Елизавета Шумская "Пособие для начинающей ведьмы"

Ива ушла из родной деревни еще зимой. Может, отправиться в дорогу до весенней распутицы было и не самым мудрым решением, но здесь знахарка руководствовалась принципом «решил – делай», а то потом найдется множество причин задержаться еще на чуть-чуть и еще… и так, пока смерть не заберет тебя, как поется в песне. Однако сейчас Ива оказалась в ловушке собственной теории: дороги стали непроходимыми, еще немного – и передвигаться по ним будет вконец невозможно.

– Охо-хонюшки… – подымаясь, вздохнула знахарка.

– Хорошо ли тебе, девушка? Хорошо ли тебе, красавица?

Ива обернулась. Перед ней стоял здоровенный детина в рубахе наизнанку, в кафтане, правая пола которого была запахнута на левую, без пояса, в огромных лаптях, как-то странно сидящих на его лапах, краснощекий, пышногривый, в плечах раза в три шире, чем она, – ничего себе парень!

– Может, на что и добрый молодец тебе сгодится? – Детина широко улыбнулся.

Ива снова присела на пенек и, покопавшись в сумке, достала краюху хлеба. Разломила ее на две части, одну протянув парню.

– Откушаешь со мной, лесной хозяин? – усмехнулась она.

Леший сел рядом на поваленное бревно, закинул левую ногу на правую, взял протянутый хлеб и проворчал:

– Вот так всегда. В начале весны только знахарки по лесу и шляются.

Девушка захохотала. Лешего, хоть он и не сменил облик, она видела насквозь. К молодым девушкам (хотя, впрочем, и к не очень молодым и не девушкам) лесные хозяева питали, мягко говоря, слабость, что ничуть не мешало знахаркам общаться с ними на взаимовыгодных условиях.

– Не переживай. Давай лучше поговорим. Что у вас тут интересного происходит?

– А ты откуда? Из дальних деревень? Ну что тебе казать-то тогда? У нас вблизи городов всегда всякой дряни поболее бывает. Иногда кажется, что как только появляется в округе лишний человечек, так за ним сразу же какая-никакая мерзость вылезет. И вообще, от вас, людей, только гадости и жди какой.

– Но-но, ты говори-говори, да не заговаривайся!

– Ой, да ну тебя, знахарка. Вроде ты не понимаешь, о чем я баю! Взять хоть тех же разбойников! Уселись тут недалеко, у перекрестка. Что ни день, то праздник – грабят кого-нибудь.

– Неужто хозяин здешних земель – княже, али как его туточки кличут, – и не почешется, если каждый день подводы грабят?

Леший почесал за ухом:

– Да нечто каждый. Это я прибаял для красотцы. Да и город-то не так уж и близко. Воно даже постоялый двор недалеко стоит. Для тех, кто засветло не добрался. Но вот сегодня, например, неплохая махаловка на перекрестке была. Только не на тех ребята напали. Там в охране обоза тролли ехали. Уж они-то тех душегубцев так отметелили! На красоту просто! – Леший от переизбытка чувств аж захрюкал.

– Вот те раз! Нашлись герои! Кто ж в здравом уме против троллей лезет?! Неужто груз такой ценный?

– То мне неведомо. Но весело было на это дело посмотреть. – Лесной замолчал, припоминая порадовавшую его душу потасовку. Потом перевел взгляд на Иву: – Кстати, раненых бандитов повезли на постоялый двор. У них давно с его хозяином крепкие «деловые отношения».

– Наверняка и лекарь у них там есть? – задумчиво протянула девушка.

– Не, лекаря как раз нету. После той бучи, что местный баронишка устроил тут лет десять назад, ведьм да лекарей в округе по пальцам сосчитать можно.

– Что за буча такая? – заинтересовалась Ива.

