– Пожар! – В приемную вбежал щуплый охранник и начал сбивчиво кричать в свою рацию: – Возгорание в щитке на площадке между одиннадцатым и двенадцатым этажом, горит проводка, черный дым распространяется наверх.
– Показывай, что там со щитком! – скомандовал электрик Иваныч, и они с охранником выскочили из приемной.
В этот момент погас свет, так неожиданно и страшно, что все вздрогнули. Люди стояли и смотрели друг на друга не зная, как себя вести.
– Наверное, нужно эвакуироваться, – вдруг сказала рыжая девушка на высоких каблуках, почувствовав, что люди ждут от нее какого-то решения. Она вся мелко дрожала, а в глазах у нее застыла паника. Остальным была не вполне понятна столь резкая реакция секретарши, словно она знала что-то, чего им пока не сообщили.
– Помогите! – не выдержав, закричала она и стала бегать по холлу, будто забыла, где выход.
Люди стояли в нерешительности, словно думая, что бежать первым – это трусость. Пока все принимали решение уходить или остаться, вернулся электрик.
– Все, нет дороги, – сипло кашляя, заявил Иваныч. – Там все в дыму, лифт, естественно, не работает, а лестница нам уже не доступна.
– Что случилось? – требовательно спросил мужчина, вышедший из кабинета. Он был красиво одет, а над его залитой лаком укладкой наверняка с утра потрудились парикмахеры. – И вообще, что вы все здесь делаете? – удивился он, но ответа не последовало. – Секретарь! – грозно крикнул мужчина на истерично рыдавшую девушку, которая пару минут назад робко предлагала всем эвакуироваться. – Я сказал без моего особого распоряжения ее не пускать, – с этими словами он ткнул пальцем в роскошную шатенку, что нервно поглаживала свою красивую шубу, испуганно выпучив глаза. – Ты уволена!
Но огненно-рыжей секретарше было наплевать – паника поглотила ее.
– Где охранник? – перебив мужчину в костюме, спросил у электрика Степан, за что грубиян взглянул на него с возмущением. Он явно был недоволен тем, что его кто-то посмел перебить, тем более, какой-то там доставщик. Но наблюдая черный дым, струящийся из-под двери, Степа испугался за тощего парня с рацией, что ушел туда вместе с Иванычем и до сих пор не вернулся. Скинув со спины огромный рюкзак-термос, Степан выскочил в коридор и тотчас закашлялся: дым был черным и густым, будто горела резина. В детстве он с пацанами иногда по приколу жег покрышки от автомобилей, и дым тогда был именно таким. На полу он разглядел силуэт охранника. Схватив, щуплого паренька за плечи, он рывком подтянул его к себе и, собрав все силы, затащил того в приемную.
– Что там? – спросил тот, кто только что увольнял перепуганную секретаршу.
– Что с парнем? – забеспокоились посетители приемной.
– Я врач, – из толпы вынырнул мужчина небольшого роста, обладатель выразительного черного чуба, что поднимался волной надо лбом, словно предки его хозяина были кубанскими казаками, и он этим очень гордился. Несмотря на лихую внешность, все действия человека были сдержаны и скупы. Было видно, что он знал, что делает, и не растрачивал энергию по мелочам. – Мертв, – сказал он хрипло, осмотрев охранника.
– Вы уверены? – спросил Степан. – Он же там пробыл всего ничего.
– Человеку хватит от трех до пяти минут, чтоб задохнуться угарным газом, – ответил обладатель казацкого чуба.
Словно голоса с того света, на груди охранника заговорила рация, и все как по команде вздрогнули.
– Пожар полностью охватил лестницу до пятнадцатого этажа. Пожарных уже вызвали, но из-за аварии на шоссе пробка. – В рации все шипело и слышно было плохо. – Выехали ребята с другой пожарной части, – это был уже другой голос.
Врач осторожно снял с умершего охранника рацию и, нажав на кнопочку сбоку, сказал:
– Мы на двенадцатом этаже в приемной директора, нас здесь много, есть дети. Спасите нас!
В рации повисло молчание и после долгой паузы какой-то уж очень грустный голос ответил ему:
– Мы постараемся. Держитесь, помощь придёт минут через двадцать. – Возможно, ему только показалось, но Степан услышал, как человек по ту сторону рации очень тяжко вздохнул, и сразу стало страшно.
