Нина Грай "Во имя себя"

Во имя себя
Нина Грай

“Судьба девицы благородного происхождения подчинена милости Ваятеля, долгу перед родом и женской природой своей,” – так писано в “Наставлении девиц крови благородной о мире и жизни” Асклепия Благоверного. Именно такой Ульяна и представляла свою жизнь. Но получится ли у неё следовать этим принципам, если ход событий заставляет сделать хоть что-то во имя себя?

Нина Грай

Во имя себя

Глава 1

23 изока[1 - Изок – название шестого месяца в Вежской империи.] 7394 от с.м.

г. Белая Вежа

– Доброго дня, господа. Начнём же.

По сенатской зале для больших заседаний гулко прокатился грохот двигаемых стульев. В последовавшей тишине неловко отзвучала пара запоздавших скрипов.

На фоне достойнейшего общества всеобщего дворянского собрания недавно назначенный обер-секретарь тридцати лет от роду мог бы считаться юнцом. Однако положив подрагивающие пальцы на свою трибунку, барон Орешенский голосом был твёрд и на уважаемое собрание смотрел прямо. Сегодня это давалось тяжело. Оно и не удивительно, учитывая Их самоличное присутствие.

– Согласно известному всем порядку, первейше обязаны участники заседания отметиться в соответствующих журналах.

По последнему слову его помощник двинулся вдоль полукруглого стола, мимо сенаторов в парадных бордовых мундирах к месту председателя и с поклоном предоставил Его Величеству соответствующую бумагу. Михаил Иоанович широким размахом вывел именной вензель, передал журнал далее и, с некоторым любопытством, вновь взглянул на обер-секретаря.

Поговаривали, что Его Величество ни разу, до сего дня, своим вниманием заседания Благородного Сената не жаловали.

Зала начала наполняться гулом заскучавшего общества. Как и многие другие, обер-секретарь бросил недовольный взгляд в сторону министерских кресел. Их расположили вторым широким полумесяцем позади полукруглого стола сенаторов. Служивые в зелёных с серебряным шитьём мундирах были приглашены из доверия Государя и важности повода, хотя эта занятная ситуация их вовсе не касалась.

Вновь прокатилась по зале волна звука от двигаемых кресел и стульев. Обер-секретарь вместе со всеми поднял голову к небольшой галерее и тут же склонился в пояс: Их Императорское Величество Дария Петровна с Их Императорскими Высочествами Сергием Михайловичем и Христиною Михайловною также почтили общество своим присутствием.

Должным образом поприветствовав свою жену и детей, оставшихся в креслах наверху, Его Императорское Величество вновь занял место председателя.

Выпрямившись, обер-секретарь не удержался и постарался незаметно отереть ладонь о мундир.

– Позволено переходить к решению тех вопросов, что вынесены на сегодняшнее заседание. Мне доверено зачитать Записку по следующемуся делу баронессы Врековой Ульяны Петровны, урождённой Быстрицкой.

Собрание притихло и насторожилось.

– Рассматриваемое нынче дело было адресовано для тщательного и всестороннего изучения в Сенате высочайшим повелением Его Императорского Величества Михаила II Иоановича. – Император благосклонно кивнул, подтверждая озвученное. – Суть же вопроса такова…

И обер-секретарь зачитал недолгую, но чёткую и со вкусом составленную бумагу, из которой следовали непривычные для уважаемого общества обстоятельства. Пятнадцатого лютого,[2 - Лютый – название второго месяца в Вежской империи.] уж четыре месяца до сего дня прошло, баронессой Врековой была направлена нижайшая просьба к Его Императорскому Величеству. Одного этого факта оказалось довольно, чтобы многие уважаемые главы родов с укором поджали губы, а некоторые даже покачали головой: «Самостоятельно обращаться? Неужто ни одного доверенного мужчины в округе не осталось?»

Баронесса Ульяна Врекова просила для всех кровных дворян права расторжения брачного союза! Только если имеется опасность для их жизни или иных особых случаях, и всё же. Помня о невозможности для суженых друг другу совершенной независимости, предлагала заключение договорённости меж бывшими супругами о необходимой частоте встреч. Откровенно говоря, звучало это как совершеннейший разврат. Кроме того, баронесса просила дать возможность девицам учиться владению даром наравне с юношами. А также взять под патронат короны исследования её мужа в связи с чрезвычайной их важностью для кровного дворянства. Последнее, в свете подробностей всем известного дела, удивляло более всего.

