***
– Мы подойдем к ним как можно ближе.
Сказавший это был мне знаком.
Мы стояли на палубе корабля, куда парой минут ранее опустился наш вертолет, и смотрели на обманчиво спокойное море. Выкатившееся из-за туч солнце было красноватым – предвестник непогоды и ветра. В последнее время море вообще редко было мирным.
Глядя на воду, я вспомнил о найденной на берегу девчонке. Берег постоянно прочесывали, но больше новостей не приходило, и это было, в сущности, хорошей новостью. Ночью волны накатывали на берег так яростно, что выжить среди них было сродни тому, что родиться заново, да еще и с выигравшим джекпот лотерейным билетом в зубах.
– Моя команда в вашем распоряжении. – Отведя взгляд от воды, хозяин корабля посмотрел на нас.
Лицо его покрывала густая борода, во взгляде читалась твердость и уверенность. Деньгам, положению в обществе он предпочел море и обдувающий лицо северный ветер. Именно про этого морского бродягу я говорил Еве на маяке.
– Не буду говорить, как я тебе признателен, Марат, – ответил ему Акулевский.
Задувающий в открытом море ветер хлопнул полой его пиджака, на мгновение обнажив кобуру с пушкой, подобную той, что была при мне. Для вылазки в море одет Борис был не самым подходящим образом, но его это не волновало, как не волновало никого из нас.
– Скорее всего, их не удастся перехватить на нашей территории, – предупредил Марат.
– Это не имеет значения. – Акулевский подошел ближе к краю палубы. Вгляделся в даль и кивнул нам.
Присмотревшись, я увидел появившуюся точку. Прищурился, пытаясь разглядеть лучше.
– Береговая охрана, – подтвердил Борис, вновь обернувшись к нам. Невесело усмехнулся. – Нагрянем к нашим «рыбакам» с визитом, которого они не ждут. За последние часы мне удалось кое-что выяснить. – Еще одна невеселая усмешка, направленная уже вглубь себя. – Василиса… Вот уж не думал, что эта девочка настолько отчаянная. Дикий будет рад, когда узнает, что Синичка, которую я пообещал ему, нашлась.
***
Рассекая беспокойные синие волны, катер береговой охраны нес нас к уже хорошо различимому «Берингу». Я стер с лица брызги соленой воды. Именно таким это судно мне и запомнилось: способное вместить порядка пятидесяти человек и приличный улов, оно было абсолютно типичным, построенным по образцу таких же рыболовецких судов, как и его собратья.
Идущий впереди нас катер был уже совсем неподалеку от цели. Я видел, как по палубе «Беринга», дожидаясь его, прошли несколько человек.
– Они хорошо все просчитали, – зло выговорил начальник береговой охраны, находящийся с нами на катере.
– Суки, – процедил Акулевский. – Ничего удивительного, что им удавалось так долго проворачивать свои дела. – Он смерил нашего попутчика взглядом. – Сколько удалось найти среди ваших?
– Троих, – выплюнул тот с тихим гневом. – Но, думаю, замешано больше. Я лично разберусь с каждым. Сядут они надолго.
Губы мои искривила невеселая ухмылка. Как я и предполагал, в принадлежащих нам водах «Беринг» задерживаться не стал. Пересек морскую границу и направился в порт соседнего государства. Судя по всему, партия девушек, находящаяся на его борту, на этот раз была предназначена для отправки в страны Европы. Мразям удалось не только наладить контрабанду, но и прикормить береговую охрану. По крайней мере, ее гнилую составляющую.
Начальник береговой охраны, одетый в плотную брезентовую куртку, выругался. Он был, мягко сказать, недоволен вскрывшимся нарывом, о котором до сегодняшнего дня даже не подозревал.
– Не думай, что это обойдется без моего контроля! – гаркнул Борис сквозь шум ветра, мотора и плеска за кормой.
«Беринг» был уже совсем близко – и его уже остановили.
– Ваше судно пересекло морскую границу и находится на территории чужого государства, – доносился усиленный мегафоном голос. – Оставайтесь на палубе, мы поднимаемся на корабль. Повторяю! Оставайтесь на палубе, мы поднимаемся на корабль.