– Неужто не слышала? – обрадовался лесной хозяин. Знахарка развела руками. – Ну тогда слушай. Дело, значит-то, так было. У барона местного, что меж людей туточки главный, что-то там в очередной раз взыграло, и как начал он ведьм жечь. А за ним и вассалы его. Так всех и выжгли. Настоящих ведьм, конечно, это мало коснулось, а вот всяких там знахарок, повитух, магов, лекарей – всех почти извели. А те, кого не сожгли, сами деру дали. Кому ж охота на таком тонком льду сидеть? Даже ведьмы, и те убёгли. Несколько лет так лихорадило, чтоб барону икалось. Только последние три-четыре года спокойно. Но лекари теперь тише воды ниже травы сидят. Крепкой рукой барон их держит. Они боятся и шагу сделать, чихнуть лишний раз, чтобы под подозрение не попасть. Раньше разбойников ведьма из ближнего села лечила, да вот уж пару месяцев, как померла. Ты, случаем, не ведьма?

– Нет еще, – хохотнула Ива.

…Десять лет, мой барон, десять лет…

Десять лет тебя не касались боль, горе, отчаяние, страх, которыми ты так щедро наделил меня. Десять лет. Всему приходит конец. Я скоро отдам тебе этот долг.

Десять лет ты спал спокойно, мой барон. Десять лет я скиталась по курганам, слыша только шелест вереска. Всему есть предел.

Десять лет я пряла свою месть. Не только ты умеешь предавать.

Жди, мой милый, я скоро приду…

Обеденный зал постоялого двора был почти пуст. Заполнится он только к вечеру. И то в лучшем случае. Если хозяин связан с разбойниками и об этом ходят слухи, то вряд ли здесь бывает много посетителей, из заезжих только, может, кто-нибудь пожалует. Хотя вряд ли кто такие связи афиширует – никто сам себе не враг.

Ива степенно прошлась по полутемному залу и уселась за столик у окна. К ней направился невысокий пухлый мужичок в грязном фартуке, жестом останавливая выскочившую было из задней комнаты, очевидно кухни, здоровенную грудастую девицу.

Ива спокойно улыбнулась. Несомненным преимуществом знахарок перед теми же магами и лекарями было своеобразное их положение: они, являясь, бесспорно, уважаемыми людьми (а кто позволит себе роскошь не уважать знахарку, которая неизвестно еще кем окажется – может, и пустышкой, может, и ведьмой), не обязаны были ни перед кем отчитываться. Не было никакой организации, вроде Магического союза или Лекарских цехов, которая контролировала бы их деятельность. С них даже налогов не брали. За что их, кстати говоря, еще больше не любили власть имущие. В некоторых княжествах были даже законы, обязывающие лекарей докладывать о своих пациентах. Магам опять же кое-где запрещалось продавать любовные и другие одурманивающие зелья. Про знахарок разговоры о подобных запретах даже не велись. Более того, доносы с их стороны порицались, а сами они могли лишиться большей части своих клиентов.

– Что изволите? – довольно вежливо задал вопрос корчмарь, явно стараясь разобраться, какая птица пожаловала.

– Знаете, – Ива выдала свою лучшую ухмылку, – уже несколько дней иду по лесу, и мне до пьяного дракона надоело питаться обугленным с одной стороны и сырым с другой мясом. Что поделать? – Девушка, подкупающе улыбаясь, развела руками. – Я только зелья готовить мастерица, а в кулинарии полная бездарность. – Столь явная ложь была нужна только для того, чтоб тонко намекнуть хозяину о профессиональной принадлежности посетительницы. – Есть у вас что-нибудь такое, что могло бы потешить мой страдающий от такой несправедливости желудок?

– Конечно, конечно, – радостно закивал мужичок. Судя по всему, слова нашли благодарные уши. – Щас все сделаем в лучшем виде. Не извольте беспокоиться.

Судя по скорости, с которой он сорвался с места, знахарка здесь была позарез нужна. Ива прекрасно понимала, что не выглядит уж слишком платежеспособной, и уж кто-кто, а корчмари разбирались в таких делах не хуже специально обученных провидцев в гномьих банках.