– Если ни у кого нет вопросов по существу направленной баронессой Ульяной Врековой просьбы, предлагаю уважаемым председателям комиссий перейти к прениям.

Поднявшийся шум прениями можно было назвать лишь по недоразумению. Однако во мнениях все были довольно единодушны.

– Да в конце концов, уважаемое собрание! – статный мужчина в зелёном мундире с двумя рядами медалей и в красной орденской ленте, до этого момента сдерживавший свой командный голос, зычно заговорил на всю залу. – Произошедшее воистину ужасно, но это лишь единичный случай! Предлагаемое же баронессой приведёт к развращению нашего общества и Ваятель знает каким ещё последствиям!

Это был Его Высокопревосходительство министр народного просвещения Баранович Иов Константинович.

Многие кровные дворяне не сдержали ироничных улыбок. Служивым ли осуждать? Когда титулов не имели, жили как простые с разводами и прочим. А как дедушка нынешнего императора им дворянство учредил, так сразу простые порядки отринули. Никаких сил ведовских у них нет, суженых тоже, а и в этом кровным подражать пытаются. Даже отцы церкви, сидевшие в своих белых хламидах чуть позади императора, недовольство своё обозначили гораздо умереннее.

– Во время прений, как мне помнится, просителю дозволяется свою просьбу защищать.

Негромкий, но уверенный голос Его Императорского Величества с лёгкостью перекрыл все остальные. Обер-секретарь невольно глянул на императорскую корону. Говорят, каждый камень в ней артефактный, и точного количества их не знает никто. Но усиление голоса среди наложенных заклятий точно имеется.

– Полагаю, будет справедливо, если мы пригласим сюда Её Благородие, присутствующую в этой зале.

Среди рядов кресел кровного дворянства поднялась молоденькая девушка лет восемнадцати и ровным уверенным шагом двинулась к трибуне. Придворное платье чёрного бархата по белому атласу, для девицы совершенно неподходящее, на изящной фигурке смотрелось весьма уместно и ни разу не эпатажно. Личико её с совершенно пропорциональными и аккуратными чертами казалось почти детским, особливо в обрамлении пшеничных кудрей. Несмотря на всеобщее внимание, держалась она совершенно свободно. Переливалось золотое в тон шитью на лифе кружево дворянского венчика. Хрустальный подвес на бархатной ленте, завязанной вокруг шеи, отсвечивал голубым. То вызвало множество толков в столичном обществе пару месяцев назад, однако нынче никто не смел и слова шепнуть вслед проходящей.

– Ваше Величество. – Девушка склонилась в изящном реверансе.

– Встаньте баронесса. – Император поднялся, вынуждая к тому всех прочих. – Мужчины, сравнимые с вами храбростью, стоят сейчас по обе стороны меня, приветствуя вас не только как женщину, но и как равную им. Найдётся ли в этой зале ещё один стул? Я разрешаю вам, баронесса Ульяна Врекова, сидеть в Нашем присутствии и при разговоре с Нами.

Обер-секретарь спохватился и махнул помощнику. Стул пришлось отдать свой, чтобы не заставлять Его Величество ждать. Поставили его чуть сбоку от трибуны, дабы та не закрывала говорящую от монаршего взора.

– Это большая честь, Ваше Императорское Величество, благодарю Вас.

Баронесса ещё раз исполнила реверанс и села на самый краешек предложенного стула. Вслед за ней занял своё место император, а затем и все остальные.

– Прошу, баронесса. Объясните нам те причины, что заставили вас обратиться к Нам со столь необычной просьбой.

– Как прикажете, Ваше Императорское Величество. Однако на то потребуется много времени, ведь эти причины происходят из подробностей случившегося со мной.

Девушка не была излишне бледна, не трепетала ресницами и не сжимала пальцев. В безупречной осанке читалось лишь спокойствие, и обер-секретарь в который раз удивился её самообладанию.

– Говорите свободно, Ульяна Петровна. Полагаю, никто более не планировал на сегодня никаких важных дел.

– Как пожелаете, Ваше Императорское Величество.

Баронесса Врекова задумалась и видно лишь поэтому, не удержавшись, поддёрнула белые кружевные митенки, похоже, причинявшие ей беспокойство, но сразу же вновь сложила руки на коленях.

– Если Ваше Императорское Величество не будут против, я начну свой рассказ с того события, которое каждым кровным дворянином считается за счастье.

Глава 2

8 цветня[3 - Цветень – название четвёртого месяца в Вежской империи.] 7393 г. от с.м.