Вырвав у доктора рацию еще пять минут назад надменный тип с зализанной прической, снова начал кричать, будто псих, словно хотел, чтоб его услышали на первом этаже даже без помощи техники. С него уже сошла вся спесь и остался только страх.
– Немедленно! Я вам приказываю: немедленно выведите меня! Я хозяин здания, Константин Конев! Если вы сейчас же этого не сделаете, то завтра у вас не будет работы!!! – орал он так, что охранник внизу, наверняка, оглох – Там возле вас сидит моя охрана, пусть они сейчас же поднимаются и все решат.
– Сожалею, – после очередной длительной паузы печально ответила рация и, снова горько вздохнув, добавила: – Охрана покинула горящее здание первой.
Вот сейчас стало по-настоящему жутко. Люди принялись в панике бегать по холлу у приемной, заглядывая в большие панорамные окна, словно ища там спасения. Красивая шатенка, в которую еще недавно тыкал пальцем хозяин кабинета, да и как выяснилось и всего здания, интересуясь кто ее сюда пустил, тоже впала в истерику и истошно вопила, требуя немедленно ее спасти, отчего по мнению Степана из принцессы мигом превратилась в базарную бабу.
– Тринадцатый этаж, – вдруг громко сказал невысокий, полный мужчина со смешной прической из крупных кудряшек и словно сам испугался собственного голоса.
– Но ведь тринадцатого этажа в этом здании нет! – возразила девочка лет двенадцати, которая тихо терла покрасневшие глаза, прижавшись к доктору.
– И лестница в огне, – пожал плечами тот.
– Точно! – не обращая ни на кого внимания, воскликнул Константин Конев и рванул обратно в свой кабинет. – Это надо же как действует паника. Там и отдельная вентиляция, и даже огнеупорные стены. Тринадцатому этажу не страшен никакой пожар.
– Это огнеупорный сейф с автономными средствами обеспечения жизнедеятельности! – дополнил кучерявый.
Мужик в дорогом костюме вновь превратился в надменного буржуя и даже попытался закрыть перед остальными дверь в свой кабинет.
– Вы не можете нас здесь оставить! – возмутилась седая женщина, которая до этого стояла молча и смотрела на окружающих, словно выбирала к кому бы примкнуть – к плачущим или орущим. – Если у вас есть вариант спасения, вы должны взять нас с собой.
– Я никому ничего не должен, – ответил ей господин Конев, которому, как сообразил Степан, и предназначалась доставка. Конев впервые улыбнулся, видимо, потому, что его-то беда уж точно миновала. – Вам туда нельзя, это частная территория. Адам, закрывай дверь!
Но кудрявый мужчина, который как раз и вспомнил про тринадцатый этаж, застыл в нерешительности.
– Или мы спасаемся вместе, – сказал доктор твердо, – или вы погибаете с нами за компанию.
– Интересно, кто же помешает мне уйти? – хозяин кабинета откровенно издевался. – Вы или вон та почтенная дама?
– Я, – сказал молчавший до этого мужчина, который пришел с секретаршей. – Чемпион России по самбо вас устроит?
Константин Конев перестал закрывать дверь и молча оглядел предполагаемого чемпиона в пальто и с футляром за спиной, словно прикидывая, сможет он это сделать или нет и, видимо, поверив тому на слово, отпустил ручку двери.
– Значит так, – раздраженно начал давать указания хозяин кабинета, – на этаже все садятся на черный диван и ничего не трогают. Там даже салфетки стоят дороже всех ваших вещей.
Он открыл дверь шкафа-купе и внутри оказалась еще одна. Она была похожа на сейфовую. Степан видел такие двери в кино, когда преступники пытались ограбить какой-нибудь банк. Что-то нажав на дисплее рядом с дверью, так, чтоб люди, стоявшие за ним не увидели комбинацию, господин Конев первым стал подниматься по широкой белой лестнице, словно ведущей в светлое будущее.
– Мы что, оставим его здесь? – вдруг спросила рыженькая секретарша, показывая на охранника, лежащего у двери. После того, как появилась возможность спастись от пожара, она успокоилась и лишь тихо всхлипывала, стараясь отдышаться от истерики.
