– Мальвина, что ты такая вредная? – Вадим не вышел, нужным не посчитал, только стекло с передней стороны опустил.
– От тебя устала, – едко ответила и обойти машину попыталась. Ага, как же! Я влево – «бэха» за мной. Вправо метнусь, и она туда же. И ведь не с подростком дело имею, взрослый двадцатипятилетний лоб прохода не дает! – Мне может еще одну машину тебе разбить?! – возмутилась я.
Месяц от него бегаю уже, период дипломатии закончился. Теперь у меня агрессивное отстаивание личностных границ. Для студентки международного факультета МГИМО – это определенно незачет, провал в переговорах.
– Бей, – легко согласился Вадим, – только на этот раз расплачиваться натурой будешь.
Ничего подобного делать я не собиралась, поэтому сиганула в клумбу с пышным колючим шиповником. Если парадный проход закрыт, можно и через черный ход убежать.
– Не так быстро, Мальвина, – Вадим нагнал меня в проулке между домами. К себе прижал, расплющил о широкую грудь, обтянутую голубой рубашкой. Я даже не пыталась вырваться – не выйдет. Он больше, выше, сильнее. Мышцы под моими ладонями бугрятся, рукава закатаны, и я вижу крепкие руки с редкой порослью волос и крупными вздутыми венами. Напряжен, зол, яростен. По глазам видно. Надоело ему играться со мной, но проигрывать не привык. – Я не отстану, Катя. Перестань сопротивляться.
Я задрала голову, вызывающе подбородок вскинула, в насмешке губы скривила. Я высокая, а он еще выше. Смотрит, не мигая, глазами волю сломить пытается, но я не сдамся.
– Ты мне не нравишься, Полонский. Отстань! – да, я знала его фамилию, знала, кто его отец, знала, чем Вадим занимается. Там власть, деньги, связи, политика и государство.
– Врешь! – сквозь зубы процедил и в губы мои взглядом впился. Сожрать хотел и меня заодно. Дикостью и похотью от него за километр несло. Возможно, он мог меня силой взять, выпить тело мое до дна и, вероятно, правосудие не настигло бы. Таким, как он, многое позволено. Но ему по-другому нужно: чтобы любила, плакала, умоляла. Боготворила и навстречу бежала собачкой дрессированной. Чтобы сердце мое в руках держать и жонглировать им, пока не упадет и не разобьется. – Ты же дрожишь вся, струна моя натянутая, – и руками жгуче по спине провел. – Ты пахнешь спелыми персиками, Мальвина моя… – склонился ко мне и в губы прямо шептал. Мне в живот его возбуждение упиралось, тонкую ткань блузки прожигало. Нужно было наглухо кожанку застегивать! Мы ни разу не целовались, не касались друг друга интимно, но энергиями обменивались постоянно. Словно дикие звери на случке, необузданные и жестокие. Мы трахались глазами, когда пронзали взглядами, зубами, когда сдерживались и сжимали челюсти, руками, когда отталкивали и удержать пытались. Даже я признавала, что воздух густеет и раскаляется, когда Полонский рядом. Это притяжение на уровне инстинктов. Но мы ведь не животные. Не альфа и омега, которые в течке здравомыслие теряли. Мы люди. Мы выбираем головой и сердцем.
– Пусти, Полонский! – мне удалось вырваться и отпрыгнуть. Я дышала тяжело, словно марафон пробежала, но уходить не спешила. Ждала.
– Ты, Екатерина Румянцева, маленькая вредная сучка.
– Значит, отстанешь? – осторожно поинтересовалась, чтобы удачу не спугнуть.
Вадим медленно подошел, за подбородок двумя пальцами взял и в лицо мое впился голодным, странно-ищущим взглядом.
– Нет, Кать, не отстану.
Я вздохнула тяжело, вырвать подбородок попыталась, но держали меня крепко.
– У тебя глаза такие, – неожиданно мягко сказал. – На меня никто так не смотрел… – отпустил резко и ушел.
