– Религия Тедди – ваше дело, а не мое. Моя задача – обеспечить ему комфортную, безопасную и развивающую среду.
Каролина, похоже, испытывает облегчение.
– И главное – это чтобы всем было весело, да? Это правило номер одиннадцать. Так что, если вы решите куда-нибудь выбраться, в музей или в зоопарк, я с радостью все оплачу.
Мы еще некоторое время обсуждаем работу и связанные с ней обязанности, но личных вопросов Каролина мне почти не задает. Я рассказываю ей, что выросла в южной части Филадельфии, на Шанк-стрит, чуть севернее стадионов. Мы жили втроем с мамой и младшей сестрой, и я вечно нянчилась со всеми соседскими детьми. Училась я в школе «Централ хай» и как раз получила полную спортивную стипендию на обучение в Пенсильванском университете, когда моя жизнь полетела под откос. Все прочее, видимо, поведал Каролине Рассел, потому что она не заставляет меня пересказывать все заново.
Вместо этого она говорит просто:
– Может, пойдем найдем Тедди? Посмотрим, как вы друг с другом поладите.
К кухне примыкает кабинет – уютная, неформальная семейная комната, обстановка которой состоит из большого дивана, ящика с игрушками и лохматого ковра. Стены заставлены стеллажами с книгами и увешаны афишами нью-йоркской Метрополитен-оперы в рамках – «Риголетто», «Паяцы» и «Травиата». Каролина поясняет, что это три любимые оперы ее мужа и что до появления Тедди они постоянно ходили на них в Линкольн-центр.
Малыш лежит на ковре с альбомом на пружинках и простым карандашом. При виде меня он вскидывает глаза, и на лице его на мгновение мелькает озорная улыбка, после чего он немедленно возвращается к своему занятию.
– Ну, привет еще раз. Ты рисуешь картинку?
Он преувеличенно пожимает плечами. Все еще стесняется со мной разговаривать.
– Котенок, – вмешивается Каролина. – Мэллори задала тебе вопрос.
Он снова пожимает плечами, потом почти утыкается носом в свой рисунок, как будто пытается скрыться внутри. И тянется за карандашом левой рукой.
– О, я вижу, ты левша! – говорю я ему. – И я тоже!
– Среди мировых лидеров множество левшей, – сообщает Каролина. – Барак Обама, Билл Клинтон, Рональд Рейган – все они левши.
Тедди разворачивается таким образом, чтобы я не могла заглянуть ему через плечо и увидеть, что он рисует.
– Ты напоминаешь мне мою младшую сестру, – говорю я ему. – Когда она была в твоем возрасте, она тоже очень любила рисовать. У нее была огромная пластиковая корзина с восковыми мелками.
Каролина наклоняется и вытаскивает из-под дивана огромную пластиковую корзину с восковыми мелками.
– Такая?
– В точности!
Она весело смеется.
– Знаете, что забавно? Все время, пока мы жили в Барселоне, Тедди даже не прикасался к карандашам. Мы покупали ему фломастеры, пальчиковые краски, акварель – он не выказывал ни малейшего интереса к рисованию. Но стоило нам переехать обратно в Штаты и поселиться в этом доме, как он внезапно превратился в Пабло Пикассо. Теперь он рисует как одержимый.
Каролина поднимает столешницу кофейного столика, и я обнаруживаю, что под ней скрывается что-то вроде ящика для хранения. Она достает оттуда кипу бумаги в дюйм толщиной.
– Мой муж смеется надо мной из-за того, что я храню все подряд, но я просто ничего не могу с собой поделать. Хотите взглянуть?
– Конечно.
Тедди замирает на полу с карандашом в руке. Все его тело каменеет. Я вижу, что он внимательно слушает и ждет моей реакции.
– О, вот этот, самый первый, просто прелесть, – говорю я Каролине. – Это лошадка?
– Да, думаю, да.
– Нет, нет, нет! – восклицает Тедди, вскакивая на ноги и подходя ко мне. – Это козлик, потому что на голове у него рога, видишь? И борода. У лошадок не бывает бороды.
Он облокачивается о мои колени и переворачивает лист, показывая мне следующий рисунок.
– А это плакучая ива у вас перед домом?
– Да, правильно. Если на нее забраться, можно увидеть птичье гнездо.
Я переворачиваю листок за листком, и вскоре Тедди расслабляется в моих объятиях, положив голову мне на грудь. У меня такое чувство, как будто я баюкаю большого щенка. Он теплый и пахнет свежевыстиранной одеждой. Каролина сидит в сторонке, молча наблюдая за нашим общением, и мне кажется, что она довольна.
На картинках нет ничего необычного – разные зверюшки, улыбающиеся человечки, солнышки, какие рисуют все дети. Тедди внимательно наблюдает за моей реакцией на каждую и впитывает мои похвалы как губка.
Последняя картинка, похоже, становится для Каролины неожиданностью.
– Я же собиралась ее убрать, – говорит она, но теперь у нее нет другого выбора, кроме как объясниться. – Это Тедди и его… э-э… особенная подружка.
– Аня, – добавляет Тедди. – Ее зовут Аня.
– Да, Аня. – Каролина подмигивает мне, чтобы я подыграла. – Мы все любим Аню, потому что она играет с Тедди, пока мама с папой на работе.
Я понимаю, что Аня, должно быть, что-то вроде воображаемой приятельницы Тедди, и судорожно пытаюсь придумать, что бы такое сказать.