– Он мертв, – сказал доктор без капли сомнения в голосе. – Ему уже не помочь, и не известно, сколько нам придется там просидеть. Если долго, то лучше не стоит рисковать, ведь там не холодильная камера. Пойдемте, надо спешить – черный дым от проводки уже просачивается в приемную, а он убивает практически мгновенно, вы даже не успеете ничего понять. Поторопитесь.
После таких слов все засуетились и стали подниматься по крутой лестнице. Степа шел последним, так и не расставшись со своим огромным рюкзаком службы доставки, стараясь никого не задеть. Он наблюдал, как неуклюжий электрик все же оттащил мертвого охранника к панорамному окну приемной и, плотно закрыв дверь в коридор, с усилием затолкал под нее свою рабочую куртку. После, запыхавшись, словно бежал кросс, он неуклюжей трусцой направился в сторону входа на спасительный этаж, боясь, что про него забудут.
– Проходи, дружище, – Иваныч дыхнул на него сильнейшим перегаром. – Как тебя зовут?
– Степа, – представился он, и от волнения его голос прозвучал как-то по-детски.
– Ну, привет, Степашка, – вновь улыбнулся электрик и надел очки, которые до этого болтались у него на груди, чтобы рассмотреть парня.
Степану сразу вспомнилась его классная руководительница – у той была такая же привычка носить свои окуляры, правда, вместо грязного шнурка у нее была красивая цепочка.
– Меня можешь звать Иванычем. Ну-ка, помоги мне прикрыть эту дверь! Может, она и вправду нас спасет.
Степа снял рюкзак, примостив на ступени, но окрик сверху остановил их:
– Я велел вам ничего не трогать! Поднимайтесь сейчас же, здесь все делается автоматически. Никакой инициативы, запомните раз и навсегда, иначе я вас отправлю обратно в приемную к дебилу-охраннику! – И тут же скомандовал коренастому мужчине: – Адам, пересчитай их, чтоб никто тут у меня нечаянно не затерялся.
Степан вместе с Иванычем послушались приказа и стали аккуратно подниматься по лестнице. Дверь за их спиной, будто неповоротливый монстр, медленно и плавно захлопнулась, оставив людей в безопасном пространстве. Но молодому человеку почему-то показалось, что захлопнулась ловушка, и от этого стало некомфортно. Он даже расслышал шуршание множества замков в толще этого чудовища, словно оно было голодным и теперь присматриваясь к людям, что забрались в его логово.
Поднявшись на один пролет, Степан понял, что дверь сделала это не сама, а управлялась с большого пульта, похожего декорацию из фантастического фильма. Над ним сейчас колдовал Константин, отдавая при этом команды голосом, что только увеличивало сходство с приборной доской какого-нибудь межгалактического корабля. Степан залюбовался – ему всегда нравились новинки техники. Их огни словно бы давали надежду, что человечество может все.
Степа по-прежнему плелся последним, волоча за собой огромный ярко-желтый рюкзак, пропустив вперед даже Иваныча с его убийственным перегаром. Когда все поднялись уже по второй лестнице, электрик, шедший перед ним, вдруг остановился в проеме без дверей и громко воскликнул:
– Костик, а где же туалет?!
Степану вновь стало стыдно, но уже не за себя и свою громоздкую поклажу, а за Иваныча. После того, как тот уважительно отнесся к погибшему охраннику, молодой человек как бы взял его в команду, ведь все не так страшно, когда ты не один. Иваныч же показался ему простым и добрым, таким, как его семья, таким, как он, в конце концов. И вот теперь его новоиспеченный товарищ позорит его перед остальными.
Но когда Степа поднялся и огляделся, то понял Иваныча: тринадцатый этаж представлял собой обширное пространство, квадратов триста без перегородок и окон. Пространство, где не было ни единой двери, а значит, и места для санузла.
Молодому человеку тут же захотелось в туалет. Нет, до этого он не хотел и, возможно, еще долго бы об этом не вспомнил, но когда тебе говорят, что туалета нет и в ближайшее время не предвидится, то подсознательно сразу же начинаешь искать возможности.
– Едрит мадрит! – от души выругался электрик стоящий рядом. Достав старую фляжку, он смачно глотнул ее содержимое. Степа был уверен, что внутри точно не вода. Ему тут же захотелось присоединиться к мужику и во вздохах, и в выпивке, но врожденная брезгливость не позволила попросить поделиться спиртным, и оттого он лишь тяжело вздохнул. Возможно, даже тяжелее своего новоиспеченного друга.