– Там может начаться пекло! – рявкнул я и добавил уже тише, сквозь зубы: – Ад они себе обеспечили.
Занятые «гостями», подоспевшими первыми, на нас внимание на «Беринге-320» обратили не сразу. Часть людей из береговой охраны уже перешли на рыболовецкое судно. Сутулый, здорово потасканный жизнью моряк что-то говорил с недовольством. Лицо его, обветренное, узкое, было искажено раздражением.
На палубе «Беринга» появилось еще несколько человек. Я пристально всматривался в них, ища мразь, так долго избегавшую расправы. Виконт… Черт подери! О его причастности к нелегальной торговле живым товаром я стал догадываться несколько недель назад. Первые подозрения появились, когда он на несколько дней исчез из Грата – одновременно с тем, как имя моего брата прозвучало при сделке за пределами страны. Имя Рената, который не участвовал в этой сделке!
– Не лезь на рожон, – кинул Акулевский, мельком взглянув на меня, как только мы ступили на выдвинутый трап. – Сам знаешь, что это за твари.
– Знаю, – отрезал я, ускорив шаг.
Теперь нас заметили, и если Акулевского контрабандисты не знали, то мое появление четко дало им понять, что договориться на этот раз не выйдет.
– Где моя жена?! – Я схватил за грудки первого попавшегося на пути.
Сбоку раздался резкий окрик, кто-то из команды судна дернулся прочь, но вслед ему мгновенно раздался приказ остановиться. Тут же раздался выстрел в воздух – и стало ясно: игры закончились.
– Где Ева?! – рявкнул я, толкнув сученыша на металлическую балку борта, и, не дав опомниться, приложил снова. – Говори, тварь, – процедил, нагибая его над поручнем. – Иначе я тебя не просто на корм рыбам отправлю. Я тебя, суку, в колонию пошлю к пожизненно заключенным. А перед этим яйца отстрелю. Как думаешь, порадуются там девочке?! Где она?!
Одетый в дорогой свитер, он был явно не одним из матросов, драящих палубу. Скалясь, он перехватил мою руку. Впился пальцами, пытаясь высвободиться.
– Говори!
– Руки на стену! – прозвучало позади. – Всем встать у рубки! Оружие на палубу!
Поняв, что ублюдок тянется к пушке, я выхватил свой пистолет и ткнул ему под подбородок. Крик залетевшей слишком далеко в море чайки прозвучал как еще одно предупреждение.
Рывком я забрал у крысы ствол и сунул в карман. Вдавил дуло сильнее, рыча, как дикий зверь:
– Где Ева? И не говори, что ты не знаешь, кто это!
– Она… – засипел ублюдок. – Она в каюте с другими. Нижняя палуба.
– Номер каюты!
– Восемь.
Вдавливая ствол в его подбородок, я с трудом удерживался от того, чтобы спустить курок и разнести его башку, как прокисший арбуз. Одна пуля – и ошметки его черепа украсили бы палубу вместе с багрянцем крови. Слишком, черт возьми, легко.
– Восемь! – повторил он, как будто я мог не расслышать. Сглотнул, кадык его прошелся вверх-вниз.
Смердящий страхом, он походил даже не на крысу – на напуганную тупую шавку. Не уличного пса, а шавку, умеющую разве что таскать объедки из мусорных баков.
– Поверь, – убрав ствол, бросил я напоследок, – ты еще пожалеешь о том, что я не пустил в тебя пулю прямо сейчас. – Берите его! – кивнул своим парням и, схватив ублюдка за шкирку, подтолкнул к ним.
Проходя по палубе, я видел, как ребята из береговой охраны защелкивают на запястьях мерзавцев браслеты наручников. В голове шумело, кровь стучала в висках. Ева. Все, что было важно сейчас, – найти ее и убедиться, что это действительно она. Что она тут, что жива, что ей больше ничего не грозит. Сильнее желания стереть в порошок всех причастных к ее похищению и разведенной в Грате грязи было только одно: прижать ее к себе и, прикрыв глаза, наполнить легкие запахом ванили. Почувствовать ее дыхание и позволить себе понять – это реальность, а не игры больного воображения. Она реальна, ее жизнь в моих руках реальна.