– Здорово, наверное, иметь такую подружку, как Аня. В особенности когда ты маленький мальчик в новом городе и у тебя пока не было возможности подружиться с другими ребятами.
– Совершенно верно! – Каролина явно рада, что я так быстро вникла в ситуацию. – Все именно так и обстоит.
– А сейчас Аня здесь? Она в комнате вместе с нами?
Тедди обводит кабинет взглядом.
– Нет.
– А где она?
– Я не знаю.
– Но сегодня вечером ты с ней увидишься?
– Я вижусь с ней каждый вечер, – сообщает Тедди. – Она спит у меня под кроваткой, чтобы я мог слышать, как она поет.
Тут в прихожей щелкает замок, и я слышу, как открывается, а потом закрывается входная дверь.
– Эй, а где все? – раздается мужской голос.
– Мы в кабинете! – откликается Каролина и смотрит на Тедди. – Папа пришел!
Тедди спрыгивает с моих коленей и бежит встречать отца, и я возвращаю рисунки Каролине.
– Да, рисунки у него… любопытные.
Она со смехом качает головой.
– Он не одержимый, честное слово. Это просто фаза развития. К тому же у многих детей есть воображаемые друзья. Мои коллеги-педиатры говорят, что это совершенно обычная вещь.
Тон у нее смущенный, и я спешу заверить ее, что это, разумеется, совершенно нормально:
– Это все наверняка из-за переезда. Он выдумал ее, чтобы ему было с кем играть.
– Если бы она еще не выглядела так жутко. Такое на холодильник не повесишь. – Каролина переворачивает рисунок лицом вниз и засовывает в середину стопки. – Но я уверена, Мэллори, что, как только вы начнете здесь работать, он и думать про нее забудет. Ему будет просто не до нее!
Мне нравится, как она это говорит – таким тоном, как будто собеседование окончено, я уже получила эту работу и теперь мы просто обговариваем все детали.
– Уверена, на площадках здесь куча ребятишек, – говорю я ей. – Я позабочусь о том, чтобы Тедди к началу школы успел обзавестись настоящими друзьями.
– Отлично, – подытоживает Каролина. Из коридора доносятся шаги, направляющиеся в нашу сторону, и она наклоняется ко мне. – Я хочу предупредить вас насчет моего мужа. Его настораживает ваша история. Из-за наркотиков. Так что он будет выискивать предлоги, чтобы отказать вам. Но не переживайте.
– И что я должна…
– Да, и зовите его мистер Максвелл. Не Тед. Ему это не понравится.
Не успеваю я спросить, что все это значит, как Каролина отстраняется и входит ее муж, неся на бедре улыбающегося во весь рот Тедди. Тед Максвелл старше, чем я ожидала, лет на десять-пятнадцать старше своей жены, высокий и подтянутый, седой, в очках с темной оправой и с бородой. На нем дизайнерские джинсы, стоптанные «оксфорды» и спортивный пиджак поверх футболки с треугольным вырезом – наряд, который при всей своей мнимой небрежности стоит раз в десять больше, чем может показаться на первый взгляд.
Каролина приветствует мужа поцелуем.
– Милый, это Мэллори.
Я поднимаюсь и пожимаю ему руку.
– Здравствуйте, мистер Максвелл.
– Прошу прощения за задержку. Возникли непредвиденные дела на работе. – Они с женой переглядываются, и в меня закрадывается подозрение, что непредвиденные дела у него на работе возникают слишком уж часто. – Как проходит собеседование?
– Очень хорошо, – отвечает Каролина.
– Очень-очень хорошо! – восклицает Тедди. Вывернувшись из отцовских объятий, он забирается обратно ко мне на колени, как будто я Санта-Клаус и он намеревается перечислить мне все до единого пункты из своего списка рождественских подарков. – Мэллори, а ты любишь играть в прятки?
– Я обожаю играть в прятки! – заверяю я его. – В особенности в больших старых домах с кучей комнат.
– Это же про нас! – Широко распахнув глаза, Тедди обводит кабинет изумленным взглядом. – У нас большой старый дом! С кучей комнат!
Я легонько стискиваю его в объятиях.
– То что надо!
Теду, похоже, такое направление разговора приходится не очень по душе. Он берет сына за руку и осторожно снимает его с моих колен.
– Послушай, приятель, это собеседование. Очень серьезный взрослый разговор. Маме с папой нужно задать Мэллори кое-какие важные вопросы. Так что беги-ка ты пока наверх, ладно? Пойди поиграй в лего или…
– Милый, мы уже все обговорили, – перебивает мужа Каролина. – Я хотела показать Мэллори наш гостевой домик.
– У меня тоже есть вопросы. Дай мне пять минут.
Тед легонько подталкивает сына в сторону двери, потом расстегивает пиджак и усаживается напротив меня. Я обнаруживаю, что он вовсе не такой уж подтянутый, как мне показалось, у него небольшое брюшко, но лишний вес ему даже к лицу. Вид у него холеный.
– Вы не захватили с собой резюме?
Я отрицательно качаю головой.
– Извините.
– Без проблем. У меня где-то должна быть распечатка.
Он расстегивает свой портфель и, достав пухлую картонную папку, принимается рыться в бумагах. Я понимаю, что все это письма и резюме других кандидаток. Их там, наверное, штук пятьдесят.
