Между широким поясом свободных брюк и в цвет им свободным топом – узкая полоска плоского загорелого живота. Топ ассиметрично съезжает с одного плеча. Шея очень красивая… я целовал уже эту шею…
Тяжело сглатываю. Бестелестный, ты, Черкасов! Напоминаю себе.
В глаза смотри!
– Сама, – скромно.
Круто. Женщины в моей семье никогда не готовили сами. У нас всегда был повар. Ставит чашку передо мной.
– Ничего что я по-простому без сервировки? – смотрит мне в глаза.
Коротко улыбаюсь. Да мне вообще все равно. Рядом со мной побудь…
– Тихон не присоединится?
– Он поел уже.
В голосе сквозит недовольство.
– Пахнет вкусно… – вдыхаю я запах блюда.
В глубокой глиняной чашке с резными боками, белая маслянистая жидкость с оранжевыми разводами и шариками.
– А что это? На икру красную похоже.
– Лосось в сливках с икрой. Мама раньше всегда готовила. Когда гости приезжали. И я теперь для гостей готовлю.
– Ух ты. Ммм… – тут же выдаю я стон удовольствия, пробуя первую ложку.
Злата передаёт мне черный хлеб, зелень… Молча едим, встречаясь взглядами. Она немного расслабляется. Мне так кайфово, словно в эти сливки было намешано пару ложек дури. Точно ведьма…
– Может вина? – словно опомнившись.
– Только тебе. Я за рулём. Спасибо. Лучше чай.
Говорим о каких-то незначительных вещах. Любуюсь тем, как она двигается, говорит, ест, изредка улыбается.
Моя эйфория и расслабленность мгновенно исчезает, когда она начинает убирать со стола. Напряжённо смотрю на то, как касается моей ложки, вилки…
Отвратительное ощущение липкого неконтролируемого страха, смешанного с отвращением к себе. Не сходи с ума, Черкасов. Но ничего не могу поделать, ощущаю себя грязным. И ещё – лжецом, что пришёл в её дом и не ставлю её в известность, не даю ей выбора – не контактировать со мной.
Ещё и замуж уговариваю…
На открытом окне в пепельнице наполовину истлевшая и потушенная сигарета. Рядом пачка. Залипаю на ней взглядом. – Вы вдвоём здесь живете? – Охрана ещё…
– Прямо в доме?
– Нет, во флигеле у ворот.
– Ты куришь? – ревность глушит короткой вспышкой.
Я уверен, что она не курит! Да и сигареты крепкие, мужские. Оборачивается, ловят взглядом пепельницу.
– Это деда пачка, – вздыхает она.
Иван Михайлович из больницы не отлучался.
– Кто приобщился? – дёргаю бровью.
– Тиша… – расстроенно. – Совсем слушаться перестал.
Оо… Отпускает немного.
– Возраст такой, – пожимаю плечами. – Не переживай. В тринадцать все бунтуют.
Складывает с посудомойку приборы.
– Хочешь, я поговорю с ним насчёт сигарет.
– Наверное, пока не стоит. Ему и так сложно принять наше ближайшее будущее. А если Вы ещё начнёте его воспитывать…
– А тебе? Сложно?
– И мне.
Так. А вот сейчас время договариваться, Черкасов.
– А если для тебя ничего не изменится после брака? Так будет проще принять?
– Как это? – разворачивается.
– Допустим, мы распишемся, и поставим наши супружеские обязанности на паузу, позволив себе просто пожить рядом как друзья, узнать друг друга. Несколько месяцев… – осторожно добавляю я.
– Фиктивный брак, имеете в виду?! Нет, Демид, извините. Тогда, у нас с Тишей не будет гарантии…
Снова закрывается, складывая крест-накрест руки.
– Дед всё написал в брачном договоре. Он не будет изменён. Мне нужен нормальный брак и заинтересованный во мне муж.
– Нет, не фиктивный! Мне показалось, я понятно выразился: дать нам время на естественное развитие отношений, без этой спешки с наследником. Несколько месяцев… может, полгода. До того, как мы станем мужем и женой не только формально.
– Полгода? Не хотите детей? – пытливо.