Вадима Полонского не было ровно два дня. Не была его и потом. Сам не появлялся, но напоминания о нем были по всей Москве в пределах третьего транспортного кольца. Билборды с моей фотографией и призывом пойти на свидание с тайным поклонником (себя позорить на всю столицу не стал!) пестрели на дорогах и шоссе. Сумасшедший сон какой-то! Меня доставали в универе: расспрашивали и смеялись. Через неделю меня узнавать в метро начали!
– Не мучь хахаля! – крикнул кто-то вслед, когда я к своей десятиэтажке подходила. Если бы машина Вадима стояла возле подъезда – разбила бы ему ветровое стекло! А самому лицо расцарапала! Устроил шоу!
Я открыла дверь в тамбур и тут же заподозрила неладное: обычно букеты с розами всех цветов и оттенков не стоят на всей свободной и не очень площади. Возможно, это к соседям… Три семьи и баба Вера с двумя котами – интересно, кому цветы?
– Мам? – позвала с порога и покосилась на дорогие ботинки с лейблом «Baldinini». У нас, кажется, гости.
– О, Катюша вернулась, – услышала я, потом мама сама появилась. – А у нас гости. – Я мрачно нахмурилась и опасливо пошла на кухню. Уже на подходе услышала радостное кудахтанье бабули своей. Она веселая и любит молодежь. И эта самая «молодежь» тоже здесь – Вадим Полонский, собственной персоной.
На столе стояла тарелка с какими-то хитрыми пирожными – произведение искусства, честное слово! – чай дымился, тарталетки, а рядом банка с черной икрой. Думаете это кто-то ел? Не-а! К примеру, этот мажор пресыщенный уплетал мамин гороховый суп вместе с хрустящим хлебом, который моя бабушка пекла сама и по-особому рецепту. Французским булочным и не снилось!
– Катерина! – воскликнула баба Маша. – Ты чего это от нас своего жениха прятала, а?
– Он мне не жених! – досадливо возразила я.
– Но очень надеюсь им стать, – мягко добавил Вадим.
Вот, значит, как… Через родню решил зайти. Полонский добивался меня с размахом и не стеснялся в средствах. Пока все достаточно безобидно, но к чему прибегнет, когда устанет завоевывать? Просто возьмет?..
– Вот только не нужно мою семью в свои игры втягивать, понял?
– Какие игры, Мальвина? – Вадим достал сигарету, прикурил и медленно затянулся, так же неспешно рассекая дымной струей воздух.
– Оставь меня. Со мной у тебя ничего не выйдет. Возвращайся в свой мир.
– Это куда же?
– Садовое кольцо.
– А ты только внешне Мальвина, – задумчиво произнес Вадим и резко руку выбросил: – А эта штука между ног у тебя не кусается случайно?
Я отпрыгнула, не дав прикоснуться к себе. Его близость смущала: отталкивала и притягивала попеременно. Иногда посещали мысли переспать с ним, чтобы понял, что я самая обыкновенная, и отстал наконец! Но держаться до конца оказалось делом чести. Уверена, Вадим Полонский многим отказывал, презрительным взглядом награждал или выбрасывал из жизни без сожалений, утолив мужской интерес. Пусть теперь и он познает, как это – быть в пролете!
Оказалось, «нет» – абсолютно неизвестное понятие для Полонского. Видимо, он все же из тех, кому легче дать, чем объяснить почему не хочешь. Правда, тактику изменил: справки навел, жизнью моей всерьез заинтересовался.
– Кать, ты прикинь, – подружка Светка мало того, что опоздала на пару, так еще и отвлекала дико, – нам в фонд перевели миллион!
– Серьезно?! – недоверчиво, но радостно воскликнула я. Мы уже год в волонтерском движении участвуем. Недавно клич кинули – собрать деньги на операцию младенцу месячному, врожденная слепота, но помочь можно. Не бесплатно, естественно. Мы в магазинах контейнеры для сбора устанавливали, петиции запускали, смс-рассылки тоже были, но сбор закрывался медленнее, чем требовалось. А тут такая новость!