«Что и говорить, жаркое из кролика было выше всяких похвал», – подумала Ива, с чувством выполненного долга отрываясь от… к сожалению, уже пустой тарелки.

– Вам понравилось?

Перед знахаркой стояла давешняя здоровенная девица. Ива согласилась с тем, что еда была великолепна, что дороги ужасно размыло, а весна в этом году запаздывает, что она действительно знахарка, самая притом настоящая. На вопрос о любовных зельях покачала головой: мол, нет, нету. Но по секрету призналась, что за соответствующее вознаграждение может буквально за полчаса таковое сварить.

– Тебе для чего нужно? – спросила Ива, но, видя весьма ошарашенную физиономию подавальщицы, поспешила перефразировать: – Надолго? На пару часов или на несколько месяцев? Чтобы его к тебе намертво приклеило, или чтобы он просто обратил на тебя внимание?

После долгого и эмоционального обсуждения и одного высунутого из кухни кулака девушка задала вопрос, по поводу которого ее, собственно, и направили к знахарке:

– А раны ты лечишь?

– Смотря какие. Есть такие, что никто не вылечит, но кое-что я могу. Труднее, конечно, если там яд, к примеру, был.

Потом Иву очень вежливо попросил сам хозяин взглянуть на двух «путешественников, попавших под мечи разбойников».

В комнате, куда провели знахарку, лежали двое мужчин. Если разбойники нарвались на троллей, то раненых должно было оказаться намного больше. Если только… Ну что ж, профессия разбойников недаром считалась одной из самых опасных.

Ива осторожно осмотрела больных. Да, зря надеялась легко подзаработать. Знахарка вышла за дверь и честно высказала трактирщику свое мнение.

– Вы сможете их спасти?

– Спасти – спасу. Если в цене сойдемся. Я возьму дорого, во-первых, потому что это будет тяжело, во-вторых, травы, которые мне понадобятся безумно дорогие. И еще одно: вы уверены, что хотите потратить деньги на именно этих воинов? Я не могу обещать, что даже когда они оправятся, они смогут стоять в строю, если вы понимаете, о чем я.

– Уверен, девушка.

Она обернулась на голос. Мужчина стоял у лестницы, которая, как Ива помнила, безумно скрипела под ней и корчмарем. От мужчины веяло силой и жестокостью. Даже просто смотреть ему в глаза казалось опасным.

– Вы точно уверены? Они вряд ли смогут хорошо махать мечами и…

– Один из них – мой брат, другой – друг. Говорите свою цену и приступайте.

Ива назвала.

– А не боится одинокая беззащитная девушка ходить по столь опасным местам с такими деньгами? – спросил мужчина, отсчитывая монетки из кожаного кошелька.

– Я – единственная согласная на эту работу знахарка на многие мили вокруг, а у вас такая работа, что вряд ли вам захочется портить отношения с хорошей знахаркой.

– Вторую половину – после лечения. – Мужчина передал ей горсть монет. – Что тебе еще нужно?

Ива быстро перечислила необходимое – ничего особенного, только то, что есть на любой приличной кухне.

Тоненькая струйка магии полилась из пальцев, как только зелье забурлило в котле. «Да, Ива, – подумала она, – все-таки ты до самой последней косточки знахарка. У нормальных магов сила откликается или на мысленный приказ, или на опасность, или, на худой конец, на присутствие любимого человека. А у тебя? Сказать кому стыдно – на булькающую в кастрюле гадость».

Она наклонилась над раненым и начала менять перевязку, стараясь сделать это как можно быстрее, коль уж не получается безболезненно. Мужчина резко и широко открыл глаза.

– Ну здравствуй, Смерть! – четко, хоть и хрипло произнес он.

