– Малыш, давай я тебе другую сказку расскажу, – сказал папа.
– Сдался! – хмыкнула мама.
– Посадил дед…
– Волка! – Серёжку было не так просто сбить с панталыку.
– Ну-ну! Придумывай теперь, как дед волка из земли тащил, – издевался я над папой. – Или волк деда!
– Серёжка, давай тогда про колобка! Там в конце будет волк! – взмолился папа.
– Да! – Серёжка приготовился слушать.
– Жили-были дед да баба.
– Баба! – обрадовался Серёжка, вспомнив любимую сказку про курочку Рябу.
– Захотел дед поесть, а дома ничего нет, вот как у нас… – Папа с укоризной посмотрел на маму. Мама пожала плечами и уютнее расположилась в кресле с ноутбуком. – Вот и просит дед бабку: «Испеки мне, бабка, колобок». Это пирожок такой круглый.
– Булка! – уточнил Серёжка.
– Ну пусть будет булка. Бабка наскребла муки и выпекла булку.
– Баба била-била. – Серёжка скакал на папиных коленях, изображая, как баба била колобка.
– Серёжка! Это из другой сказки! Баба била яичко! И не разбила, между прочим! Ты вообще про волка будешь слушать?
– Да, волк! – Серёжка затих.
– Ну вот, испекла она эту булку, положила на окошко простынуть.
– Кхе-кхе, – закашлял Серёжка, услышав про «простынуть».
– Не простыть, а простынуть! Значит остывать, чтобы не была булка слишком горячей.
– Мы-ы-ы-ышка! – вспомнил Серёжка и показал, как мышка бежала и махнула хвостиком.
– Ты меня не путай! Мышки в этой сказке нет!
– Яи-и-и-и упа-а-а-ало! – Серёжка сделал грустное лицо и развёл руками.
– О чём это он? – удивился папа.
– Яичко упало и разбилось, – подсказал я.
– Не понимаю, почему он не хочет про колобка! Серёжка! Ты послушай немножко ещё, и будет волк!
Но Серёжка больше не хотел слушать сказку не про волка. Он махал руками и капризничал.
– Я думаю, сказки надо заранее придумывать. Так, чтобы волк прямо сразу появлялся и чтобы вся история была именно про него.
– Вот ты и займись! Ты же хочешь быть писателем, – вспомнила мама.
– И займусь! Мне на Серёжку времени не жалко.
Я работал почти всю ночь. Все известные мне сказки переписал по-новому. В первой девочка-волчица носила красную шапочку и повстречала волка в лесу, во второй сразу семь волков строили теремок, в третьей злая лиса уносила бедного волка за тёмные леса и за высокие горы. Пробовал переделывать и стихи, но тут дело пошло хуже. Поэты, к сожалению, не предусмотрели возможности менять героев одного на другого, не испортив рифму… Если бы я был детским поэтом, уж я бы был умнее, конечно. Только Самуил Яковлевич Маршак оказался молодец. Его «Сказка о глупом мышонке» легко переделывалась в «Сказку о глупом волчонке». Получился у меня целый сборник. Весь следующий день я с нетерпением ждал вечера, чтобы сесть с Серёжкой в кресло и почитать ему наконец-то именно те сказки, которые он хочет услышать.
Домой после школы и музыки я бежал со всех ног.
– Ну что, Серёжка! Сказки готовься слушать!
– Да! – улыбнулся братец и забрался ко мне на колени.
– Итак, все сказки – только про Волка! – объявил я и открыл свою тетрадь сказок.
– Нет, Гога! Не волк! – протянул братец жалобно.
– Как это не волк? Серёжка! Ты так не шути!
– По Кота-а-а-а!
– Про Кота? – ужаснулся я.
– Да, Гога. – И Серёжка обнял меня и приготовился слушать.
Зависть
Когда мама и папа были маленькими, всякие хорошие вещи нельзя было просто так купить в магазине. В магазинах вообще мало что можно было купить. Мама росла без заграничных игрушек, играла только в те, которые производились в СССР – так называлась раньше наша страна. Папе в детстве повезло больше: его родители часто бывали на научных конференциях в далёких странах и привозили ему оттуда всякие штуки, которые вызывали зависть у папиных одноклассников. Вообще, в мамином и папином детстве все друг другу немного завидовали. Потому что завидовать – это что? Завидовать – это когда тебе хочется того, что есть у другого. А получить ты это никак не можешь. Вот и злишься на того, у кого это «что-то» есть.
Словом, интересно было жить в мамином и папином детстве. Всегда было о чём мечтать! Мама мечтала о какой-то кукле со сгибающимися ногами, которую можно было привезти только из Америки. Одна женщина привезла такую и предложила маминой бабуле отдать за старинное собрание сочинений какого-то французского поэта. А бабуля отказалась меняться. И мама, мне кажется, до сих за это на бабулю обижается.
Папа мечтал о еде. Он всегда любил вкусное, и как раз когда ему было столько же лет, сколько мне сейчас, в ларьках у метро начали продавать шоколадные батончики с разными вкусами. И папа мечтал съесть их все! И если какой-нибудь богатый мальчик из папиного класса ел такой батончик, папа ему завидовал. И даже если богатый мальчик ел яблоко и не доедал его до огрызка, папа расстраивался, что это яблоко – не его. Уж он бы и огрызок доел, вместе с косточками! Только ножку-веточку бы оставил. Но сначала, конечно, облизал бы.
