Хотя, если б в кабинете у Злючки было зеркало, то, вполне возможно, что и увидел бы.
Очень надеюсь, что нет.
Очень надеюсь, что я сумел сдержать лицо.
Но, конечно, нажрался я тогда в сопли.
Вызвонил Бойца, чтоб не так тоскливо.
Боец, правда, меня не сильно поддержал, у Аленки резались зубки, и его Татка названивала каждые полчаса. Не удалось нормально расслабиться, короче говоря.
А она, баба сумасшедшая, мне еще и на следующий день звонила, и материлась, чтоб я ее мужика не смел больше отвлекать от семьи и детей.
У меня было похмелье, а потому я ее послал.
Короче, когда потом позвонил Боец, мы наговорили друг другу лишнего по телефону.
Вся беда от баб!
Злючка вывела, довела до такого состояния, а Татка подхватила. И чуть было нас, друзей самых лучших, не рассорила!
И вот теперь, вспоминая это все, я словно заново переживаю то неприятное время. И печальный опыт.
И еще больше завожусь.
Я тут, понимаешь ли, и так пострадал от нее, а Злючка еще и дополнительно доводит!
Мелкая коза!
И, главное, опасности не чувствует!
Любой мужик бы на ее месте уже давно заткнулся и постарался ноги сделать, а она только сильнее глазками сверкает, да губки облизывает!
Ну что это, если не провокация?
– Да я же не виноват, что ты на меня так пялилась, что мозг не включила!
– Яаа?
Ух, а разве можно еще больше глаза сделать? Оказывается, легко! Для этого надо, как следует выбесить Злючку!
– А то! Пялилась на мой охренительный пресс, все слова растеряла!
– Ах вы!!! Ах ты!!!
А вот этого уже не надо!
По морде я получать не люблю.
Тонкая ручка перехватывается легко, а, учитывая, что я ее так и не отпустил, то получается, будто Злючка полностью в моих руках.
И это приятно.
– Молодые люди! Здесь вам не дом свиданий!
Строгий голос пролетающей мимо медсестры заставляет нас замереть, а потом Злючка, покраснев, как вареный рак, начинает вырываться, в этот раз молча. Наверно, слова растерялись от злости.
Я тоже не сказать, что удовлетворен разговором, а потому отпускать не тороплюсь.
Хотя, уже понятно, что она не согласится ни на кофе, ни на дальнейшее продолжение беседы в каком-нибудь более спокойном месте, где не так воняет медикаментами.
А жаль.
Хорошая такая.
И, наверно, в постели огонь.
Такие бабы, вспыльчивые и живые, обычно очень отзывчивые в сексе.
Хочется попробовать.
Но не силой же ее тащить в уголок?
Нет, в принципе, я бы мог, потому что есть у меня в отношении Злючки полная уверенность, что не хватает ей вот этого. Немного силы.
Чуть-чуть совсем.
Прижать, поцеловать, дать понять, насколько будет ей со мной кайфово…
Сто процентов сдастся. Опыт не пропьешь, я такие вещи шкурой ощущаю.
Но сейчас не время и не место.
А когда оно еще будет, время или место, непонятно.
Ну не бегать же мне за ней, в самом деле? Я – не гребанный Ромео, она – не невинная Джульетта. И любви до гроба у нас не предвидится. Да и нахер ее. Без нее жил и дальше собираюсь.
Я смотрю в злые глаза хрупкой, красивой женщины, что так удачно сейчас оказалась в моих руках, и вырывается-то еще так вкусно. Прямо приглашает усилить напор. Взять. Любить. На руках носить. До постели.
Но не время. И не место. И нет желания увязать в этом всем…
Значит, надо отпускать.
А жаль…
Глава 4
– Валька, ты – не мать. Ты, бля, кукушка какая-то!
Я швыряю телефон на стол, не забыв перед этим включить на громкую, и продолжаю заниматься привычными утренними делами, то есть варить кофе и курить в окно.
Вальку слушаю мало, наслушался уже за все тридцать лет, что знаю ее.
– Ах ты, неблагодарный ты червяк, – предсказуемо разоряется трубка, я морщусь.
Сейчас про подтирание жопы начнется…
– Да я тебе, придурку, до пяти лет жопу обосранную вытирала!
Ну вот, как знал… Ничего нового.
– И сейчас не могу хоть немного помощи попросить?
Голос сестры срывается на ультразвук, и я успеваю вклиниться в паузу, пока она воздуха набирает:
– Да я тебя содержу, овца ты бессовестная!