– Найдите Виконта! – гаркнул я старшему. – Его и его свору.
По лестнице я спустился, почти не касаясь ступенек. Снаружи раздались звуки пальбы, голоса. На каком-то из катеров взревела сирена, и вой ее отдался у меня в голове напряжением. Третья, четвертая…
Я дернул ручку нужной каюты. Дверь была заперта.
– Черт! Я стреляю в замок, отойдите в стороны!
Отсчитал пять секунд и пустил несколько пуль.
Внутри каюты царил полумрак.
– Где Ева? – резко спросил, наткнувшись на испуганные взгляды нескольких девушек, жавшихся к стенам. – Брюнетка, которую привели перед выходом в море?!
Все в комнате было пропитано страхом. Только страх этот был не смердящим – он пробирался под кожу отчаянием.
– Где девушка, которую привели перед выходом в море?! – гаркнул снова, не получив ответа.
Одна из девиц покосилась в сторону. Снова посмотрела на меня. Я быстро глянул в угол и не сразу понял, что вижу. Мое сознание не сразу приняло увиденное.
– Ева! – просипел, ощущая, как внутри все сворачивается в воронку.
Черную ледяную воронку моей собственной преисподней.
Глава 5
Руслан
Я чувствовал дикую усталость. Проведенная без сна ночь, адский предшествующий ей вечер и немногим отличающийся от него сегодняшний день истрепали меня, как шкодливый котенок рулон бумажных полотенец. Глотку драло от черного, приправленного имбирем, мускатным орехом и гвоздикой кофе, пресловутой бодрости от которого я совсем не испытывал. И все-таки, стоя у окна в палате гратской больницы, я продолжал цедить его.
В борьбе света и темени победила, как это зачастую и случается, вторая. Проглотившие беспомощное солнце серые тучи снова клубились над городом, наполняли его сердитыми раскатами грома.
Услышав тихий стон, я воткнул опустевший стаканчик в другой такой же, что стоял рядом на подоконнике, и вернулся к постели.
– Ева, – позвал тихо.
Ответа, само собой, не получил и, погладив узкую бледную кисть пальцами, выдохнул. Выдох получился похожим на глухой рык. Голова была свинцовой, как будто ее тоже набили тяжелые тучи. Сколько еще часов мне предстояло провести без сна, я не имел понятия. Мог бы устроиться тут же, на стоящем в углу палаты диване, но знал: не усну.
Когда там, на «Беринге 320», в самом углу пропитанной страхом каюты на брошенной прямо на пол подстилке я увидел свою жену… Платье покрыто кровавыми пятнами, волосы разметались вокруг плеч и лица, бледные губы приоткрыты. Лямка платья разорвана, лицо…
– Ева! – Я кинулся к ней и приложил ладонь к груди, попытался найти пульс на шее. Но не мог.
То ли не мог, то ли его просто не было.
Но едва я услышал почти невесомый, перемешанный со стоном выдох Евы, задышал сам. Касался ее прохладной щеки, спутанных волос, отяжелевшего безвольного тела и понимал, что до этого момента болтался между небом и землей.
Помню, как с ее выдохом я прикрыл глаза, как шептал какую-то ересь. Как потом поднял голову и столкнулся с взглядом высокой девушки с чуть раскосыми глазами. Подогнув ноги, она сидела в противоположном углу и смотрела на меня, а по щекам ее текли слезы.
– Прости, Звереныш, – просипел я, поглаживая ладонь Евы. На предплечье уродливым пятном выделялся большой синяк. Сколько всего их теперь на ней, я не имел понятия и, честно говоря, иметь его не хотел.
Слишком много для того, чтобы обойтись без потерь.
Потери… Я мрачно хмыкнул. Курок я все-таки спустил. В тот момент, когда прибывший с нами на катере береговой охраны врач отдавал указания, я заметил одного из подручных Виконта. Должно быть, он остался единственным, кого еще не погрузили для отправки на берег. И в него я, бессильно рыча, разрядил обойму. Прекрасно понимая, что значат бурые пятна на подоле светлого Евиного платья…
Тяжелые шаги в коридоре стихли у самой двери палаты, она отворилась, и я услышал отданный охране приказ Акулевского:
– Ждите снаружи. Да… – Еще секунда промедления. – Я хочу, чтобы у этой палаты постоянно кто-то находился. У этой и у палаты второй девушки.