Глава 6
Живи тихо – не увидишь лиха
Адам сидел и безотрывно смотрел в одну точку, пока остальные гости тринадцатого этажа разбрелись по нему, изучая свое неожиданное убежище. Точку он выбрал на лбу человечка, изображенного на плакате, которым так гордился в последнее время шеф. Это был даже не человек, скорее, какой-то инопланетянин. Посмотрев этот фильм, он ничего толком в нем не увидел, поэтому не понял, почему этот тусклый двуцветный постер такой дорогой, да и, если честно, не хотел знать. Он не признавал Малевича и других авангардистов – Адам был воспитан в Третьяковке и умел ценить красоту.
Его мама работала смотрителем в музее. При словах «смотритель музея» люди обычно представляют себе человека, сидящего весь день на стуле в углу и иногда засыпающего от скуки. Но Адам знал, что это не так. Иногда его маме даже не удавалось ни разу за день присесть, не говоря уже о возможности пообщаться с сыном, забегавшим к ней на работу после школы. Если случалось именно так, то Адам сам пускался гулять по знакомым с детства залам. Обязательно подходил здороваться к Пушкину, жалел княжну Тараканову, стараясь мысленно сбросить с ее кровати крысу, и мечтал хоть раз сходить на охоту, чтобы послушать байки усатого старика, которые он так эмоционально рассказывает своим друзьям на привале. Но особой любовью Адама был Айвазовский и его море. Маленький мальчик грезил им, потому как настоящее море он не видел еще ни разу. Накопить на путешествие к нему у мамы Адама никак не получалось. Хоть она и являлась еврейской женщиной, но, видимо, этот ген бережливости был у нее атрофирован, и экономить она не умела. Они с Адамом тратили всю зарплату за первые три дня, посещая дорогие рестораны и магазины, а после весь месяц сидели на макаронах и гречке. Именно поэтому ни один из этих продуктов Адам не мог терпеть ни в каком виде – они напоминали ему о нищете и одиночестве. Именно в тот период, именуемый мамой «макаронно-гречневые времена» особо остро чувствовалось, то, что им некому помочь на этом свете.
Вдруг в поле его зрения показалась девчонка, она подошла к плакату, на который уставился Адам, и стала трогать его толстую раму. Чем этот плакат мог заинтересовать ребенка, ему было непонятно – то было некрасивое и скучное полотно, на фоне схематичных небоскребов нарисован то ли человек, то ли робот, а вверху название «Metropolis». Хотя, возможно, ее привлекла именно массивная рама с толстым противоударным стеклом.
Адам помогал шефу в покупке этого постера и еле сдерживался, чтобы не поморщиться от сочетания рамы и плаката. Как сказала бы его мама: «Отсутствие вкуса – тоже вкус… Но извращенный». Так вот у Константина Конева был самый что ни на есть извращенный вкус. Когда продавец сказал, что рама с противоударным стеклом, в которой всегда поддерживается нужная температура, чтобы постер был всегда в сохранности, идет в подарок, то Адам фыркнул. Он готов был сказать что-то язвительное, в духе: спасибо, нам такой красоты не надобно – но шеф уже жал руку и благодарил продавца за щедрость.
Намучились они тогда с этой безвкусицей! Ее надо было подключить к электричеству, да не просто воткнуть в розетку, а напрямую запитать провода с задней стороны рамы. Сама по себе рама или, если говорить точнее, вульгарный футляр к плакату был очень большим и тяжелым и без проводов, которые необходимо было вывести отдельно. К тому же возникла большая проблема в креплении всего сооружения к стене. А зная стоимость этого постера, Адам приказал рабочим намертво прикрепить его по периметру рамы.
– Отойди от плаката, девочка! – закричал Константин, и Адам уже знал, что следующим он услышит свое имя.
Этот «Метрополис», который, к слову, его шеф так и не посмотрел, начинался и заканчивался выражением, которое запомнилось Адаму: «Посредником между головой и руками должно быть сердце». Именно сердца не хватало его начальству – предпринимателю Константину Коневу, на которого он проработал уже десять лет, с остальным же у него все в порядке. Хотя была пара случаев, когда Адам видел шефа в невменяемом состоянии, и вот тогда остатки недобитого еще человечного все же вырывались из пьяного рта.