– Ага, при чем от небезызвестного тебе господина Полонского.
Понятно все! Очередной рычаг давления на меня. Там случайно приписки не было: если Катя Румянцева не раздвинет передо мной ноги – операция для Никиты Котова отменяется?
– Кать, может шанс ему дашь? Уже четыре месяца динамишь его.
Я не стала отвечать. Вадим был старше на шесть лет и все в нем было слишком: слишком красив, богат, самоуверен дико и упрям жутко. Он вращался в таких кругах, что мне и не снилось, а я очень боялась попасть в зависимость к мужчине такого ранга и склада характера. Он ведь не в бирюльки играть со мной хочет. Особенно если вспомнить наше знакомство и первое «свидание».
– Привет, Мальвина, – Вадим встретил меня на выходе из университета. – Можно тебя на ужин пригласить, голодная небось.
– Отстань, Полонский, не до тебя сейчас, – я торопливо обойти его попыталась. Меня ждут уже, а еще добраться нужно…
– Да ладно тебе, – он проворно притянул меня и в глаза заглянул. – Кать?
Я не вырывалась привычно.
– Все нормально? Ты бледная какая-то.
– Мне ехать нужно, пусти, – и я уперлась руками в широкие плечи, налитые стальной силой.
– Да в чем дело, расскажи!
– На Лосином острове ребенок пятилетний потерялся вчера. До сих пор найти не могут. Мы будем лес прочесывать, – и снова брыкаться начала. Я, как любая женщина, очень остро реагировала на все, что касалось жизни и здоровья детей. Это инстинкт. Это не способна изменить ни одна эволюция.
– Поехали, – коротко бросил и повел меня к припаркованному под знаком «парковка запрещена» «Порше».
Уже стемнело, а мальчика так и не нашли. Меня разрывало от дурных предположений. Статистика говорила, что если ребенок не найдется в первые сутки, то благоприятный исход будет падать с каждым следующим часом. Современный мир жесток и несправедлив к слабым, и мне даже думать страшно, что могло произойти с мальчуганом. Воображение подкидывало самые гнусные и отвратительные варианты.
– Нашли! – закричали впереди и мы, переглянувшись, побежали на мелькавший свет фонарей.
Его нашли в овраге. Он был жив, но со сломанной рукой и переохлаждением. Начало сентябрь только, а уже так холодно, а рядом еще ручей, и ночью, наверняка, сильно тянет стылостью и сыростью.
– Слава богу! – выдохнула хрипло и к Вадиму повернулась. Густые брови нахмурены, но полные красивые губы улыбались, сдержанно, совсем неявно, но я видела по глазам, что тоже облегчение испытал. – Листик, – я достала его из темных, выбритых на висках и модно уложенных на макушке волос. Сейчас они были непривычно растрепаны, но в этом было больше мужского, чем в идеальной стильной укладке.
– Ты сумасшедшая, Кать. Правда. Совсем больная, – и руки в бока упер, деловито наблюдая за суетой.
Я не выдержала и за шею его обняла, всем телом прижалась.
– Люблю тебя, дуру мелкую, – шепнул он и к губам прижался. Первый поцелуй – такой горячий. Мы целовались, как безумные. Не могли оторваться друг от друга. Каждый день, что отказывались принять неизбежное компенсировали.
Я поверила ему. Поверила, что значу больше, чем даже самая ценная добыча для настойчивого охотника. Много между нами еще сложностей было. Но после первого «люблю» в груди чувство надежности поселилось. Я верила, что это навсегда. Я ошиблась. Бывает.
Наше время
– Мам, примешь, если выселят нас? – спросила нарочито гротескно, словно это сущий бред, но я больше не уверена. Ни в чем не уверена. Особенно в муже.
– Что за глупости! – мама подыграла мне, но руку сжала, показывая, что мы с Никой никогда в этом мире не будем одни.