– Сам ты бессовестный! И вообще, знала бы, что ты меня этими копейками попрекнешь…
– Копейки? – тут я уже тоже завожусь, потому что нехер! Тридцатка в месяц – копейки для нее! – Да тебе ни один твой придурок столько не давал! Не зарывайся!
В трубке слышится вздох, а потом тонкий вой. Я морщусь. Это тоже предсказуемо.
Как и то, что я в любом случае соглашусь. Валька, зараза, вариантов не оставляет.
Ну не в детдом же мне племяшку сдавать? Ленка не виновата, что ее мать – овца.
– Колясик…
Терпеть не могу, когда она меня зовет так.
– Колясь… Ну я ее заберу. Вот честно. Просто Генрих… Он не в курсе еще. Я в анкете не указывала ребенка. Да мне и по возрасту ее не положено…
– Это сколько ты себе скостила-то? – интересуюсь удивленно. Не, Валька – очень даже ничего выглядит. В полутьме если, незнакомый трезвый мужик уверенно тридцатку даст, а пьяный – так и двадцать пять. Но не до такой же степени ее Генрих отмороженный. Хотя, может, и до такой.
Пригласил же ее к себе, по визе невесты. И до этого кольцо прислал. Я проверял, натуральные брюлики. И бабла кидал тоже.
Дурак, чего с него, с немца, взять…
– Ну… На сколько выгляжу, столько и написала… – кокетничает Валька.
– Сорок пять, что ли?
– Хам ты, братик!
– Да куда мне до тебя!
Сестра сопит какое-то время, видно перебарывает в себе природную сучность. Ох, не завидую я неведомому Генриху… Имя-то прям королевское. Интересно, у него в роду еще Генрихи есть? Было бы прикольно. Да ему и так прикольно будет.
Такое приключение его ждет. Валька моя, сокровище российского производства. Даже, советского еще. Повеселится она там, чувствую, развернется… А то родина тесновата стала, похоже. В бедрах.
– Колясь… Ну она же, как мышка… Ты и не заметишь ее вообще…
– Ага… Тринадцать лет! Нихера себе, мышка!
– Коль! Ну ты ж ее знаешь!
Тут мне возразить нечего. Знаю. И люблю. Ленка, племяшка моя единственная, пожалуй, одна из немногих причин, почему я до сих пор терплю ее дуру-мать.
Ну, и еще то, что Валька, реально, меня вырастила практически.
Никуда от этой дуры не денешься. Единственная родня. Хоть непутевая и глуповатая, но сестренка. Старшая.
Замуж собралась. Нашла какого-то дурака по переписке, надо же…
Полгода переписывалась, столько же язык учила, чтоб по скайпу с ним свободно болтать. И доболталась до свадьбы. А вот про дочку тринадцатилетнюю не проболталась. Партизанка, бля.
И теперь надо ехать, товар лицом показывать, навыки, долго тренируемые, практиковать, а длинноногий сюрпрайз девать и некуда.
Кроме как мне подкинуть.
А то ж мне скучно жить.
Я вздыхаю, понимая прекрасно, что ругаюсь больше по инерции.
Никуда не денусь, само собой. Заберу малявку. Тем более, что она – не младенец беспомощный, и, может, даже и в быту пригодится. По крайней мере, когда у меня ночевать остается, такие блинчики варганит, ни одна моя баба так не умеет.
Конечно, все равно напряг определенный. Бабу домой не приведешь. Не расслабишься. Ну, я и раньше не особо таскал. Все равно, на своей территории хочется покоя.
Одно хорошо, Ленка – и в самом деле беспроблемная. Тихая, спокойная такая. Мышка-норушка.
Не в мать пошла, определенно. Может, в папашу?
Но здесь нихрена не узнаешь уже. Не сравнишь. Свалил ее папашка в закат, едва Валька ему про будущую радость отцовства поведала.
Я в свое время долго эту тварь искал, да так и не нашел. А Валька, сучка гулящая, не помогала вообще, тоже молчала. Единственный раз, когда я бы ее бред послушал с удовольствием.
Так нет, не прокололась, кто папаша. Не удалось ему глаз на жопу натянуть за совращение сестренки моей бедовой.
Хотя, она никогда скромностью не отличалась, потому там еще вопрос серьезный, кто кого совратил…
Так что, ждет Германию и Генриха не-знаю-какого-по-счету большой-пребольшой сюрприз.
Ну да хрен с ним. Сам виноват. Нехер на славянок западать.