– Адам, ты чего расселся, сдурел совсем?! Рассади тут всех, покажи, куда им можно, а куда нельзя, и позвони, наконец, на охрану, чтоб они поторапливались! – предсказуемо скомандовало начальство. Адам мог предугадывать поведение Константина в точности до слова.
Хоть этаж и был квадратов триста, но сидеть здесь особо было негде. С одной стороны комнаты, которая, по сути, и была всем этажом, стоял большой круглый стол с десятью стульями, который предназначался для торжественных встреч, но ни разу не использовался по назначению. В другом конце этажа находился обширный квадратный журнальный стол с одинокой вазой посередине, вокруг которого были расставлены монументальные кожаные диваны белого и черного цвета.
– Господа, – сказал Адам, – присаживайтесь на черные диваны, пожалуйста.
– А что, белые мы запачкаем? – засмеялся электрик, явно поддавший на старые дрожжи.
– Можно мы снимем верхнюю одежду? – спросил мужчина, представившийся врачом. – Дочка в пуховике уже спарилась.
– Конечно, – Адам улыбнулся молодому человеку, тот ему почему-то понравился. Была в этом человеке какая-то вызывающая симпатию прямота, что ли. – Только попросите дочку не трогать ничего, шеф этого не любит. На этот этаж даже мне разрешалось входить только трижды и то по делу, а тут столько незнакомых людей сразу… Боюсь, будет скандал.
Доктор кивнул, согласившись, и пошел к дочке, которая, не обращая внимания на вопли шефа, продолжала рассматривать помпезную раму. Адам отметил, что шеф отошел от всех так называемых гостей и уже плеснул себе виски в мини-баре, пытаясь успокоиться. Ну, может, это и к лучшему, сейчас пожарные их вызволят, и все наладится. Не о чем так беспокоиться, до часа икс еще масса времени.
– Адам! – к нему, вытирая размазанную по щекам тушь, подошла Инна. – Я ничего не понимаю! Вчера вечером мне пришло от него сообщение в мессенджере, мол, приходи завтра к девяти в офис, а сейчас он прилюдно кричит, что не звал меня и пускать не велел.
– У него сегодня трудный день, я уверен все прояснится. Сейчас главное, чтоб потушили пожар, и мы как можно быстрее от сюда выбрались. Остальное я обещаю урегулировать, – попытался успокоить ее Адам. Он был влюблен в эту девушку безответно, и даже когда шеф попользовался ею и бросил, Адам не стал и пытаться завоевать сердце красавицы, заведомо зная о неудаче. Он иногда посылал ей цветы и открытки с пожеланиями хорошего дня, а она воспринимала это как дружескую поддержку и так же по-дружески благодарила. Но Адаму хватало и этого, чтобы в его жизни был хоть какой-то смысл.
Этот этаж строился именно на непредвиденный случай – находясь на нем, можно было пережить пожар, потоп и вооруженное ограбление. Здесь было стационарное электричество, отдельный вывод под интернет, отдельные связь и вентиляция. Адам был удивлен, что шеф не вспомнил про него сразу, ведь это было его любимое детище. Возможно, он подзабыл о его назначении, потому что понемногу превращал свой оплот безопасности в галерею дорогих покупок. Коллекцией это назвать было трудно – постеры не были связаны между собой ни тематикой, ни страной-производителем, ни временем, ни авторами кино. Это были два десятка афиш, дорогих и не очень, которые объединяло лишь одно – они все рекламировали фильмы.
– Слышь, мужик, – к Адаму подошел электрик, – а что, здесь действительно нет сортира? Можно тогда мне какую-нибудь емкость? Я, едрит мадрит, на лестнице все сделаю, а потом выкину, как нас освободят.
– Не говорите глупостей, – сморщился Адам и поправил свою шикарную шевелюру. Он всегда так делал, когда злился или нервничал. У него была прическа настоящего еврейского мужчины – огромная шапка черных вьющихся волос. Словно дотошный парикмахер испробовал на нем свою самую крупную плойку, не спросив разрешения хозяина. Адаму не нравилась его прическа, и он даже хотел подстричься под ноль, но мама просила оставить копну, и он соглашался. Сейчас же он носил кудри в память о ней. – Пойдемте, я покажу вам туалет, – сказал он электрику, скрывая раздражение.