Сужгородский уезд, имение Горлицы

Год назад первые дни цветня в Сужгородской губернии выдались нежаркими. Старая бабка-птичница, помню, ещё с сухого начала причитать, дескать недостаточно усердно молодёжь нынче Ваятелю молится. Где это видано, чтоб в степи в такую пору ещё снег лежал? Вот в её молодость настоящая весна была! А сейчас будто и не на юге живём, а в каком-то Краснополье.

Но перед тем самым днём всё чаще налетал резкими порывами тёплый полуденный ветер и обещал в скором времени весну настоящую. За столом мы собрались почти что всей семьёй: батюшка, матушка, бабушка и моя младшая сестра Софья. Малолетние братья с гувернёром тогда столовались отдельно. Стоит упомянуть, что происхожу я из графского рода Быстрицких. Моя матушка, Её Сиятельство Быстрицкая Марфа Георгиевна приказала накрывать обед на веранде и лично распахнула створки всех окон.

– В такой дивный день и запираться? В четырёх стенах мы и в городском доме сидеть могли, а в имении следует дышать свежим воздухом.

Она вернула за ушко непокорную прядку и взяла хрустальный бокал.

– Да, маменька, таким свежим, что аж дрожь пробирает. А братьям Вы в комнатах остаться разрешили.

Софья зябко передёрнула плечиками.

– Вам ли, барышня, жаловаться. Всю зиму в городе то гулять бегали, а то и просто в саду за домом сидели.

– Только в шёлковые платья не рядились и пелеринкой да платком не пренебрегали, – ответила бабушка, Её Сиятельство Маргарита Николаевна, сидевшая по правую руку от хозяйского места. Глянула коротко и принялась в своей манере исключительно изящно намазывать паштет на хлеб. – И нынче не стоило бы.

В эти дни дедушка вновь был в отъезде по делам его дара и государственной надобности, потому место главы семьи занимал батюшка – Его Сиятельство Быстрицкий Пётр Афанасьевич.

– Сонечка, если тебе холодно, то ещё не поздно пойти к себе и переодеться, – он заговорил с некоторой иронией. – Или всё ж из-за Ульянинового Белого бала так страдаешь? Так приручи свой дар, и тебе не хуже устроим.

В кои то веки София действительно смутилась. И правда вот уж две недели не могла она унять несправедливую зависть, которую теперь можно вспоминать лишь с улыбкой. Оттого и рядилась в платья не по сезону, будто бы подражая тому моему праздничному образу. Сильно позже стало понятно, что это к тому же отвлекало её от других совершенно ненужных мыслей.

У нас никогда не было обид друг на друга, но что скрывать, ей и вправду было чему завидовать. Мой первый бал в роли хозяйки был роскошен. Белое платье по последним модам безо всякого турнюра, но декольте и со шлейфом было украшено узором жёлтых бегущих лисиц по подолу и краям рукавов, да солнцем на груди. Вдобавок, после полонеза Соне предстояло отправиться в детскую залу, а всё самое интересное должно было происходить в бальной и столовой. После бала матушка рассказывала, что Сонечка тайком подсматривала, как я справляюсь с «дониманием». Гости в тот день были безжалостны: цепляли подол юбки, дамы и кавалеры из лучших семей страдали нехваткой манер, будто случаем опрокидывались бокалы, и множество благородных гостей желали узнать моё мнение на самые невозможные темы. Но, хотя было тогда, сказать правду, очень страшно опозорить семью, всё прошло гладко: дар слушался беспрекословно. У Сони же в те дни это не выходило и в самых простых ситуациях. А более всего ей хотелось начать выходить в свет, что, как известно, возможно только после Белого бала.

Возвращаясь к рассказу. За столом я не удержалась от возможности её поддразнить. Старалась откушивать щи с особым изяществом, позволила булацкой шали элегантно соскользнуть с плечика по тонкой шерсти рукава домашнего платья, легко поправила её затянутыми в белые перчатки руками. Была у меня в ту пору привычка и дома носить их не снимая.

Сменили блюда. Звездой второй перемены была стерлядь, но Марфа Георгиевна удостоила её лишь беглым взглядом.

– Дорогой? – Отложив приборы, она с хитрецой стрельнула серыми глазами в сторону батюшки. – Не время ли для главных новостей?

– Всё ты торопишься, Марфуша. – Тот улыбнулся, отчего его длинные светлые усы смешно дёрнулись. – Может надо было кухарку предупредить, чтобы праздничное приготовила? Торжественное, так сказать. Ну раз уж завела ты разговор… Евфимий, а открой-ка нам игристого вина! А детям компота подлей.