Глава 5
Вадим
Деловой поздний завтрак с еще одним чиновником из госзакупок ненадолго отвлек от мрачных мыслей. Но, вернувшись в офис, упав в директорское кресло, снова на дно опустился. Я после своих неосторожных слов всякого от жены мог ожидать, но категоричного желания уйти от меня, бросить одного, лишить дома, семьи, дочери наконец! Это перебор. Я виноват, признаю, выпал из жизни после неожиданной встречи с Викой Зиминой. Потерялся в лабиринте порочных страстей и низменных инстинктов, но я могу вернуться! Найти дорогу домой! Если Катя свечу нашу не задует, отсекая меня от яркого маяка, который путь мне указывал много лет.
Я люблю ее, а с тягой к Вике справиться постараюсь. Секс с ней может быть опасен по всем фронтам, а я и так в жопе. Она, очевидно, штучка непростая и тоже свой интерес имеет, и он определенно заключался не исключительно в том, чтобы на члене у меня попрыгать.
Теперь главное, чтобы Катя бочку не катила и в позу не становилась. Разводиться надумала, ага, щас! Развод я не приемлю в принципе. Мы создали семью, ребенка родили, венчались даже. Куда расходиться?! Нет, я допускаю, что бывают пары, которым вместе физически невозможно, но не разбегаться же из-за поцелуя?! Если разобраться по факту, как в суде, большего и не было! Но Катя не знала об этом, только догадываться могла. Получается, меня из-за слова неосторожного сразу нахер послали! Как-то не ценен я для супруги дорогой!
Бля, я сейчас занял очень нечестную позицию – перекладывал с больной головы на здоровую. Я же знал, что с Викой это больше, чем просто желание плоти. Внутри узел уже несколько месяцев зреет и развязать его, помочь освободиться только она могла. Вижу Вику и кроет. Страсть неутоленная терзает и противный шепоток, совсем тихий, спрашивает: а что если бы с Викой жизнь связал, если бы не улетела тогда, семнадцать лет назад. Что было бы? Что? Что?!
В общем безумие какое-то. Полный пиздец. И я понимал это, но противостоять совсем тяжело было. Пагубная привычка какая-то выходит: плохо от нее, зависимость вызывает, тошнит порой даже, а бросить сложно. Может, к психологу сходить? Анализ, лечение, реабилитация.
Телефон зазвонил, и я нажал на селектор:
– Слушаю?
– Вадим Александрович, к вам Виктория Зимина.
Я удивился, мы встречу не планировали, да и ни разу она сама ко мне в офис не приезжала. Деловая Москва-Сити ее не привлекала. Вика непосредственно в центре обитала.
– Пусть войдет, – сказал ровно и поднялся навстречу, из-за стола вышел, оперся об одну из колонн декоративных и руки на груди сложил. Сегодня я злился не только на себя, но и на женщин, доведших меня до безумия. Обеих.
Вика поразила с порога: блестящая черная соболья шуба в пол, медные волосы в творческом беспорядке по плечам рассыпались, алые губы призывно надуты. Она молча закрыла дверь на кнопку и прошла в центр, глаз с меня не сводя, затем скинула шубу, оставаясь полностью обнаженной. Помимо острых шпилек, естественно.
– Не замерзла, – выдавил из себя хрипло, челюсть с пола поднимая. – Февраль еще не закончился.
Вика продолжала молчание хранить, позволяя горячему взгляду по телу сочному скользить. Она не была худенькой и изящной, наоборот, фигуристая и аппетитная. С полной грудью, крепкой задницей и пышными бедрами. Кожа золотистая и сверкающая, а между ног рыженький треугольник, манящий, сладострастием истекающий. Правда, я этого не знаю, не касался пока.
Меня в жар бросило, а ствол ширинку протаранил. Блядь, невозможно больше! Лопнула моя выдержка. Я дернулся к ней, и Вика, предчувствуя мой порыв, бросилась на шею. Обняла руками, к губам прижалась. Я отвечал, как в бреду, желание затмило все вокруг, даже если бы дьявол на пороге появился и в ад меня за прелюбодеяние потащил, не смог бы оторваться от нее по собственной воле. Мне трахнуть ее нужно, кончить наконец. С Викой кончить.