– Вот, – он нажал на панель в стене, невидимая дверь открылась и появилась просторная ванная комната. В ней был и душ, и джакузи, не говоря уже об унитазе и раковине со всевозможными аксессуарами.
– Спасибо, мужик! Кстати, я Иваныч, – электрик протянул руку, и Адаму стало стыдно за свое высокомерие.
– Адам, – представился он и, борясь с брезгливостью, пожал потную ладонь пожилого мужчины.
– Слышь, первый человек на Земле, скажи мне, почему у вас все по шкафам находится? И лестница, и туалет. Это, наверное, что-то психологическое, из детства, ну, типа прятаться от отца там, чтоб люлей не получить, – выдал Иваныч и громко захохотал, чем привлек всеобщее внимание. У остальных было другое настроение, им хотелось плакать кричать или, как сейчас делала Инна, некрасиво грызть ногти, но точно не смеяться. Поэтому хохот не только выпадал из общего настроения, но и раздражал присутствующих.
– У меня не было отца, – спокойно ответил Адам. – Проект утверждал Константин Валерьевич, так что все вопросы к нему.
– Ну, у Костяна-то явные проблемы с головой, тут без вопросов, – сказал Иваныч, доверительно наклоняясь к уху Адама, словно доверяя большую тайну. – Тут точно и батя был, и поколачивал он юнца от души.
– А вы электрик или психолог? – сам не понимая, зачем вступил в дискуссию, спросил Адам.
– Вот обидеть человека может каждый, – совершенно по-детски надулся Иваныч. – Я, может, просто родственную душу чувствую, едрит мадрит! Ребенок, которого били родители, он другой, особенный, у него душа рваная. Потому как в детстве, мамка или папка для ребенка – это весь мир, и вот когда этот мир лупит его нещадно, то душа рвется, и ее уже никак не зашьешь. Рубцы остаются, да такие, какие не спрячешь, с ними приходится жить. Ну да заговорился я с тобой. Понял, ты маменькин сыночек, и тебе нас с Костяном не понять, – заключил Иваныч и хлебнул из старенькой фляжки, видимо, что-то очень крепкое, занюхал рукавом и скрылся в белоснежной ванной комнате. Адаму даже показалось, что такая высококлассная комната от такого нетипичного для нее посетителя скукожилась, сделавшись меньше на треть.
«А ведь этот мужик, как ни странно, прав, – подумалось Адаму. Он и правда был маменькин сынок, а шефа неоднократно избивала мать, которая к тридцати годам окончательно съехала крышей и оказалась в психушке. – Странный тип».
Подавив в себе раздражение от нахальства электрика, Адам достал телефон, чтобы позвонить на охрану и узнать о положении дел, как вновь услышал свое имя:
– АДАМ!!! – истерично заорал Константин. Орать шеф любил и практиковал, но это всегда было больше от возмущения, сейчас же в его голосе звучал ужас. Такого страха не было даже полчаса назад, когда он думал, что спасения от пожара нет.
Адаму даже не пришло в голову, что могло бы вызвать у начальства такое отчаянье в голосе. Но, повернувшись на крик, Адам Александрович Жаги понял и разделил ужас и возмущение шефа.
Бесценный плакат «Метрополиса», особая гордость, который Константин приобрел совсем недавно для своей коллекции, стал медленно съезжать внутри рамы, появляясь внизу, но уже не целым, а словно порезанным мелким шредером – устройством для уничтожения важных бумаг. У Адама в кабинете стоял такой, и, он иногда даже медитировал возле него. Когда нападало философское настроение, Адам отправляя бумагу в аппарат наблюдал как из целого документа получается множество мелких длинных полосок, которые уже невозможно собрать воедино. Это заставляло его задуматься о тщетности бытия, о том, как в одно мгновение из целой жизни может получиться просто гора ошметков, которые будет невозможно склеить.
Никогда, как бы ты ни старался.
Глава 7
Всем сестрам по серьгам, всем старцам по ставцам
– Это как у Бэнкси! – закричала девочка, восхищенно глядя на тонкие полоски, свисающие под рамой. Постер съехал вниз не весь, маленькая его часть, сантиметров десять осталась целой и находилась внутри.