Пожилой дворецкий поклонился и вышел отдать указания. Слуги всё сделали споро, и вскоре в особых бокалах у взрослых пузырилось и шипело семирадское вино.

– Вот теперь можно и рассказывать. – Пётр Афанасьевич поднялся со своего места и чуть повернулся к левой части стола. – Ульяна! Сперва ещё раз хочу поздравить тебя с блестящим Белым балом. Я безмерно счастлив и с великой гордостью говорю, что общество приняло тебя благосклонно. Более всего их покорила твоя непринуждённость. Но это не всё! Этим утром мне доставили особое послание от Благословенной нашей Церкви…

Верно, я тогда смотрелась донельзя изумлённой. Он тем временем продолжал.

– В связи с чем имею честь поздравить тебя, дорогая моя дочь, с обретением предназначенного супружника, – говорил торжественно, но всё-таки в голосе его слышалось волнение. – Храмовники завершили свои исследования и отыскали нужного мужчину. Я безмерно рад, что так легко нашёлся тот, кто окажет тебе супружескую помощь, которой благословил нас Господь. Им оказался барон Вреков Стефан Маркович из ветви рода Врековых, проживающей в Сужгороде.

– Поздравляю тебя, дорогая! Это невероятное везение! – Матушка также подняла свой бокал.

– Врековы не самый прославленный и древний род, но всё же имеют некоторое уважение в обществе. – Бабушка улыбалась, но смотрела несколько рассеянно, будто задумавшись о своих же словах.

А я, помнится, удивлённо, словно не понимая сказанных слов, обвела взглядом всех сидящих за столом, чуть задержавшись на Соне, показавшейся бледнее обычного. И вдруг заметила зовущий свист скворца за окном, красный цвет лёгкого вина, что любила матушка. Очередной резкий порыв ветра звонко хлопнул створкой окна, и всё стало пронзительным, звонким, поплыли пряди энергии вокруг. В тот момент я смогла взять себя в руки, удержать ведовские силы, но в своей душе покой потеряла. Так резко и внезапно меня толкнули в истинно взрослую жизнь, о которой было известно многое и одновременно ничего.

Глава 3

10 цветня 7393 г. от с.м.

Сужгородский уезд, имение Горлицы

Визит сватов случился через день. Мне будто бы дали время, чтобы свыкнуться с новым положением дел. Сделать это, сидя в комнате, почему-то не получалось. И я гуляла по Горлицам – старому имению рода Быстрицких. Верно, многим оно показалось бы слишком простым: господский дом в три этажа со скромным парадным входом с одной стороны и шестью высокими стеклянными дверьми с другой. В тёплое время их открывали полностью, тогда граница между столовой и парком при доме стиралась. Напротив почти такой же гостевой дом, чуть в стороне разные службы. Всё из красного кирпича и безо всяких колонн и розеток. Лишь узкие карнизы меж этажами, полукружья верхних частей окон да пара крохотных балкончиков с белыми балюстрадами служили господскому и гостевому домам украшением. В этот «день тишины» Приютино, как всегда, казалось мне уютным и милым, но всё же в нём словно что-то изменилось. Тогда обнаружить эти неуловимые отличия так и не удалось, а после стало не до этого.

На следующий день, ожидая прибытия сватов, я не волновалась совершенно. Всё это казалось предрешённым с того памятного урока, когда уважаемый Серафим Вячеславович рассказал нам с сестрой о супружеской взаимопомощи, о нашей судьбе. Что одарённые, кровные дворяне жить могут, только лишь обмениваясь энергией с сужеными. А матушка позже объяснила, что «обмен энергией» случается при поцелуях и иной супружеской близости. Может, странно такое для юной девицы, но уже тогда я приняла грядущее всей душой. Неинтересны мне были романы, где с божьей помощью юные дворянки сбегали от неугодных суженых. О возможной великой любви также не мечталось, хотя пример батюшки с матушкой видела каждый день. Казалось, что такая божья милость мало возможна. Мне было довольно того, что есть. Ваятель позволил родиться кровной дворянкой, одарённой. И чтобы спасти моё хрупкое тело от мощи ведовской силы, он в нужный час пошлёт единственного на всём белом свете суженого. Так же, как и меня ему во спасение. Тогда думалось, что семья возможна и без любви, было бы уважение.

Но Соня никак не могла в это поверить. Комната в Приютино у нас была общей, потому ждали мы тоже вместе.