Он вошел и затворил за собой дверь.
– Паршивый день, – поднявшись, процедил я.
Акулевский одарил меня тяжелым взглядом. Мелкие морщинки в уголках его глаз стали заметнее, как и темные круги под ними. Все случившееся за последние сутки оставило на нем ничуть не меньший отпечаток, чем на мне. На Еву он не смотрел.
– Мне бы следовало вздернуть тебя, Алиев, – выговорил он. Холодно, спокойно, как говорил почти всегда, но от меня не укрылись сдавленные, хриплые нотки в его голосе. – Ты видишь, до чего довела твоя гребаная самоуверенность?! Решил, что ты бог?! Что рядом с тобой ей ничего не грозит, мать твою?!
Я стиснул зубы. Борис подошел к постели и все-таки посмотрел на Еву. Поджал губы. Глаза его стали темными, черты лица более резкими. В палате воцарилось молчание. Я стоял, неотрывно наблюдая за ним, и в очередной раз чувствовал, как выворачивается нутро. Ревность, ожидающая прикосновений Акулевского к Еве, свернулась внутри огненным шипастым клубком. Смешанная с чернотой и горечью, она превратилась в самый настоящий яд, держащий на грани, но не способный при этом прикончить.
Но к Еве Акулевский так и не прикоснулся. Резко обернулся на меня.
– Если ты продолжишь так дальше, сам знаешь, чем это может закончиться. Тебе мало?
Я смотрел на него, отчетливо понимая, что этот сукин сын прав. Ребенка я потерял и, если бы все зашло немного дальше, мог бы потерять и Звереныша. Огненный шар ревности сжался, позволив взять бразды правления черному гневу и горечи.
– Выследить его не удалось? – спросил я вместо ответа.
– Пока нет. – Борис отошел от кровати и посмотрел в окно. Мрачная, танцующая с ветром темнота на улице постепенно сгущалась. – Полагаю, его предупредил кто-то с берега. Придется хорошенько поговорить с правительственной верхушкой наших соседей. Хотят они или нет, им придется дать нам карт-бланш на своей территории. Раз у них развелись гниды, вывести которых сами они не способны, придется нам давить их.
– Власти могут отказаться, – заметил я, прекрасно понимая, что мало кому захочется пускать чужаков на свою территорию. Мало ли что откроется, когда мы начнем копать. Вполне возможно, что рыльце в пушку не только у мелких сошек, но и у рыб покрупнее.
– Не могут, – отрезал Борис так, что мне стало ясно: у него есть весомые аргументы, которые он выдвинет, чтобы добиться своего.
– Ты все еще думаешь, что ореол твоего несуществующего божественного сияния распространяется и на нее? – продолжил Акулевский. – Если так, то ты не просто самоуверенный щенок, Руслан. Ты глупец.
– Гарантировать ее безопасность не смог бы и ты, если бы она была с тобой.
Сразу Борис не ответил. Только гнев во взгляде стал заметнее, как и его напряжение. Мы смотрели друг на друга точно так же, как и минувшим утром, перед тем как я сел в его машину. Прямо, в упор.
– Возможно, – выговорил он после недолгой паузы. – Но она была не со мной, Руслан. Она была с тобой.
И он вышел из палаты, положив перед этим на тумбочку возле постели небольшую, украшенную пышным жемчужно-перламутровым бантом коробочку.
Я не прикоснулся к ней. Вернулся к окну, предварительно поручив принести мне еще один горький кофе, но на этот раз не с пряностями – с коньяком. Чертов сукин сын Акулевский. Чертов сукин сын, будь он проклят, потому что Ева действительно была не с ним. Она была со мной. Со мной, а сейчас она здесь – в этой безликой больничной палате, покрытая синяками и еще не знающая о том, что под ее сердцем больше нет жизни.