Она руку мою взяла и между ног к себе прижала. Горячая, влажная, готовая. Мои пальцы скользили по нежным губкам, соки растирали. А Вика стонала порочно, терлась об меня, на пальцы щелочкой течной насаживалась.
Я резко развернул ее и, сгреб все со стола, устраивая на крышке дубовой. Ноги развел, сиськи мял, а она ремень дернула, болты на брюках расстегивала. Да, давай детка. Не могу больше ждать!
Телефонная трель, а за ней другая прозвучала, как гром среди ясного неба. Вика глаза испуганно распахнула и перестала рукой распалять мое возбуждение, ствол надрачивать интенсивно.
– Не останавливайся, – я потерся раздутой головкой о бедро упругое. Это рабочий телефон. Это не личное. – Они постоянно звонят, – попытался вернуть бесконтрольное стремление отдаться бездне порока.
– Нет, Вадик, не здесь, – она смущенно отстранилась, будто бы своим импульсивным поступком напуганная. Встала, шубу на плечи накинула и достала из кармана ключ-карту.
– Я буду ждать тебя сегодня до полуночи, – жарко шепнула прямо в губы и языком лизнула шею. – Если не придешь, пойму, – отстранилась нехотя, за руку меня держать продолжая. – Больше не буду искушать ни тебя, ни себя.
Вика испарилась капризным облаком, оставив пряный аромат духов. Я остался стоять с торчащим членом и полнейшим недоумением на лице. Это что сейчас было? Меня что, за мальчика-зайчика принимают? Или за долбаеба разводного?
Меня же тупо на влечении ловят, давят на мужской инстинкт охотника, знают, что привык получать желаемое.
Акция сто процентов спланированная до секунды и рассчитана точно под меня. Гребаное: возбудим, но не дадим. Точнее, дадим, но не на моих условиях. Если сегодня домой не вернусь, то блеф Кати относительно развода, может стать реальностью. С Викой решать, конечно, нужно. Нельзя так дальше продолжать.
Перетерпеть и забыть! А если палки в колеса относительно стройки вставлять с новой силой начнет? Может, в жопу этот комплекс, столько мороки с ним? Позволил себе минутную слабость, потому что знал, что не выйдет. Людей много зависит от строительства. На кону мой бизнес и репутация, этим рисковать не стоит.
Нужно жестко отделить работу и личное. А если Вика дурить начнет – отца и его связи подтяну. Не люблю этого, привык сам вопросы решать, но с чиновниками иногда только так и работает: на силу еще большая сила давить начинает.
Я принял решение, но ключ от люкса в «Four Seasons» не выкинул. Крутил-вертел остаток дня в руках, затем в карман спрятал. Он бедро жег, совращал, но я, вопреки соблазну, дочку с тренировки забрал и домой поехал. Думал грозный шторм мимо прошел. Наивный.
Катя
Пока дочь была в школе, я собрала чемоданы: наши и его. Все от Вадима зависеть будет: либо он уйдет, либо мы уедем, либо… Я не знала точно, что это за «либо», но в душе надеялась, что все еще можно исправить. Да, измена – это предательство. Измена – это сложно только поначалу, потом по накатанной пойдет. Трудно принципы в первый раз нарушать, затем границы дозволенного неумолимо стираются, и заканчивается все банальным – это просто секс, не истери. Но я не могла взять и вырвать с корнем десять лет жизни! Я любила мужа! До сих пор любила. Даже сейчас, когда отчаянно сомневалась в его чувствах ко мне.
– Ника, иди кушать, все на столе, – улыбнулась дочери и испытывающе на Вадима посмотрела. Он за день позвонил один раз – сказал, что Нику сам с тренировки заберет. Чемоданы заметил и плотнее сжал челюсти, даже желваки на лице заиграли. Когда мы остались вдвоем, поднял на меня взбешенный взгляд, но спросил убийственно ледяным тоном:
– Ты совсем с ума сошла? Какого хрена, Катя?
