняется ещё ниже. Ведёт носом по моей щеке.
– Не насладился твоей компанией, – приближается к уху, на которое слегка дует горячим воздухом, и моё тело покрывается мурашками. – Ты пахнешь так же.
Я стараюсь его оттолкнуть, впиваясь ногтями в его могучие плечи. Но и сдвинуть не могу.
– Как три года назад.