Мама ещё мечтала о красивых блокнотах, ручках, а главное – о пенале на молнии. И чтобы внутри были отделения для ручек, карандашей, линеек и ластика с точилкой. Но у бабули тогда было очень мало денег, она воспитывала маму совсем одна, без всякой помощи. И пенала у мамы не было. И тогда мама сделала себе пенал из пакетика с красивой картинкой. Учительница отругала её при всём классе за то, что пакетик шуршал и выглядел не слишком опрятно.
– Что это такое? Заведи себе нормальный пенал, – сказала учительница.
Мне мама с папой, и обе бабушки, и прабабушка покупали всё, что когда-то хотели сами. У меня всегда было несколько пеналов, очень много игрушек и разных красивых блокнотиков. Я ел сколько угодно шоколадных батончиков, пока у меня не началась аллергия на шоколад. Но всё это не делало меня счастливым. Когда нужно было решать, что выбрать в подарок на день рождения или на Новый год, я никогда не мог придумать что-то по-настоящему интересное. Иногда я думаю о том, что мечтать мне совсем не о чем, и от этого становится ужасно грустно.
Но что такое зависть, я всё-таки узнал.
Лёня Голубкин круглый отличник, как и я. Но не просто отличник. Он всегда делает все задания чуть лучше остальных отличников. Он никогда не опаздывает в школу, не забывает сменку и физкультурную форму. Домашку он записывает очень аккуратно, а ещё у него в тетрадях нет грязи, и ему никогда не снижают оценки за помарки, потому что никаких помарок у Лёни Голубкина тоже нет. Я сижу с Лёней за одной партой на математике и на географии. И каждую математику и каждую географию я страшно завидую Лёне, который легко и красиво выводит буквы и цифры в своих аккуратных тетрадях. Какой же беззаботной и радостной казалась мне Лёнина жизнь!
Как-то после уроков мы вышли из школы, и Лёня почему-то пошёл вместе со мной, хотя обычно он сворачивал от крыльца в другую сторону. Я не удержался и спросил:
– Слушай, я тобой прямо восхищаюсь! Ты никогда ничего не забываешь, уроки делаешь так аккуратно!
– Ну и что? Это потому, что со мной мать их делает. До ночи сидим, – сморщился Лёня. – Лучше скажи, ты свой арбуз прорастил?
На биологии нам месяц назад задали что-нибудь прорастить – пшено, фасоль или арбуз. Все выбрали пшено или фасоль, а я решил прорастить арбуз, тем более что у нас в холодильнике ещё с лета полно арбузных косточек валялось – хоть плантацию разводи. Я взял косточку, завернул её в марлю и каждый день поливал. Только ничего у меня не проросло. И весь класс знал, что я единственный, кто взялся за этот дурацкий арбуз.
– Ничего не вышло, – пожал я плечами.
– А что делать будешь? Послезавтра уже в школу нести…
– Ещё не знаю. Попрошу папу съездить в цветочный магазин – может, найдёт что-то подходящее.
– Пророщенный арбуз… Вряд ли, – с сожалением посмотрел на меня Лёня.
Мы попрощались, и Лёня пошёл к себе домой, а я – к себе. Только мне показалось, Лёня выбрал на этот раз какой-то длинный маршрут.
* * *
Я шёл и думал о Лёне. Представлял его и его маму в их чистой, аккуратно убранной квартире, заполненной пророщенным пшеном и фасолью. В моём воображении Лёнина мама нежно гладила его по голове и помогала делать уроки. Я сжимал кулаки от зависти.
Стоит ли говорить, что мои родители никогда не помогали мне с уроками, наоборот, если я просил помочь, они только портили всё дело. Никаких правил они не знали наизусть, изредка папа помогал сделать какой-нибудь особенно важный доклад по истории или географии, но помогал он больше советом… А совет на хлеб не намажешь и в доклад не вставишь…
Мама помогала заучивать французские слова, но я от этого только расстраивался, потому что мама передразнивала меня, когда я неправильно произносил какие-то звуки.
– Мам! Помоги мне сегодня с уроками! – крикнул я с порога.
Вместо мамы мне навстречу выбежал Серёжка в одних колготках и обхватил меня за ноги.
– Гога!
– Когда уже ты научишься нормально говорить, Серёжка, – вздохнул я.
Мама вышла следом за братом, подняв указательный палец. Это всегда означает, что мама о чём-то важном задумалась и нельзя задавать ей вопросы, иначе она всё забудет.
Наконец она опустила палец.
– Привет! Что ты там кричал?
– Я не кричал, а просил! Помоги мне с уроками!
– Гоша, – жалобно протянула мама, – ты же такой взрослый и такой умный! Ты и сам прекрасно справляешься.
– Вот и нет! Сегодня особенно трудное задание по литературе!
– Ну давай, – без энтузиазма сказала мама, – давай свою литературу. Что там у тебя?
– Нужно сделать пересказ текста и определить его главную мысль. Текст про охотника. Сложный!
– Ничего сложного не вижу.