Ива на всякий случай обернулась. Никаких подозрительных старушек с косами в поле зрения не наблюдалось. Пока Ива размышляла, стоит ли ей обижаться, а также о возможной переквалификации, раненый снова спешно отбыл в блаженный мир забытья.

Вскоре лечение пошло на лад, и девушка смогла переключиться на другого раненого. Тот тоже бредил, поминая какого-то барона, выполнять приказы которого было, по мнению мужчины, так же опасно, как и не выполнять. Сделав все, что могла, Ива спустилась в главный зал корчмы и подозвала давешнюю девицу, попросив умыться, а заодно поинтересовалась, надобно ли ей по-прежнему любовное зелье. Подзаработав еще и на последнем, Ива еще раз вкусно покушала на халяву и направилась в комнату к раненым, где ей предстояло провести беспокойную ночь. Ну а кто говорил, что лечение будет безболезненным?

Запах обожаемых травок заполнял всю комнатушку. Однако, как Ива их ни любила, выносить тяжелый жар, заполнивший все помещение, скоро стало совсем невозможно. С виду наглухо заколоченное окошко легко поддалось, и девушка смогла, наконец, с облегчением вдохнуть морозный ночной воздух. Поколебавшись, она все-таки уселась на опасно поскрипывающий подоконник, прислонившись спиной к деревянной раме.

Лес плотной стеной обступил постоялый двор, а темное небо над головой казалось водой в глубоком колодце, на черной поверхности которой едва различимо поблескивают отражения звезд.

Ива свесила одну ногу за окно, а другую притянула к себе, согнув в колене. На кухне что-то явно сгорело. Животные в хлеву беспокоились. Старое здание корчмы скрипело всеми своими частями. Постоялый двор явно не нравился старому злому лесу, расставившему часовых вокруг. Девушка чувствовала ощутимую угрозу, исходящую от него.

Знахарка, утром познакомившись и пообщавшись со здешним лешим, очень удивилась: обычно лес и его хозяин мало друг от друга отличаются, а эти были абсолютно разные. Леший был обычным, а вот лес – злым и очень чем-то недовольным. Хотя первый предупреждал ее насчет обилия в этих краях всякой нежити. Неужели этим и вызвано все раздражение?

Ива, покачивая ножкой, стала вслушиваться. И постепенно в ее голове перестали звучать только скрипы половиц, тяжелое дыхание раненых, разнородные голоса животных в хлеву. Медленно, почти незаметно стали различимы песни ночных птиц, ветер в высоких кронах, тихие шаги запоздалого пугливо озирающегося путника, тайными тропами пробирающегося куда-то. Прикрыв глаза и блаженно расслабившись на окне, знахарка вдыхала прохладный воздух, и ночной лес баял ей тихую сказку. Вот шмыгает близ курятника лисица. Вот еще какой-то зверь крадется, сливаясь с тенью. А у дороги затаился упырь. Кого он там надеется дождаться ночью? А вот и разбойнички у костра посиживают, даже главарь здесь. Брр, вот бы с кем больше не встречаться. Вернее, больше не встречаться после того, как он отдаст деньги. А это что? Неужели ключи пробили лед? Нет, только пытаются. Да и то как-то уж больно вяло, – ох, не скоро еще весна придет…

А еще кто-то плакал… Да, кто-то плакал в этом огромном, злом и не проснувшемся от зимы лесу.

Ива чуть из окна не вывалилась, когда распознала звук, первоначально принятый ею за скрип веток. Знахарка, разумеется, слышала его не ушами, а тем особым чувством, какое появляется у всех, кто долго живет у бора и зависит от его прихотей. Усиленное магическими способностями во много раз, оно позволяло Иве будто бы видеть целиком весь лес. А в нем кто-то рыдал. Не так, как потерявшись, заплутав… И не как попавшие в капкан звери. Так стонут только в горе, когда отчаяние и безнадежность заполоняют душу, не оставляя в ней ничего человеческого, превращая любое разумное существо в тупую бессловесную тварь. В этом состоянии можно только качаться из стороны в сторону, обхватив себя руками и поскуливая на луну, и знать, что конца этому не будет. Вот так плакали в этом лесу.