– Хочу!
– У Вас женщина есть, поэтому?… – хмурится. – Зачем же тогда Вы мешаете брату?
– Да нет же! Нет у меня женщины.
– Мужчина? – шокированным шёпотом, распахивая огромные глаза.
– Злата!! – рявкаю я.
– Что? В Москве это говорят не редкость. Так Вы прямо скажите, а то я ничего не понимаю.
– Госпожа Ольховская, угомоните свою буйную фантазию, – зверею я.
– Извините, – закусывает губу.
Странно, наверное, такое предложение из уст мужчины выглядит. Вот и ищет причину.
– Откинь свои дурацкие интерпретации и отнесись к моему предложению – как оно есть. Если мы не станем форсировать, тебе будет комфортнее?
Опускает глаза.
– Да. Конечно. А Вам? – вдруг выстреливает в меня снова пытливым взглядом.
– А я потерплю, – в моем голосе проскальзывает много всякого, что я не успел поймать и блокировать.
Закрываю глаза, пряча за веками всё, что я думаю на самом деле по этому поводу.
– Ради меня?… – растерянно.
– Ради нас.
– Ладно… спасибо, наверное, за предложение.
Отворачивается и тоже смотрит в окно.
– Что тебя смущает? – начинаю нервничать я.
– Что смущает?
Неожиданно разворачивается.
– Вы, Демид, и так-то человек холодный… А временами вообще как айсберг… Я еще ничего не сделала, а Вы уже смотрите на меня то ли с презрением, то ли с отвращением.
– Я не холодный, – осаживаюсь я.
С отвращением?… Считала из взгляда? Я же не на тебя, дурочка!
Отрицательно качаю головой. В груди переполняет болью от её слов.
– Ты ошиблась.
– Да? – хмурясь, ноздри нервно вздрагивают. – Обнимите меня тогда.
Я дергаюсь к ней и тут же торможу. Ступор. Давай, Черкасов! Объятия – это не заразно! Но… По моей коже идут мерзкие мурашки, и я растерянно замираю, не решаясь.
Отворачивается. Ну мля…
Встаю позади неё, так близко, что чувствую жар её тела. Ощущаю, как она вся трепещет. Хочется повыть на луну от понимания, что зацелуй я ее сейчас, не оттолкнула бы!
– Но это не значит, что я не хочу, – шепчу ей в затылок. – Очень хочу! Но пусть будет так, ладно?
Настороженно кивает.
– Я могу быть уверенным, что ты определилась?
– Не давите на меня, пожалуйста. У меня и так пара дней всего… Через ткань топа прижимаюсь губами к плечу.
– Ведьма моя карельская… – признаюсь я ей завуалированно в своих чувствах, вспоминая её вопрос. – Не ошибись!
Вздрагивает.
– Я поеду. Поздно. Спасибо за ужин, Золотинка.
– Папа так звал… – не поворачиваясь.
В груди сжимается от открытых слов, вскрывающих её ранимость
– Всё хорошо у тебя будет, слышишь?
У меня – не факт. А у неё – да. Я себе это обещаю. Ухожу, так и не поцеловав. И даже не прикоснувшись к её пальчикам. Ухожу измученным, словно голодным постоял у роскошного шведского стола, но так ничего и не съел. Этот голод мучителен!
– Тихий! – окликаю на улице Тихона.
– Чего? – из темноты.
– Не буянь. Сестра переживает. Людей, которые о тебе переживают надо ценить, понял?
– Ладно… – угрюмо.
Выходит на свет. Моя рука дёргается для рукопожатия, но я себя тут же торможу, зацикливаясь на чувстве брезгливости к себе. И не тяну ему в этот раз руку. Ухожу.
Глава 9
Кто-то должен
– Злата, солнце, бросай всё! Поехали сегодня на стритрейсинг? Я тебя на самых убойных тачках покатаю… Там отличная туса, народ крутой… Почилим… – слышу телефонный разговор брата.
Двери наших кабинетов выходят на один балкон. И у меня дверь приоткрыта. В кабинет несёт сигаретным дымом.
– Почему? – разочарованно.