Ива судорожно схватилась за подоконник и быстро перекинула ноги в комнату, боясь, что ощущение придет снова и просто скинет ее своей силой с неустойчивой опоры. В лицо девушки вновь ударил удушающий запах целебных зелий, жар от треножника и чуть ощутимая магия, как и аромат витающая вокруг лекарств. Постепенно знахарка успокоилась и снова повернулась к окну, но плач больше не повторился, хотя еще долго она чувствовала чью-то щемящую боль и тоску. Только под утро Ива сообразила, что это ощущение исходит от ее тезки – молодой ивы.

Ива росла у изголовья чей-то могилы и, свесив до земли свои длинные ветви, рыдала о том, кто лежал у ее корней.

– Ненавижу ведьм! – едва очнувшись, заявил ей один из раненых.

Сообразив, что сказанное относится к ней, Ива в долгу не осталась:

– А я – разбойников!

– Проклятые ведьмы! От вас все зло! На костер всех надо!

– А грабителей – на виселицу!

– Если бы не ведьмы, стал бы я рисковать своей шкурой из-за горсти монет! Давно бы при бароне в телохранителях ходил!

– Заткни свой рот и лежи спокойно! Чем быстрее ты поправишься, тем скорее мы избавим друг друга от взаимно «милого» общества!

– Ведьма!

– Вор!

«Хорошо денек начинается!» – хлопнув дверью, подумала Ива, спускаясь по лестнице на манер бревна, отправленного в полет со второго этажа. За обедом служанка по большому секрету поведала девушке, что любовное зелье предназначается тому самому не любящему ведьм разбойнику.

Настоящая весна так и не наступила за то время, что Ива провела в трактире. Все так же серел снег, а небо ни разу не озарилось солнышком.

Знахарка медленно шла по направлению к Брыклу. Официально город, конечно же, назывался изящнее и величественнее, но подобное имя настолько не соответствовало действительности, что сейчас даже летописцы долго думали, прежде чем воспроизвести его. За его написание не брался никто.

Девушка направлялась на запад, прочь от земель, где жил ее собственный русоволосый народ. Новые земли не поражали своей оригинальностью. Признаться, под снегом они не отличались от тех, что остались за спиной.

Перед мысленным взором девушки все еще стояло лицо главаря разбойников. Отдавая ей вторую часть денег, он спросил:

– Ты правда не стала бы лечить их, коли я не заплатил бы?

– А ты заплатил бы, если бы я по-другому поставила вопрос?

Он подумал, посмеялся и отпустил ее с миром.

От размышлений ее оторвал звук – из тех, что Ива не любила слышать. После недолгой борьбы инстинкт самосохранения был побежден, и знахарка свернула с дороги, углубившись в лес, который днем совсем не стал приветливее.

Картина, что Ива увидела, была поистине достойна кисти известного художника: черноволосая девушка сидела под ивой и плакала так, будто мир рухнул. Однако знахарка не оценила всей красоты и глубины открывшейся ей трагической сцены. Вместо этого она подумала, что ей, похоже, никогда не избавиться от клейма деревенской знахарки, которые, как известно, всегда вынуждены (как и любые другие лекари) выполнять роль плакательных жилеток.

Ива подошла еще чуть поближе и тихонько окликнула:

– Эй! Что с тобой? Могу я чем-то помочь?

Девушка вздрогнула, подняла на травницу кристально чистые синие глаза и рявкнула:

– Что уставилась?! Иди, куда шла! Нашла зрелище!

От неожиданности Ива попятилась, разумеется, тут же зацепилась за корень дерева и звучно приземлилась на пятую точку. Помянув сквозь зубы все известные темные силы, знахарка вскочила и отправилась дальше.

– Прости! Я не должна была на тебя рычать!